Перейти к содержанию

Поиск сообщества

Показаны результаты для тегов 'история'.

  • Поиск по тегам

    Введите теги через запятую.
  • Поиск по автору

Тип контента


Форумы

  • Новости Острова Буяна
    • Правила Острова Буян.
    • Объявления Острова Буян.
    • Остров в соцсетях.
    • Набор в школу и на курсы.
    • Поздравляем!!!!
    • Сайты с которыми дружит Остров Буян.
  • Магия и жизнь
    • Посиделки по пятницам .
    • Вечерние беседы с Агафьей Степановной.
    • Практические посиделки
    • Руны .
    • Таро.
    • Беседы о камнях .
    • Шаманизм в нашей жизни.
    • Магия и история.
    • Край, в котором мы живём.
    • Магическая философия. Хиромантия.
    • Магическая философия. Хиромантия. Время. Авторский блог Светославы.
    • Сонное Царство кота Баюна.
    • Приметы от бабы Нюры.
    • Тема для разговора.
    • Территория Хаоса.
    • Квартет "Шальная Демиургия"
    • Потрошение плюшевого мишки(основы и нутря)
    • Из архива Карла Рюриковича Брехунштейна.
  • Славянское Ведичество.
    • Сказки Старого Волхва.
    • Библиотека Славянского Ведичества.
  • Зачарованный Лес.
    • Братья наши лесные и небесные.
    • Дачное царство Природы.
    • Большой Травник.
    • Заметки Знахаря..
  • Школы Острова Буяна.
    • Школа Славянского Ведичества.
    • Курсы Ягуньи Лесной.
  • Диагностика.
    • Обращение к Практикам.
    • Диагностика магических воздействий.
    • Диагностика состояния здоровья.
  • Шинок "Три болтуна".
    • На Золотом крыльце сидели ...Кто ты будешь такой?
    • Шинок"Три болтуна".
    • Изба-Болтальня.
    • ОчУмелые ручки.
    • В старину деды едали.
    • Творчество.
    • Книжная полка.
    • Фильм.Фильм.Фильм.

Блоги

  • Царство-Шарство

Категории

  • videos_category_1
  • Фильмы
  • Странные документалки

Жанры

  • Славянская
  • Магическая
  • Этническая
  • Этно готик
  • Альтернатива
  • Рок
  • Поп-музыка
  • Фолк
  • Речевые программы
  • Аудиокниги

Категории

Без результатов


Поиск результатов в...

Поиск контента, содержащего...


Дата создания

  • Начало

    Конец


Дата обновления

  • Начало

    Конец


Фильтр по количеству...

Регистрация

  • Начало

    Конец


Группа


About Me

Найдено: 13 результатов

  1. Два Казанских образа". Какую икону представил патриарх Кирилл Патриарх Кирилл рассказал историю обретения чудотворного Казанского образа Патриарх Московский и всея Руси Кирилл во время Божественной литургии в Успенском соборе Московского Кремля. Кадр трансляции МОСКВА, 4 ноя — РИА Новости, Сергей Проскурин. В День народного единства глава РПЦ рассказал об обретении утраченной Казанской иконы Богоматери. Однако дело в том, что этот образ существует в нескольких версиях, поэтому непонятно, речь идет об оригинале или точной копии. О непростой судьбе святыни — в материале РИА Новости. Никогда не покидала Россию "Это событие можно отнести к историческим. Мы видим перед собой подлинник чудотворного образа Казанской Божией Матери, перед которым молились Пожарский и Минин и которая спасла наш народ от иностранной интервенции и неизвестно от каких последствий этой интервенции. Этот образ является нашей национальной святыней", — сказал патриарх Кирилл во время литургии в Успенском соборе Московского Кремля. В ходе богослужения он представил верующим икону Казанской Божией Матери XVI века, которая считалась утраченной более ста лет. По словам главы РПЦ, образ "датирован 1580 годом". "Тот самый чудотворный образ". Патриарх показал оригинал иконы Казанской Божией Матери 1:37 "Образ был обретен раньше, но никогда не был представлен людям и находился в патриаршей келье, потому что многое нужно было выяснить, прежде чем сказать людям, что это тот самый чудотворный образ, перед которым молился князь Пожарский (в 1612 году. — Прим. ред.)", — отметил патриарх Кирилл. Он напомнил, что чудотворная икона хранилась в построенном князем Казанском храме на Красной площади, откуда впоследствии исчезла. По самой распространенной версии, ее украли. Оказалось, как отметил глава РПЦ, икона никуда не исчезла и все эти годы была в России, а обнаружилась в патриаршей резиденции в Переделкино — в месте, где складывались иконы, предназначенные для подарков храмам и монастырям. "Я просматривал иконы и обрел этот образ. Подумал, что это искусно сделанная подделка. Но заинтересовался этим образом. Экспертиза вынесла заключение, что этот образ принадлежит той эпохе, в которую был создан чудотворный образ. И поскольку эта икона является как бы точнейшей копией той созданной иконы, то очевидно, <…> что речь идет о чудотворном образе", — пояснил патриарх Кирилл. Икону Казанской Божией Матери передали собору на Красной площади 12:35 Судьба оригинала По преданию, в 1579 году в Казани вспыхнул сильнейший пожар — выгорела большая часть города. А после местная жительница, девятилетняя Матрона, увидела во сне Деву Марию, велевшую откопать ее икону на одном из пепелищ. В указанном месте на глубине около метра и была найдена икона. Это случилось 21 июля. В церковный календарь дата вошла как день обретения Казанской иконы Божией Матери. На месте обретения впоследствии построили Богородицкий девичий монастырь, первой насельницей которого стала та самая Матрона. От новоявленного образа происходили многочисленные исцеления. О них в 1594 году писал архиепископ Казанский Гермоген — будущий патриарх всея Руси. К слову, он же был свидетелем обретения иконы 15 годами ранее. В сочинении Гермогена "Сказание о Казанской иконе Божией Матери" также говорится, что мастера сделали несколько точных копий образа. Один из них отправили царю Ивану Грозному в Москву. В ополчении Минина и Пожарского, которое освободило столицу от польских интервентов, как раз находилась одна из таких реплик — видимо, это и есть икона, представленная патриархом 4 ноября. "Разрубили или сожгли". Куда пропала самая почитаемая в России святыня 08:00 Из-за обилия списков (точных копий) в какой-то момент возникла путаница: где оригинал, а где реплика. Еще в XIX веке большинство исследователей склонялось к версии, что найденный Матроной образ не покидал города на Волге и хранился в Богородицком монастыре. Вплоть до похищения в 1904 году. В июне того года двое воров-"форточников" Ананий Комов и Варфоломей Стоян украли чудотворный образ из обители. Его так и не нашли. По одной версии, икону уничтожили, по другой — продали. Есть нюансы Правда, еще на рубеже XIX-XX веков возникла версия, что в ополчении Минина и Пожарского в 1612-м находился именно подлинник Казанского образа. Утверждать это трудно: полноценную экспертизу оригинала, который хранился в Казани, так и не провели. © РИА Новости / Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси Перейти в медиабанк Патриарх Московский и всея Руси Кирилл у иконы Казанской Божией Матери в Успенском соборе Московского Кремля А из-за Первой мировой войны и революции не удалось как следует исследовать и московский список, представленный сегодня патриархом. К слову, кроме него, были и другие реплики знаменитой святыни. По преданию, в 1588 году в городе Романове (ныне Тутаев) близ Ярославля местному жителю Герасиму явилась икона Богоматери — точь-в-точь такая же, как Казанская. Еще одна ранняя копия до сих пор хранится в Казанском соборе Санкт-Петербурга. В Северную столицу ее принесли по приказу Петра I в канун Полтавской битвы. Что же касается сегодняшнего заявления главы РПЦ, пока искусствоведы воздерживаются от каких-либо комментариев.
  2. Местные сняли клип по известному историческому событию первой мировой. Когда 926 защитников форта Петропавловск успешно потопили у берегов Камчатки лучший англо-французский флот, а недотопленные останки - радушно и гостеприимно проводили из бухты, дотапливая по дороге... Я вот тут на досуге историю по которой снят этот клип немножко покопал. И обнаружил интересную весчь. Их 926...ура...и всё такое. Но знаете, что на самом деле реально решило исход этой битвы? Не? Тогда расскажу. У англичан, и сейчас америкосы переняли эту дурную привычку, есть один пунктик. Когда всё победоносно шествует - руководитель всего действа высовывается вперёд и на открытое место. Я этим всем руковожу! Вау!!! Вперёд за мной!!!... Ну а то, что с другой стороны это всё выглядит как прекрасная образцовая мишень такой руководитель понимает только тогда, когда в ответку прилетает пуля. Одна. Прицельно и аккуратно в глаз. Да, в данном случае на рейд прямиком с Никольской сопки...от одного малоприметного, но с тех времён известного в узких кругах снайпера слегка корякской наружности, с детства бившего так белку прямо в глаз, шоб шкурку не попортить. И для которого в принципе разница то между белкой и аглицким генералом то в общем-то небольшая. Флот обезглавлен, дальше - дело техники на добивание... Просто вот такая история. А мораль - ну тут уже как бы на собственное понимание...
  3. Гость

    Старая, старая сказка...

    Старая, старая сказка... Этой сказке вы, пожалуй, не поверите. Однако мой дедушка, рассказывая её всегда говорил: не всё в сказке выдумка, есть в ней и правда. А то зачем бы стали люди её рассказывать?! Начиналась же эта сказка так… Ванька, уткнувшись лбом в живот Марьюшке, нарочито громко сопел, шмыгал носом и ковырял пальцем босой ноги утоптанную землю двора. Сестра ласково гладила мальчонку по голове и с укором смотрела на родителей, что сидели в первой из трех, тяжело груженных, телег. − Батюшка, ты же слово дал, что возьмешь его в стольный град. Подрос ведь уже! − добавляя весу сестриным словам, Ванька шмыгнул особенно выразительно и протяжённо, вытянулся в струнку, чтоб казаться выше, и покосился на обоз глазами, полными слёз обиды. Отец бороду русую почесал, да в замешательстве шапку на затылок сдвинул − дочка укоряла по делу − давать слово давал, а сдержать не сдержал! Мать, нынче особенно бледная, тронула его за рукав и обратилась к детям, вызвав на лице мужа выражения явного облегчения. − Сынку, доченька… слово слову рознь! Слаба я нынче, совсем слаба, а в дороге глядишь и того ослабею… дай бог чтоб лекарь заморский помог, − матушка перевела дух и поджала синюшные губы. − Невмочь мне будет, Ванюша, за тобой в стольном граде приглядывать. Да и батюшке с хлопцами недосуг: сторговать надо с выгодой, не продешевить… Суета и хлопоты сборов, волнение за детей и тревога перед дальней доро́гой: всё это навалилось тяжким грузом на хрупкие плечи, измученной болезнью женщины. Силы покинули и она откинулась на большую кучу свежего сена, лежащего в телеге за их спинами. Но тут и батюшка нашёлся! Строго глядя на чад своих хоть и любимых, но нынче вздумавших строптивиться, он со всей серьёзностью прибавил: − Да вот детушки и вести ходют недобрые, что ворог лютый нагрянул и рыщут по полям-дорогам язычники поганые — собаки половецкие! Тут уж Марьюшка смутилась, зардевшись румянцем: «Само́й бы, дуре, догадаться, что к чему, да братца отговорить − слыхала ведь давеча, как говаривал гость заезжий и про паче учёного лекаря заморского, что пожаловал до осиротевшего княжьего двора, и про орды половецкие, аки стаями кружат над землёй родной!» Взяв брата за подбородок, она заглянула тому в глаза и строго спросила: − Слыхал?! Вона, уж четвёртый год минул, пятый катит, а кобенишься как дитя малое: хочу да посулили! А каши берёзовой не хочешь? У меня дело не посулами не станет! − развернув от себя лицом всё ещё насупленного мальца, Марьюшка пихнула его в сторону телег, в довершение отвесив лёгкий подзатыльник. Ванька хоть ростом был невелик, но взобрался на телегу по колесу дюже проворно. Обнял батюшку, расцеловал матушку и, устроившись у неё под боком, проехался до самой околицы. Там отец потянул поводья, осаживая большого рыжего вола, тащившего телегу. Сорванец спрыгнул наземь. Ёкнуло материнское сердце, так что аж в глазах потемнело и видела она теперь только как её дитятко, кровиночка, сыночек единственный, опрометью бежит к дому. − Марьюшка, ты братца... Братца береги! − прокричала срывающимся голосом мать и тут, словно опомнившись, что негоже бы детей пугать, прибавила с вымученной весёлостью в голосе. − Мы вам гостинцев привезём! Ванька, услышавший про гостинцы, запрыгал на месте и замахал обеими руками вслед удаляющемуся обозу. А у Марьюшки, которой шёл уже шестнадцатый годок, по спине будто морозом пробрало − один у неё братик, один. Нет уж других: Бог прибрал! Да и новых народится, нет ли... тоже одной Богоматери-заступнице ведомо. А только уж болеет матушка тяжко, с тех пор как на Страстную седмицу дитём мертворождённым раньше времени разрешилась... Телеги, спустившись под горочку, пропали из виду. Малец, поскакав ещё немного, с разбегу обхватил за ноги сестру, стоя́щую в воротах, окружающего хутор частокола. Взъерошив на маленькой головёнке непослушные соломенные вихры, Марьюшка горделиво вскинула голову: «А ну и пусть люди болтают, что засиделась она в девках − языки без костей, вот и мелют! Али зависть глаза застит?!» Девушка слыла первой красавицей и с приданым богатым, вот и посылали сватов окрест и ближние, и дальние. Но только не торопилась она под венец. И батюшка к замужеству не принуждал… Ещё раз погладив брата по голове, она с прищуром улыбнулась и спросила: − Ванюша, а малины с мёдом отведать желаешь? − Ух-ты! − с жаром выпалил мальчонка и, зажмурившись в предвкушении, стал трясти головой в знак полнейшего согласия. − Ну всё, полноте! Давай ворота затворять, − девушка принялась отцеплять от своего подола переполненного счастьем братишку. − Я сейчас лукошко возьму и в лес за малиной, а ты со двора ни ногой. Сиди при Малаше. А ежли попросит, то и пособи! Марьюшка назидательно помахала у него перед носом указательным пальцем, а Ванька опять насупился: «И со двора ни ногой, и Малаше пособи». У батюшки было два рядовича − братья погодки − Добрыня, крещённый Агафоном, и Павел Малой. Малаша (смуглянка, резвушка и хохотушка), которую молодой женой привёл старший из братьев, сразу же всем приглянулась лёгким складом и добрым нравом. Ванятка с нею пуще сдружился, и пособить был никогда не прочь… Вот только просила она теперь всё больше люльку с младенцем покачать да погулить, покуда молодуха по хозяйству хлопотала. А хозяйство-то большое, зажиточное. Марьюшка, прихватив любимое лукошко выстланное мхом и, напоследок ещё раз пригрозив брату пальцем, споро направилась к лесу, где вдоль опушки, на высоком пригорке, широко разросся малинник. Озарённый и согретый золотым солнечным светом, он сладко благоухал. И это ж тебе не землянику собирать: «Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью примечаю, а четвёртая мерещится» − тут, куда ни глянь, мириады кроваво-красных капелек висят на колких веточках, меж молодых отростков, что словно луки, упруго выгнулись дугой. Хоть и проворны были у девушки пальцы, но не спешило лукошко наполняться. А что? Брат братом, но и самой сладкой малинкой в охотку полакомиться! Благодатью и тихой негой полнилась природа: только лёгкий ветерок листву перебирает, знай, прохладу навевает, птички-пичужки беспечно поют, да мерно гудят пчёлки-труженицы. Трудились и девичьи руки, а вот голову занять было нечем, вот и лезли туда, гостями непрошеными, мысли дурные да беспокойные. Вспоминалось Марьюшке, как давеча неожиданно из Путивля приехал батюшкин сродник, ныне старший конюший при дворе княжьем, но в былые времена во первых рядах в дружине ходил. Подарочки для «внучков» привёз: ей ленточек шелковых, а братишке засапожник, из булата кованый, с резной костяной рукоятью. Попенял батюшке, как водится, что девка заневестилась и что скажи тот прежде хоть слово, так нашёл бы ей, Марьюшке, жениха доброго, всем на зависть. Прежде, да не теперь... И вроде бы всё по обычаю, всё чередом своим, да только засиделись гость с тятенькой до ночи поздней: уж и звёзды на небо высыпали и месяц высоко взошёл, а они всё разговоры ведут. Девка же как мышь на полатях притаилась ‒ только ушки на макушке! ‒ лежи да слушай. И разговоры то всё непростые: про то, как люди под Богом ходят и что по миру круго́м твориться делается. Да дела-то всё недобрые... Проглядевши, как Святослав с удачей ходил на степняков окаянных, запала и нашему князю дума Дона Великого отведать. «Хочу, — сказал, — копьё преломить у степи половецкой с вами, русичи! Хочу голову свою сложить либо испить шеломом из Дону». Вот и повёл он дружину. Да только не для того, чтоб землю родную защищать от набега степных волков рыскучих, а искать себе славы бранной и богатства воинам. Не один пошёл: с братом Всеволодом, быком могучим. Да вот вышло, что земная слава знамение небесное князюшке заслонила. Не случилось добыть свет Егорию Святославовичу желанного: как ни кружился сизым орлом под облаками, как ни пустился быстрокрылым со́колом на стадо лебедей, а только сгубил дружину свою могучую. Да и воины Всеволода, что с конца копья были вскормлены и под шлемами взлелеяны полегли во степи прокля́той, на брегах Каялы быстрой. Ну а княже нашего, стрелами битого, мечами рубленого, Кончак во полон взял. Ох и плакала, ох и причитала на забороле стены крепостной княжна Ефросиния по судьбине мужа своего. Да пустое всё — взыграла в Святославичах кровь пращура Олега, что горькой славой напоил землю родимую — порушил князюшка со брательником уговоры прежние, пробудили кочевьё окаянное для войны. Дон и море оглашая криком, крыльями лебяжьими всплеснула, налетела на землю русскую орда Кончка лютого, Кзака поганого, да пащенка его, Романа Кзича, коий хоть и осенил себя принародно крестом во храме Божьем (по доброй ли воле, али по принуждению), но как нехристем был, так нехристем и остался… И словно бы в напоминание что уныние грешно и Господу не угодно, руку девушки пронзила острая боль. «Тьфу, дурёха-неумёха!» — ругнула себя Марьюшка, засовывая в рот уколотые в задумчивости пальцы. — «Её ли это бабье дело про дела княжеские рассуждать? Тесту место у печи! И лукошко вон ещё полупустое! Да и где бы это видано, чтобы степняки решились в здешние края сунуться: до града стольного рукой пода́ть. По границам бывает, тревожат. С гиками да криками налетят аки стая диких гусей... Но далече ж ведь!» Встрепенувшись, девка окончательно выкинула всё лишнее из головы и с удвоенным проворством принялась наполнять лукошко сладкими и ароматными “рубинами» Да не тут-то было! Сквозь шелест листьев, щебетание птиц, жужжание, стрёкот и гул насекомых девушке послышалось собственное имя — Ма-а-а-арью-ю-ю-юшка-а-а-а! — кто-то звал её протяжно. ‒ Свят, свят, свят! — пробормотала она, осенив себя крестным знамением. — Неужто леший балует?! Но нет, повторившись несколько раз, клич доносился только с одной стороны и явно приближался. Недоумевая, кто бы это мог быть деваха стала осторожно пробираться сквозь колючие заросли к краю пригорка, чтобы оглядеть всё окрест. Приблизившись достаточно к обрывистому склону, она увидела как по наезжему тракту, быстро удаляясь от родного хутора, шагает и орёт во всё горло её младший и единственный брат, сорванец эдакий! Вперившись в мальчонку недобрым взглядом и сдвинув брови, Марьюшка угрожающе пробормотала: — Ой не видать табе Ванечка сладкой малинки, а вот берёзовой каши я те щас вволю отпущу! — и уже не столь осмотрительно рассекая заросли, сестрица поспешила к едва заметной тропке, что по-змеиному петляя, спускалась от высокой лесной опушки к широкой дороге проезжей. Проходя через заросли ракитника, девушка на минуту замешкалась, чтобы выломать добрый пруток — подлинней да погибче! А Ванька всё так же беспечно попал и орал. Вдруг голос мальчонки визгливо оборвался на полуслове, тот же миг сменившись, истошно-напуганным: «Ма-а-а-м-а-а-а», а ещё и топот множества копыт, лихое гиканье, улюлюканье да молодецкий посвист. Но добры вести так не звучат! Сердце девушки оборвалось, а внутри всё похолодело. Отбросив пруток и даже наступив на уроненное лукошко, девушка опрометью бросилась братику на подмогу. Да куда там! Лишь на крошечную секундочку углядела Марьюшка, как бегущего, словно заяц, во все лопатки мальчугана догнал загон степняков прокля́тых, на щитах которых, широко расправив крылья, горделиво красовались гуси да лебеди. Успела ещё увидать как высокий, широкоплечий, да недобрый молодец, на кипчакский манер прокричавший: «Хорошо бежишь, малец!» Всадник подхватил Ванечку на всём скаку и мешком кинул того поперёк своего седла. Вот и всё — когда выбежала она наконец из густого подлеска уже и след простыл — вильнула дорога через вековую дубраву и не видать их уже. Не слыхать даже... В бессилии девушка упала на колени и заплакала горючими слезами — не исполнила родительский наказ — не сумела брата единственного, кровиночку родимую сберечь! Долго ли коротко ли просидела она в горестном беспамятстве, устремив затуманенный слезами взор, в дальние дали, где раскинулось Дикое Поле — Дешт-и-Кипчак — Степь Великая. Долго ли коротко ли, но с каждым мгновением ширилась, росла и обретала несгибаемую и силу уверенности, в Марьюшке мысль, что именно ей надлежит и должно пойти вослед за гусями-лебедями, налетевшими с Дикого Поля, и братца своего домой возвернуть. Всё прочее же перестало иметь какое-либо значение! В первый момент незапертые ворота хутора напугали девушку паче прежнего, но окликнутая Малаша, прибежавшая целёхонькой и невредимой, отчасти всё же упокоили: хорошо, значит, хоть тут беда стороной прошла. Потому не сразу поверила рядовничья жинка рассказу лютому, заподозрив Марьюшку с Ваняткой в замысле очередного проказливого подвоха. Ехидно напутствовала даже: «Ну как же, знамо дело... Поди-поди до степняка окаянного, братца родного вызвали!» Помогла и припасы в котомку складывать, и одёжу мужнину дала, а то ведь негоже девке, как есть, в орду идти… Действительный смысл происходящего дошёл до неё только тогда, когда хозяйская дочка взяла нож и одним махом под корень отрезала свою косу русую. Малаша, на миг остолбеневшая от ужасной истины, схватила было Марию за рукав, но ту было уже не остановить. Оттолкнув женщину в сторону, выбежала девушка из избы, распахнула ворота и опрометью бросилось прочь от хутора. Упавшая навзничь Мала как смогла споро поднялась и ринулась было догонять беглянку, но крик собственного дитяти остановил её. Она лишь перекрестила вослед и тихо промолвила: — Бог помощь. Да храни тебя Матерь Божья, заступница, — а помолчав немного, прибавила ещё тише, — Макошь премудра, мати покутна, Судьбы ведница, веретеница, Я, внучка Даждьбожия Маланья, в сей день пред светлым ликом твоим перевясло вяжу, в помощь тебя зову. Пособи ж ты девице Марье брата из беды спасти и самой невредимой уйти... Долго бежала Марьюшка вдаль от родимого дома. Когда бежать сил уже не было, пошла быстрым шагом, но остановиться себе не позволила. Да, верхо́м бы оно было сподручней, конечно, но чего нет того нет! Увёл батюшка единственного жеребца из свой конюшни на базар продавать, чтоб уж точно хватило монеты звонкой, лекарю заморскому заплатить. Забрать же кобылу с жеребёнком девушка даже не помышляла. Но молодое тело выносливо, а ведо́мое целью — выносливо вдвойне! Лишь многими часами позже, ближе к закату, Мария позволила себе задуматься об отдыхе, тем более что по придорожной чаще лесной вроде как дымком потянуло: знамо, жильё человеческое где недалече. И точно, миновав очередной поворот, девушка приметила вдалеке между деревьями вьющийся к небесам дым, что поднимался от широкой, распаханной полями прогалины, кое-где засаженной гуртами кустарника и невысоких деревьев — хутор. Удивило только дочь крестьянскую зачем топить-то в жару летнюю? Разве если мыльню или чтоб хлеба испечь… Но нет, не для добрых дел чистоты тел человеческих или живота, хлебушком сытого, огонь здесь горел. То куражился красный петух, пущенный лиходеями степными! Сгорело дотла всё созданное в трудах руками добрыми и даже сами руки те лишь прах, пепел, да обугленные кости. Да словно та же кость, избы хребет, возвышается среди пепелища, закопчённая до черноты, большая глинобитная печура. Ей бы криком сейчас кричать, но заслонкой плотно устье закрыто. Не сподобилось хозяйке, видать. А сейчас уж и некому! Взбаламучивая каждым шагом маленькое облако пепла, Марьюшка медленно подошла к одинокой печке и рывком отбросила заслонку в сторону. Та, оставив на руке сажистый след, грохнула оземь подобно набату! Внутри же печной утробы как ни в чём не бывало стояли пять караваев. Может, зарумянившихся чересчур, но не горелых точно. Девушка, потянувшаяся было к хлебу, заметила на своей ладони жирную чёрную полосу и руку в тот же миг отдёрнула. Заплакала и стала что есть мочи терпеть эту отметину горя и смерти. Оставаться здесь мочи уж не было: Марьюшка попятилась и задела ногой замершую в неустойчивом равновесии заслонку. Та снова набатом огласила округу низким, гулким, траурным звоном. А пятнадцатилетняя девушка, в сущности ещё ребёнок, бросилась бежать куда глаза глядят. Эту ночь, как и многие другие последующие, она провела, зарывшись в стог свежего сена. И благо усталость сделала своё доброе дело, подарив бедняжке глубокий сон без сновидений... Уж минула вторая неделя, как Мария отправилась в путь. Люди, изредка встречавшиеся на её пути, девицы в ней не признавали: стройный, миловидного склада юнец, у которого и борода та ещё не растёт. Только нелюдим уж больно. Поёт хорошо, за что не грех и кусок хлеба, да с чем-нибудь и посущественнее, пода́ть. Но песни всё как-то грустные про судьбинушку недобрую. Про себя ничего не рассказывает, если только спросит про гусей-лебедей половецких: кто да что, да где. А так молчок! Так да так, но если была у Марьюшки возможность со встречным али с попутным разминуться, то так она и делала. А пропитание надёжнее поискать в лесу да в поле. Или же саду заброшенном... Девушка, двигаясь вдоль берега какой-то реки — название которой если и слыхала, то не удосужилась запомнить — искала удобное для переправы место. Нет, плавать она умела, и для девицы очень даже неплохо. Но лишний раз скидывать с себя одёжу, обнажая тем самым свою столь тщательно скрываемую суть… Нет, такое было совсем уж неразумно, как и ходить опосля переправы в насквозь промокшей одежде. Тем более что голубые, Богом сотворённые, дороги так ли иначе ли, а всё равно вели её в нужные края — к морю Сурожскому. Долго ли коротко, но Марьюшке начало казаться, что деревца, там вдалеке, будто бы посажены рядами. Да и луговина, примыкающая к чересчур упорядоченным зарослям, заставляла задуматься о деяниях рук человеческих. Вблизи же оказалось, что всё-таки есть. Или было когда-то. Сад был большой, старый и запущенный… Нет, многие лета как заброшенный! Вишня, почти уже всё обклёванная птицами, бузина, рябина, множество яблонь давно уже забыли ласковую руку доброго хозяина. Одичали совсем, обуянили, друг с дружкой переплелись, застив путь прохожему, но пуще проезжему. Девушка тихо гуляла, укрытая прохладной сенью, и вдруг вышла к пустому пространству в центре огромного, но теперь совершенно ничейного сада. Тут её и ждал ответ куда же хозяева-то подевались. На старом, давно омытом дождями и поросшем травами пепелище тоже стояла одинокая печь. Только уже совсем одряхлевшая. Глинобитное тело её не выдержало испытаний погодой — лежанку размыло полностью, в своде же зияли такие огромные дыры, что через них почти целиком горнило просматривалось. Опечье, сгнившее почти что в труху, криво, косо и набекрень, но каким-то чудом продолжало исполнять долг, возложенный на него хозяином. Довершал же картину былого разрушения наполовину разрубленный, но всё ещё щербато улыбающийся череп, примостившийся прямо под шестком. Мария, тихонько бормоча молитву, осторожно задвинула кости в подпечек. Поискав окрест нашла выломанный ветром, но ещё вполне крепкий яблоневый сук, которым принялась что есть мочи ковырять и долбить подгнившую древесину. Та долго не поддавалась, но наконец там что-то хряснуло, надсадно скрипнуло, и печка с грохотом обвалилась вовнутрь, погребая под собой неприкаянные останки. Девушка отёрла пот со лба, отбросила ненужную уже дубину, только сейчас поморщившись от десятков заноз и кровавых мозолей, изранивших её ладони и, осенивши себя знамением крестным, с улыбкой произнесла: — Ну вот и могилку справили. Покойся с миром добрый человек, — после чего лёгким шагом и с лёгким сердцем пошла прочь. Но вскоре путь ей застила яблоня, склонившие свои ветви, густо усеянные плодами, прямо до земли. Листья же, волнуемые ветерком, будто бы не просто шелестели, а тихонько шептали, приглашая нечаянную гостью: «Отведай, девица, яблочка моего наливного». Ух яблочки те были и правда на загляденье хороши. Необыкновенно большие, блестящие, распространяющие тонкий пряный аромат. Но, чего греха таить, всё же малость бледноваты, если не сказать зеленоваты. Марьюшка протянула руку, сорвала и недолго думая надкусила пузатый бок: тьфу, кислятина! Хрусткая, но не особенно-то сочная мякоть вязала и оскомила рот, заставляя скривиться и всем телом передёрнуться. Отбросив огрызок, девушка попробовала плоды ещё с нескольких других деревьев, но насилу отплевавшись так и ушла ни с чем. Ну разве что пару горсточек поклеванной птицами и перезревшей допьяна вишни… Ох и далече, далече от дома родимого занесли уже ноги Ванькину сестру старшую. Не одна седьминиушка минула, но пришла Марьюшка во степь широкую, в земли половцев окаянных. И хоть не то что идёт, а пуще хорониться от встречи нечаянной, да от взгляда паче зоркого, но пути своего не теряет и, где он окончится, девка выведать-таки смогла. Там ‒ за рекой Молочной, берега коей топкие и болотистые, аки кисель, зато погоже заросшие разнотравьем буйным. А большего, душе кочевой, для счастия и не надобно. Там и насажали чади-вежи свои гуси да лебеди кипчакские. Девушка, однажды глубоко увязнув в коварном прибрежном киселе (нахлебавшись его, наглотавшись, отплевавшись насилу, да выбравшись только что с помощью божьей), впредь без крайней надобности к водной глади старалась не приближаться. Но и уйти далеко не могла — где ей во степи вольный ветер сыскать? — ведь именно сюда пригоняло кочевьё окаянное стада свои на водопой. Высматривала да выглядывала, да молилась девица Господу денно и нощно, чтоб пособил Он ей, горемычной. И Богоматерь — детушек малых первую заступницу — просила без устали, чтоб та знак какой подала. Верила Марьюшка и гнала прочь отчаянье, но дни шли за днями, в недели складываясь, минул уже давно лета рубеж — Перунов день — близился разгар страды осенней. А про братца малого ни слуху ни духу, ни весточки самой малой. Девушка уже стала допускать мысли, что надобно ей домой возвращаться. Пусть без брата, но и то матушке с батюшкой отрада будет. Зарок себе дала, что вот ещё седмица и повернет она стопы свои к дому родимому — видать, не судьба ей Ванечку сыскать. Но на рассвете третьего дня в её, схороненный в камышах и сплетённый из самой приречной травы, шалашик сунулась большущая, задумчиво жующая, скотская голова. Расшевелив крутыми рогами хлипкие стенки, бык с интересом принюхался к необычной находке, облизнул языком правую ноздрю и вконец обрушив на Марьюшку строение был таков! Она ещё некоторое время продолжала лежать не шелохнувшись, и внимательно прислушиваясь. Окрест звучали не только шаги, вздохи и фырканье животных, но и человеческая речь. Говор половецкий. Вдруг девушке показалось, послышалось, что пусть слова и незнакомые, но глаголет их голос, который она знает очень хорошо. С самого его рождения! Марьюшка, аки ящерка медянка, выбралась из-под остатков своего ветхого жилища. Также всем телом пресмыкаясь к земле, она поползла на звук, но вскорости остановилась, достигнув широко пространства, растительность на котором была укатана колёсами и истоптана копытами животных. Оставшись и притаившись в высокой траве, Мария несказанно обрадовалась, увидев брата, который сидел, свесив ноги, в одной из ближайших к ней крытых телег. Он что-то бойко тараторил на степняцком наречии, обращаясь к немолодой, но очень стройной и очень привлекательной женщине, щедро обвешанной серебряными украшениями изумительной работы. Та снисходительно улыбалась, но отвечала ласково. Но тут женщину, наверное, кто-то окликнул, потому что она вдруг резко обернулась, устремив взгляд куда-то в не видимую Марьюшке даль, прокричала несколько слов в ответ и, легко спрыгнув наземь, удалилась в том направлении. Ванька же, шмыгнув носом и скуксив ей вослед кислую мину, продолжил сидеть, беспечно болтая ногами. Мысли в голове девушки неслись галопом быстрее самых быстрых кипчакских лошадей: одному Богу ведомо надолго ли они тут встали на постой. Одни наезжавшие сюда чади, могли и по несколько дней кряду простоять, другие же, бывало, снимались всего лишь через несколько часов. Мария, до темноты в глазах и до звона в ушах, боялась не успеть. Испугалась пуще прежнего, что вот сызнова увезут её братика неведомо куда, и что не достанет у неё более сил сыскать Ванечку, родимую кровиночку. Девушка достала из-за пазухи нож, что верой и правдой служил ей все эти месяцы. И припав, вжавшись пуще прежнего во сыру землю, поползла сестрица к брату своему. Стреноженные подле кибитки кони нервно всхрапнули и стали переминаться с ноги на ногу, чуть было, а может, и нарочно едва не наступив на незваную гостью. Ванька приобернулся, но насиженного места не покинул, только кликнул коням что-то успокаивающее. Те затоптать больше не пытались, но фыркать и храпеть не перестали. Поднявшись и прижавшись к деревянному тележному боку и к войлочной стенке, Марья тихонько двинулась к тому месту, где восседал мальчонка, моля Господа Бога, Богоматерь и всех святых, чтоб тому не вздумалось вдруг соскочить и побежать успокаивать взволнованных животных. На счастье, он продолжал сидеть, болтать ногами и рассматривать что-то вдалеке. И вот рукой пода́ть: Марьюшка сграбастала брата, зажав ему рот. — Тихо, Ванечка. Токмо тихо! — громким шёпотом умоляюще причитала сестрица, пока малец, аки лесной зверек, брыкался в испуге. Услышав знакомый голос и увидев родное лицо, он тут же обмяк и затих. Только глазёнки радостно заблестели, наполнившись слезами радости. Взгромоздив мальца на закорки, девушка опрометью бросилась бежать к высоким зарослям камыша, но далеко уйти им не удалось. Женщина, давече сидевшая и толковавшая с Ванькой, уже возвращалась, тащив за спиной какой-то большой куль. Заметив происходящее, она подняла истошный крик, на который тут же сдержался и даже прискакал уйма народа. Марьюшку быстро догнали, повалили на землю, отобрали брата и связали вожжами. Брыкающемуся и вопящему Ванятке, отвесили звонкую затрещину и подволокли к поднявшей тревогу половчанке. Мальчонка, по лицу которого ручьями текли слезы и кровь из разбитого носа, продолжал без перерыва что-то негромко тараторить на степняцком, то и дело, перемежая эту тарабарщину, русскими словами: «Это моя сестра, не троньте!» С каждой минутой вокруг собиралось всё больше народу: мужчины, юноши, женщины, дети. От группы всадников отделился и лихо спрыгнул со своего коня, молодой степняк. Тот самый что Ванюшу умыкнул. Без труда пробившись через стоя́щую кругом толпу, уверенным пружинистым шагом приблизился он к пичужке, что сдуру угодила в их силок. Обмотав вокруг своей руки концы вожжей, резко дёрнул вверх, заставляя подняться, после чего грубо пошалил свободной лапищей вдоль подола рубахи: внизу живота. Скабрезно ухмыльнувшись, обернулся к товарищам и голосом победителя что-то утвердительно гаркнул, после чего ватага половцев зашумела пуще прежнего, но почти сразу стала затихать, расступаясь и пропуская высокого крепкого мужчину, в дорогих одеждах. Чело его, явно отмеченное печатью ума и несокрушимой воли, избороздили глубокие морщины и не менее глубокие шрамы. Полóвые, как и у большинства окружающих волосы, уже густо припорошила седина. Прищурив один глаз, он принялся внимательно осматривать пойманную диковинку. Измученная долгой и многотрудной доро́гой Марьюшка сильно осунулась: щёки впали, а черты лица заметно заострились; кожа огрубела и потемнела от солнечных лучей и въевшейся грязи; по-мальчишески короткие волосы, давно уже не знали мытья и гребня; одежда грязная, местами порванная и истрёпанная. Но всё это лишь оттеняло и подчёркивало природную красоту девушки. Приосанившись и высоко вскинув голову она без страха смотрела местному господину в глаза. Поцовав языком, тот обернулся к Ванятке и, с грубым степняцким выговором, молвил по-русски: ‒ Так это твоя сестра, мальчик? ‒ Да, Бабай-ага, ‒ утвердительно тряся головой, подтвердил тот. ‒ Отпустите! Отпустите её, господин. Христом богом прошу! ‒ разрыдался ребёнок, на что Бабай брезгливо скривился, а половчанка поспешила зажать мальцу рот. ‒ Ну здравствуй, девица, ‒ ласково произнёс вельможный кипчак, но от слов повеяло холодом лютым. ‒ Что же нам с тобой делать, а? Коль ты сама пришла, по воле доброй ?.. Коварно ухмыльнувшись собственным мыслям, Бабай-ага переглянулся с молодчиком, который всё ещё держал связанную Марию, любуясь её точеным профилем. Вожак же своры половецкой, обернувшись к сородичам, что-то прокричал вопрошающе. Толпа в ответ одобрительно загудела, а молодец, притянув девушку к себе вплотную, зычно крикнул, опосля прибавив, уже не так громко, но обращаясь именно к Марьюшке: ‒ Себе возьму. Женой возьму! У девушки подкосились ноги, но новоиспечённый жених упасть не позволил. Сграбастав её в объятья, он с вожделеньем шумно вдохнул запах молодого девичьего тела и жарко дыша прошептал на ухо: ‒ Ох и славных же деток ты мне народишь! ‒ и невеста почувствовала, как ретивая упругая плоть упёрлась ей в бедро. Возвратясь туда, где обычно и стояла его вежа, Бабай-ага со свадьбой приказал не мешкать, но всё ж отпустил срок, чтоб успеть оповестить всех ближних и дальних. Ведь молодой жених был в орде не из последних. Слухи же о какую невесту он заполучил, распространились сами собой ‒ трофей уж паче знатный! Но такую кобылицу ретивую, знамо дело, сторожить надобно. Да и приодеть, нарядить к свадебке было бы не худо! А то из всей одёжи токмо штаны да рубаха мужицкая. Все эти хлопоты возложили на тётку жениха ‒ вдовицу бездетную ‒ коей в утешение племянничек и приволок мальчонку из земель русских. Ну а тётка, чтоб без дела не маялась и как хозяйка себя проявила, засадила Марью рукодельничать: перво-наперво для мужа будущего рубашку сшить, да ещё шесть простегать, прочесать и во косу спрясть ‒ самые то дела для невесты. Ох и сильно закручинилась девица ‒ плакала слезами горючими ‒ дюже не хотелось ей за нехристя поганого идти. А если и пойти, Ванечку домой, в землю родимую, всё равно не отпустят. Даже и сейчас братца с сестрицей всё больше порознь держат, словечка лишнего молвить не дают. Такой одинокой Марьюшка себя даже во чистом поле не чувствовала: там-то воля вольная, а здесь чужаки всё. Впрочем, чужаками были не всё. Прислал Бабай в помощь девушке одну из челядниц своих: крохотную, седенькую, чем-то похожую на мышь старушку. Чтоб пособляла да при случае перетолмачевала. Бабуля хоть и на степнячий манер именовалась Шашийёке, но от роду тоже была русской. Её, почитай уж годков тридцать как, половцы из родного дома в полон увели. Оттого-то смотрела старуха на молодицу печальными и полными боли глазами. Потому же, видать, отринув даже самую мысль о последствиях, она вызвалась Марьюшке с Ванечкой сбежать пособить. Предупредив мальчика, где и когда тому быть надлежит, Шаши, принародно попеняв девушке, дескать отродясь та войлока не валяла, нагрузила ей большущий тюк с шерстью и повела к водоёму, что располагался на окраине вежи постоялой. Даже умудрилась избавиться от не по годам рослого и крепкого недоросля, что был соглядатаем приставлен к невесте, опоив того зельем сонным ‒ паренёк вскорости сладко захрапел. Как раз вовремя: рассекая высокую прибрежную растительность, шёл неосёдланный конь, которого тянул, за наброшенную на шею верёвку, Ванечка. Напоследок, чтоб пуще времени выгадать, женщины ещё и одеждой обменялись. Расцеловал бедных детушек на прощание, старуха звонко хлопнула по лошадиному крупу. Хоть и нелегко было ехать без седла и без упряжи, но гнала коня Марьюшка безостановочно, отпустив взмыленного жеребца лишь на берегу реки Молочной. Как Брат с сестрицею спешились, так на земле сырой и растянулись в изнеможении. Ну а передохнувши сколько то, чем Бог послал потрапезничали да и помышлять стали как бы до дому родного вернуться. Но не сподобилось, видать, старой и доброй «мышке» много времени выгадать ‒ даже часу малого не прошло, загудела степь топотом коней половецких, зазвенело поднебесье широкое лаем заливистым, криком, гиканьем да посвистом молодецким. То Бабай-ага, вослед беглецов, послал гусей-лебедей своих ‒ женишка со товарищами ‒ чтоб они, так ли иначе, живыми ли мёртвыми, но возвернули трофей упущенный: в грязь лицом не ударили. Услыхав звук погони, Марьюшка бросилась было к коню, что мирно пасся неподалёку, но тот прытко сорвался с места и галопом унёсся в степь. Кипчаки же приближались неумолимо. Ванька, не выдержавший навалившейся на них кутерьмы, расплакался навзрыд. Девушка сграбастала брата и почти волоком потащила того к реке, берега которой густо поросли высоченным камышом: аршина в четыре, не меньше. Тяжело продираясь сквозь заросли, беглецы оставляли за собой заметный след, тогда как звенящая лаем погоня всё приближалась. Ещё несколько десятков шагов и вот Марьюшка уже выше колена стала вязнуть в «кисельный» бережок, Ванечка же и того пуще, но не остановиться, ни назад повернуть было уже нельзя. Слава богу, показалась чуть белёсая водная гладь. Вынув ножик, что сунула в котомку добрая Шашийёке, девушка срезала тростинку потолще, укоротив её так, чтобы получилась полая трубочка, и сунула брату, бросив коротко: ‒ Чтобы дышать! Себе сделала точно такую же, мысленно поблагодарив Павку Малого, за то, что он, озорник такой, исхитрялся долгое время подсматривать за купающимися девушками, оставаясь притом незамеченным. Спустившись и погрузившись по самые уши в воду, проплыв — пробредя наискосок до другого берега, сестрица с братцем осторожно схоронились в самой гуще прибрежного “киселя” под прикрытием камышовых зарослей. Вскорости и преследователи подъехали, с ходу ринувшись топтать травянистую чащу. Но, слава Господу Богу и Богоматери — заступнице, как бы плавно и неторопливо ни катила река Молочная воды свои, успела-таки Речка-Матушка следы бедных детушек прочь унести. Сокрыть от взора лютого гусей-лебедей проклятущих, что долго потом, чуть ли не до ночи самой, по берегам рыскали: высматривали всё, выглядывали, да на своём, на степняцком перекрывались. Наконец Ванечка, осторожно вытащив изо рта тростиночку, звонко отстукивая зубами, тихонечко молвил: ‒ М-м-марьюш-ш-шка, они д-дум-м-мают чт-то мы п-пот-тонули. Чт-то т-ты с-с-сама ут-топ-п-пилась и м-меня т-тоже. ‒ Цыц! ‒ только и смогла булькнуть сестра в ответ. Ведь воспользоваться спасительной трубочке само́й девушке так толком не удалось: приходилось всё время Ванечку на плаву поддерживать. Так что и речной водички, и склизкого ила Марьюшка накушалась вдоволь! Только в самых вечерних сумерках Мария с братцем смогли выплыть из своего укрытия и, по натоптанной преследователями просеке, выбраться наконец на твёрдый берег. И пусть сил уже совсем почти не было, но и останавливаться для отдыха было тоже нельзя, ведь чтоб согреться огня не развести. Так что только вперёд, шагом спорым. Ну или хотя бы как получится. Ванька честно старался идти. Сколько мог. А после, выбившегося из сил мальчонку, девушка взгромоздила на закорки и, отбросив, холод, боль и неимоверную усталость, с одной лишь единственной мыслью в голове, упрямо потопала туда, где по её ощущениям был небольшой, промытый вешними дождями овражек, и где, укрывшись под навесом из корней, можно было наконец отдохнуть. Слава Господу, чутьё Марьюшку не обмануло! А ещё, Бог даст, буде у них с братцем в запасе несколько деньков ‒ Ванечка выслыхал, что собаки половецкие станут у реки дожидаться, пока тела «утопленничков» не всплывут... Много дён уж минуло, как вызволила сестрица брата у кипчаков проклятущих. Долго-долго, шагая по Степи Половецкой, была готова Марьюшка услышать позади топот коней, да залихватский гик. Но слава Богу ‒ минуло. Помогла и Богоматерь-заступница: вывела к местам знакомым, уже прохоженным. К пограничью земель родных. Вон и реченька та безымянная, и старый сад, что осиротил ворог лютый. Ванечка, за прошедшее время да за поприща пройденные, сильно исхудал и осунулся: пухлые румяные щёчки сошли на нет и рёбрышки всё до единого пересчитать можно! Мальчик совсем не жаловался, но было отчётливо заметно, как сильно он уже измучен доро́гой. Нет, так дальше нельзя ‒ беглецам требовался хороший отдых и возможность подкрепить растраченные силы. И памятный девушке сад в аккурат годился для этого. Плоды, на раскидистых яблонях, уже совершенно созрели и даже начали осыпаться, наполнив всё окрест, неизъяснимо прекрасным ароматом. Да и на вкус ‒ ну чистый мёд! ‒ нежная мякоть прямо таяла на языке, обволакивая и наполняя истым наслаждением. Каждый день девица щедро угощалась сама, но паче того потчевала братца всевозможными яблочными кушаньями ‒ и крошёными, и толчёными, и печёными, и даже на манер леваша постланными ‒ благо, не вся хозяйская утварь побилась, осталось кое-что во погребке старом. Почти седмицу отпустила Марьюшка себе с братцем для отдыха, да то добре всё! У Ванюши, гляди-ка, щёчки словно те яблочки зарумянились сызнова. Но пора и честь знать: к дому родимому путь держать. Собрав в достатке плодов в дорогу и поблагодарив яблоньки щедрые за угощение доброе, девушка с мальчиком стали потихоньку пробираться давно не хожеными тропками густо заросшего сада. Вон, кажется, в кущах и просвет показался. Только чу ‒ не половецкий ли говор им послышался?! И точно, на опушке, где заросли ещё не так переплелись, на постой расположилась ватага степняков. Тех самых, с гусями и лебедями на круглых деревянных щитах. А вот и опозоренный женишок, поправ правой ногой поваленный ствол, сычом глядел куда-то в даль. А дружки, прикорнувшие кто где, лениво, и не в первый раз, видать, уже бачат. Про то не обманули ли их пойманный намедни язык, дескать видавший их девицу с мальчонкой, проходящей по этой самой дороге, шесть дён назад. «Да ну нешто тут обманешь, ежли спрашивать умеючи». Посему же, чтоб лица своего не уронить, с погоней надобно поторапливаться. У Марьюшки, после Ванькиного растолмачевания, аж внутри всё похолодело: проведали значит, собаки прокля́тые, что не прибрала из речка-матушка. Вот теперича и рыскают. И девушка незамедлительно поволокла брата в самый дикий, запущенный и непроходимый уголок сада. Ускакавшая вперёд погоня, внушала и те́плила в душе надежду: пускай ищут там, где их ещё нет и будет нескоро. Да и шагали брат с сестрицей уже по родной земле, которая будто бы даже сил прибавляла. И Ванятка, супротив своего обыкновения, сычом промолчавший всю дорогу, заметно оживился, принялся сызнова беспрестанно тараторить и постоянно спрашивать: ‒ Далеко ли? Скоро ли уже?! ‒ Скоро-скоро. Совсем недалече! ‒ со всё более радостной улыбкой отвечала Марьюшка. Всё чаще они проходили мимо колосящихся золотом или уже сжатых полей, применявшихся лесными чащобами. И как же приятно было ощущать этот почти что хлебный запах и вкус ‒ девушка, бывало, брала понемногу драгоценного зёрна себе и братишке на пропитание. Но даже сваренное в, прихваченном из сада, горшке зерно — это всё равно не совсем хлеб. А изголодавшимся за долгое время беглецам хотелось именно настоящего, такого душистого, мягкого и горячего каравая. И вот, к исходу незнамо какого по счёту дня, ребята вышли к широкой, распаханной, заколосившимися уже полями, прогалине, кое-где засаженной гуртами кустарника и невысоких деревьев. Здесь мало что изменилось. Печка всё так же одиноко возвышалась над разрушенным хутором. Разве что дожди основательно размыли пепел с гарью и надсадный запах пожарища больше не хватал удушливо за горло, да поднявшая трава, своей кружевной зеленью, прикрыла вперившись в небеса обугленные “пальцы” головешек. Это зерно было некому уже собирать и потому Марьюшка с Ванечкой без малейшего зазрения совести набрали почти полную котомку. Печка же будто ждала именно этого: девушке без труда удалось её растопить, благо “дров” окрест было более чем в достатке. Без труда же Марье удалось найти жёрнов, совсем почти не тронутый огнем. Да и мука, будто бы, мололась почти сама: каких-то особенных усилий не потребовалось, а верхний камень словно бежал, торопясь сделать очередной круг, отсыпав нечаянной хозяюшке ещё горсточку белого, тонко пахнущего, воздушного чуда. Ну напоследок пара шишечек хмеля, невесть откуда взявшегося в их котомке. Поистине это было настоящим чудом! Печка одаривала измученных путников домашним теплом. Ноздреватая опара, деловито поднимающаяся из горшка, отгоняла страх, изливая покой и умиротворение на бедных детушек. И даже заслонка, застившая караваи, посаженные в выметенное дочиста горнило, обещала защитить, отринув все напасти, что так давно следуют по пятам за братом и сестрой. Неописуемо и головокружительно прекрасный запах свежеиспечённого хлеба начал разливаться по округе: у Марьюшки с Ванечкой аж слюнки потекли, а малец принялся причитать да канючить, что караваи уже доставать бы пора. Девушка раз на братца шикнула, другой да только и самой невтерпёж свежеиспечённого хлебушка отведать. Ох и знатные караваи получилось ‒ мягче перины, слаще пряника медового. Да только всего разок надкусить и успела, как застучали копыта коней степняцких и выскочили из лесу гуси-лебеди: женишок со товарищами. Пуще ветра вперёд понеслись, загиками, заулюлюкали, а сестрице с братиком и схорониться-то негде ‒ только, если что в подпечье лезть. Но, на счастье девицы красной и дитяти малого, из лесу к хутору разрушенному выехала дружина малая, да хорошо вооружённая. И тотчас же ратники принялись бить половцев прокля́тых, гусей-лебедей залётных. Вначале стрелами жалили вострыми, а как вплотную сошлись так принялись мечами булатными рубить, да перняками литыми крушить. Тут женишка алчного да ретивого смерть и настигла, а дружки его, что жив да цел остался, в тот же миг взад повернули и обратно во степь половецкую полетели на конях своих быстрых. Ну а Марьюшку с Ванечкой добры молодцы ‒ витязи русские ‒ возвернули безутешным родителям. То-то радость была у матушки с батюшкой, что чад своих непутевый уж и не чаяли увидеть уже.
  4. В Древнем Египте в одном магическом папирусе упоминается яйцо из земли и влаги, которое было снесено на первом холме, поднявшемся из безграничного водного пространства. Этот предвечный холм показывали в разных частях Египта. В «Книге Мертвых» говорится, что на этом холме было свито гнездо, в котором из гусиного яйца «великого Гоготуна» появилось солнце, создавшее богов и людей. По верховьям Нила рассказывали о боге-горшечнике Хнуме, который вылепил на гончарном круге из нильской глины огромное яйцо, откуда вылупились солнце, звезды, земля и люди. Известен был и миф о боге Хнуме, выплюнувшем изо рта мировое яйцо, из которого вышел бог Птах, создавший небо и землю. В Вавилоне говорили, что на небе, состоявшем из воды, вылупилась из яйца богиня Иштар в образе голубя. Он положил в реку Евфрат яйцо и высидел из него небо и землю. В Финикии считали началом всего темный и движущийся воздух. Над ним носился ветер, который смешал воздух с эфиром, в результате чего родилось яйцо, из которого воссияли солнце, луна и звезды. Геродот рассказывал, что по древним преданиям греков мир был создан из яйца, снесенного птицей феникс в святилище Гелиоса. Орфики верили, что в начале всего было могучее время Хронос. Оно родило эфир, огненную стихию и хаос — темную, беспредельную бездну. Из них образуется блестящее, серебряное яйцо. В яйце заключаются семена всех вещей, оно раскрылось, и из него вышел двуполый змей Протогон, или Фанес. Из верхней половины скорлупы яйца образовалось небо, а из нижней — земля. В Упанишадах говорится, что мировое яйцо произошло от Пуруши. «Яйцо разбилось, она половина была из серебра, другая из золота. Серебряная половина стала землей, золотая— небом». По китайским мифам мир возник из «хунь-дуня» (хаоса), имевшего вид крупного яйца. В нём зародился Пань-гу с телом змеи и головой дракона. Он вырос и заснул в этом огромном яйце. Прошло 18 тыс. лет, прежде чем Пань-гу проснулся. Не зная как выбраться из яйца, он схватил огромный топор и с силой ударил им мрак перед собой. Яйцо раскололось. Все легкое и чистое поднялось вверх и образовало небо, а тяжелое и грязное опустилось вниз, образовав землю. Мифы о всемирном яйце известны у японцев и других народов. Средневековые ученые считали, что этому мифу присуща глубоко философская концепция, возникшая в древних храмах и распространившаяся по всему миру. В действительности миф о вселенском яйце был у многих племен, олицетворявших небо в образе птицы. Туземцы Фиджи рассказывали, что земля появилась из скорлупы яйца, плававшего в море. Жители Гавайских островов говорили, что земля возникла из яйца морской птицы. Племена Новой Зеландии верили, что их острова произошли из скорлупы яйца, которое снесла морская птица. В яйце был дух, разбивший скорлупу. Полинезийский дух Таагароа в образе ястреба выходит из яйца, снесенного морской птицей, и сносит яйцо, из которого появляется мир. На острове Борнео записан миф о том, как дух в образе птицы разломал скорлупу яйца, в котором была земля. На острове Ниаса, расположенном юго-запад лее Суматры, верховный бог Луо Захо вылетел из яйца и сотворил мир. Батаки верят, что огромная курица снесла яйцо, из которого произошла Вселенная. В Африке племя хуаса рассказывало об огромной птице Фуфунде, снесшей яйцо, из которого возникли небо и земля. В первой руне «Калевалы» говорится о том, что «мать воды, дева творенья» Ильматр носилась по голубому простору и опустилась на морские волны. Мимо нее пролетела дикая утка, искавшая места для гнезда. Ильматр высунула из воды колено, и утка положила на него шесть золотых яиц и седьмое железное. Ильматр просидела на яйцах два дня, и они скатились вниз в глубину. «Не погибли яйца в тине… Из яйца, из нижней части, вышла мать-земля сырая, из яйца, из верхней части стал высокий свод небесный, из желтка, из верхней части, солнце светлое явилось; из белка, из верхней части ясный месяц появился, из яйца, из верхней части звезды сделались на небе, из яйца, из темной массы тучи в воздухе явились». В древнейших вариантах этой руны фигурирует не дикая утка, а орел. Сам герой «Калевалы» — Калев был принесен в клюве орла, он тоже орел, который творит мир из яйца. В Библии сотворение мира начинается с того, что «дух божий носился над водой» (Бытие, 1, 2). Более точно эти слова переводят: «Душа (существо женского рода) или дух божий высиживал воду». «Руах элохим» — душа, или дух божий, представлялась в виде птицы, а создание мира уподобляли высиживанию наседкой огромного яйца. В славянском переводе книги Еноха сотворение мира прямо изображается в виде появления яйца. Известный московский митрополит Филарет указывал, что слова «Дух божий ношашеся на верху воды» следует понимать как то, что мир был сотворен святым духом, который изображается в виде голубя. В семитических языках «святой дух» — женский образ, о нем говорится только в женском роде. В апокрифическом «Евангелии евреев» Христос называет святого духа своей матерью. В средневековом христианском искусстве бога-творца иногда изображали в качестве третьего лица троицы в виде голубя, летающего над хаосом. В 1907 г. протоиерей И. Соловьев писал в книжке «Вера и церковь», что непонятные слова о боге, носившемся над водой, при сотворении мира следует связывать с действием птицы: словом «носился» обозначается действие, подобное действию птицы, носящейся над гнездом, сидящей на гнезде и теплотой своей согревающей и оживляющей яйца, и указывается на оживление богом новозданного вещества, на сообщение ему жизненной силы, потому, между прочим, дух святой и называется «животворящим». Слова «дух божий носился над водой» иногда переводят «ветер божий носился над водой», сравнивая «Руах элохим» с Нисруком (духом, ветром) из вавилонского мифа о сотворении мира. В Библии есть места, где «руах» означает ветер, дуновение, воздух. В Упанишадах говорится, что вначале была вода, над которой дышал, как ветер, Прагапати — творец мира. Он высидел золотое яйцо, из которого вышли боги и люди. Шахнович М. И. «Мифы о сотворении Мира»
  5. КАК ХОРОНИЛИ КОЛДУНОВ НА ВИТЕБЩИНЕ Можно ли заставить нечистую силу творить добрые дела? У Владимира Короткевича в романе «Колосья под серпом твоим» есть эпизод, когда сын заколол вилами собственного отца, которого все считали колдуном, чтобы не наследовать его магическую силу. Этот эпизод вовсе не был придуман писателем. Такие жуткие вещи всего столетие назад происходили на Витебщине. Белорусский этнограф и фольклорист Николай Никифоровский (1845 — 1910), уроженец современного агрогородка Вымно Витебского района, записал жуткие истории смерти деревенских колдунов и опубликовал их в 1907 году в книге «Нечистики. Свод простонародных в Витебской Белоруссии сказаний о нечистой силе». Надо отметить, что наши предки проводили четкую грань между ведьмами и колдунами. Ведьмы и ведьмаки считались олицетворением абсолютного зла, существами, от связи с нечистой силой потерявшими человеческий облик, отрастившими хвосты и принявшими уродливый вид. Ведьмы похищали у коров молоко, превращали людей в животных и сожительствовали с демонами. Колдуны, хоть и имели дело с «нечистиками», но оставались при этом людьми, не подпадали целиком под власть бесов. Колдун не имел приставленного к себе черта, а вынужден был каждый раз вызывать его, объясняя, для чего это нужно. Такой человек мог творить как зло, так и добро. На Витебщине считали, что колдунам бесы являлись в виде маленьких человечков. В отличие от ведьм, колдуны не узнавали друг друга при встрече. При этом колдуны постоянно враждовали между собой, строили один другому разные магические козни, но всегда умирали естественной смертью, за исключением самоубийств. Белорусские крестьяне верили, что колдуны способны навести «порчу» не только на отдельных людей, но и на целые семьи, деревни и местности. Главным же колдовским занятием считалось траволечение. Фактически, к колдунам причисляли всех знахарей и практиковавших народную медицину. Правда, как отмечал Никифоровский, методы магического лечения были губительными для больных, из-за того, что колдуны давали им дурманящие и наркотические средства: борец, белладонну, белену, багун, ведьмину траву и другие. После употребления зелий людям начинало казаться, что они летят по воздуху, танцуют, наблюдают за бесовскими шабашами. Некоторые жертвы на всю оставшуюся жизнь теряли память и рассудок, приобретали «трясучесть тела» (эпилепсию), кривизну лица, глухоту. Колдуны быстро делались важными в деревне людьми и богатели. Их непременно приглашали на все семейные торжества, усаживали на почетные места, обеспечивали уход, обращались за помощью в лечении болезней людей и скота, просили помочь избавиться от врагов. Ни одна свадьба не обходилась без колдуна – был невероятно велик страх, что другой, более сильный колдун превратит молодоженов и гостей в стаю волков. За услуги платили деньгами, едой, скотом, одеждой. Но цена колдовского богатства была велика – за помощь «нечистиков» человек расплачивался своей душой. Участь колдунов, доживших до старости, была ужасной. Как только колдун чувствовал приближение смерти, он обязан был передать свою силу детям или родственникам. Сделать это было нелегко: мало кто хотел вступать в связь с нечистой силой. Колдуны торопились: чем быстрее происходила «передача», тем скорее наступала их смерть, и тем меньше мук приходилось терпеть. Умирающего колдуна начинали терзать бесы. Человеку являлись жуткие образы и картины, он метался по избе, стонал и ревел, просил родных убить его, извергал проклятия. На колдуна могла напасть нестерпимая жажда, которую он утолял горящей лучиной, ему неожиданно становилось холодно, и умирающий требовал льда. Чтобы облегчить предсмертные муки, родные клали колдуна на середину избы на пол, клали на грудь веревку, которую через открытую дверь протягивали во двор. Считалось, что так душе несчастного будет легче выйти из тела. Для этой же цели открывались печные заслонки, сверлились дырки в стенах и потолке. Наши предки верили, что душа у колдуна «рогатая», что затрудняло выход из тела. На печь вешался лошадиный хомут, в который, как считалось, запрягались черти и общими усилиями вытаскивали «застрявшую» душу. В этот момент умирающий испытывал нечеловеческие страдания. Как только «нечистики» получали душу в свое полное распоряжение, они пытались забрать и тело, чтобы съесть на бесовском пиру. Чтобы не дать этому случиться, родственники посыпали труп освященным в церкви маком или солью. Тогда, в бессильной злобе, бесы обращались в ворон и носились над хатой, успокоившись, улетали прочь, унося с собой душу колдуна. Сразу после этого начиналась буря и ненастье, продолжавшееся несколько дней. Хоронили колдунов тоже по-особому: изготавливали из молодого дерева крест в рост человека, опускали в яму, а сверху на него ставили гроб. Только так тело могло, наконец, обрести покой. Вера в колдунов и чертей на Витебщине была настолько сильна, что даже после революции, в 1920-е годы, крестьяне ближайших к Витебску деревень видели чертей в районе современного агрогородка Тулово.
  6. МИФ О УКРАДЕННЫХ 5508 ЛЕТ РУССКОЙ ИСТОРИИ И СМОТРЯЩИХ НА ЮГ БОЙНИЦАХ КИТАЙСКОЙ СТЕНЫ Миф этот совершенно идиотский, но к сожалению повсеместная деградация делает существование данного мифа возможным. Все распространение этого мифа целиком построено на человеческой глупости, лени и нежелании проверять самостоятельно даже самые нелепые утверждения. (19) 29 декабря 1699 года Петр I своим указом заменил старое летоисчисление на календарь от Рождества Христова "О писании впредь генваря с 1 числа 1700 года во всех бумагах лета от Рождества Христова, а не от сотворения мира". 7208 год «от сотворения мира» стал 1700 г. по юлианскому календарю. АХИНЕЯ По мнению современных приверженцев альтернативной истории, благодаря Петру I из истории наших предков выкинули 5508 лет. Уничтожались книги, документы, рукописи, культурные традиции, которые велись на Руси веками. Петром I был даже пописан указ «Об уничтожении 300-летних старцев» Подробности https://pronedra.ru/ukradennaya-istoriya-zachem-petr-.. Что же, собственно, произошло 23 сентября 5508 года до н. э.? Согласно якобы различного рода источникам, в этот день Сотворения Мира в Звёздном Храме был заключен мирный договор («сотворен мир») между Рассенией (в современном понимании – Россией) и Аримией - Империей Великого Дракона (в современном понимании – Китаем). Звездный Храм - это название лета (года) по Круголету Числобога. Например, у китайцев есть год Крысы, Лошади, Кролика, Быка , Свиньи и т.д. А у славян по названьям чертогов: Дева, Мир, Феникс, Орел и т.п. А также имеются стихии и цвета. И тот год по Круголету Числобога, то есть то лето, когда наши Предки победили Предков китайцев, а Сотворение Мира – это заключение мирного договора между народами (Мир Сотворили в день осеннего равноденствия). До этого времени велся другой календарь, по которому у нас сейчас лето 13029 от Великого похолодания. И до этого были тоже летоисчисления. Аримия – Великая Страна Жёлтых Людей. Так наши Расичи называли страну тёмнокожих (по сравнению с представителями Расы Великой) - Древний Китай. Великая Слава была об этой стране, и Боги бывали в стране Поднебесной. Это образное название своей страны до сей поры используют жители современного Китая. Правитель Китая решил развязать захватническую, грабительскую войну против Великой Расы. Великий Дракон побеждён был в этой войне, и это событие было увековечено в древней истории. Победу одержала Великая Раса, что и было отображено в виде образа - Белый витязь на коне поражает копьём Дракона. Белый всадник (Бог-Витязь), поражающий копьём Дракона (древнего змея), был изображён на фресках и барельефах древних Капищ и на различных строениях Великой Расы. Поверженных аримов заставили построить стену (бойницами в их сторону) для обозначения границы Рассении. Стену назвали Кий-Тай, что в переводе с древлесловенского означает Кий – палка, изгородь, Тай – вершина, завершение, то есть «завершающая, ограничивающая изгородь». БОЙНИЦЫ на Великой Китайской стене НАПРАВЛЕНЫ НЕ НА СЕВЕР, А НА ЮГ! В память о том событии нашими Предками была написана Азъ-Веста (первая весть), или иначе – А-Веста на 12000 воловьих шкур. Авеста, являющаяся примером древних славянских книг, писавшихся как на пергаменте, так и на золоте, была уничтожена по приказу Александра Македонского, который хоть и был славянином по происхождению, но находился под духовным влиянием грека Аристотеля. КТО ПРИДУМАЛ Кто же придумал эту захватывающую историю народа русского? Небезызвестный фрик и создатель религиозного образования Инглиизм А. Хиневич. Хиневич утверждает что история Славян насчитывает тысячелетия, а то и сотни тысяч лет. Вслед за фантазёром Асовым (Барашковым), Хиневич начал смешивать Славян и Ариев. Асов, объявил идеи Ахиневича (данное словообразование первым ввёл Асов), не чем иным как низкопробным плагиатом его работ. Возможно, разбирать ахинею Хиневича и не было бы смысла, если бы его фантазии и ложь не подхватил бы другой лже-учитель – псевдоакадемик Николай Левашов, заваливший youtube своими видео-лекциями и популяризировавший «Славяно-Арийские Веды», написанные Хиневичем. Сейчас А. Хиневич не очень популярен в среде псевдородноверов, он уступает по популярности Трехлебову. Трехлебов сейчас духовный учитель Славян-Ариев. Левашов же пристал к кормушке без дозволения Трехлебова и Хиневича. ОФИЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ Давайте сначала выясним, чем были «Россия» и «Китай» в контексте мировой истории, 7, 5 тыс.лет назад? В 6-м тысячелетии до нашей эры НЕ БЫЛО ни России, ни Китая и, более того, не было ни славян, ни китайцев. В это время был средний неолит и в Европе была Культура линейно-ленточной керамики, а в Китае Культура Яншао. Культуру Яншао ряд ученых связывает с протокитайскими племенами, так что это не были китайцы. Самое первое же государство, появившееся в Китае было Государство Шан – государственное образование, существовавшее с 1600 по 1027 год до нашей эры в землях к северу от выхода р. Хуанхэ на Великую китайскую равнину. Культура линейно-ленточной керамики не была ни славянской, ни протославянской. Общепринятого, утвердившегося взгляда на «прародину» ранних славян до сих пор нет. Первые сведения о славянах можно найти в трудах готского историка Иордана (жил в VI веке): Готские племена, в I–II в. н. э. направились из района Скандзы (Скандинавии) в восточную Европу. Они попадают на территорию, ограниченную рекой Вистулой и «болотами и омутами», что соответствует району Польского Поморья: на севере расположены Наревские болота, на востоке — Пинские (Беларусь), на западе — Любельщина (Польша). Готская Aujom (Oium) — это земля, окруженная водой, водяная местность. Иордан пишет, что готы здесь сразились и победили некий народ спали [spali], но на этой территории, по данным археологии, обитали именно ранние славяне. Так что в 6-м тысячелетии до нашей эры не было никаких возможностей не только контактировать (хоть в военном плане, хоть в мирном) Руси и Китаю, но и самим славянам и китайцам. ИСТОРИЯ ДОПЕТРОВСКОГО КАЛЕНДАРЯ Летоисчисление от "сотворения мира" пришло на Русь из Византии вместе с православием. Причем как на Руси, так и в Византии началом года в разное время считались 1 марта и 1 сентября, из-за чего современные историки часто сталкиваются с путаницей в летописных датах. Этот календарь, вместе со старым стилем, до сих пор признается Православной Церковью — именно в сентябре начинается годовой цикл богослужений. Год сотворения мира, 5509 до нашей эры, был рассчитан константинопольскими толкователями Священного Писания в 353 году по приказу императора Констанция. Наряду с этой эрой существовали и другие — римские, александрийские, еврейские и многие другие, в которых дата сотворения мира отличалась от константинопольской на сотни, а то и тысячи лет. Дело в том, что Библия не содержит точных датировок, и рассчитать время жизни Адама можно либо по генеалогиям, либо по пророчествам. Но в генеалогиях слово "сын" может означать и отдаленного потомка, а пророчества могут толковаться разными способами. К тому же, в те времена и не столь отдаленные события датировались неоднозначно. К примеру, общепринятую сейчас дату Рождества Христова рассчитал монах Дионисий только в 525 году, причем большинство современных ученых считают, что он ошибся на 4 или 5 лет. Что уж говорить о в буквальном смысле доисторических временах! Советская историческая энциклопедия (статья «Календарь»): «Христианство в борьбе с язычеством пыталось создать свое летосчисление по библ. мифу "от сотворения мира". В 6 в. путем сложных богословских расчетов в связи с пасхальным циклом установились 3 наиболее принятые эры: Африкана, по к-рой 754 год от основания Рима считался 5501, Александрийская - соответственно 5493, Византийская - 5509 (официальная, перешла потом в Россию)» ГЕОРГИЙ ПОБЕДОНОСЕЦ Самым ранним изображением святого Георгия на Руси является икона Успенского собора Московского Кремля (конец XI, либо XII век), и это изображение без коня и змея. А одно из самых ранних известных на Руси изображений св. Георгия на коне, это каменная плита XII в. из Киева (Национальный историко-культурный заповедник «София Киевская»): Св. Георгий был убит в начале 4 века нашей эры. Культ св. Георгия начался с 5 века нашей эры. До этого никаких изображений св. Георгия, тем более на коне, не существовало. Культ Георгия Победоносца на Руси встречается только после крещения Руси в 11 веке нашей эры, а широкое почитание ещё позже - св. Георгий становится покровителем князей, как святой мученик-воин. Так что до начала второго тысячелетия нашей эры нет никаких изображений воина на белой лошади на Руси. А, главное, культ св. Георгия Победоносца появился на Западе раньше чем на Руси и был там широко распространён - его изображения встречаются на рельефах, миниатюрах, фресках, картинах (культовые сооружения, посвящённые св. Георгию, известны в Риме с VI века, в Галлии с V века). БОЙНИЦЫ ВЕЛИКОЙ КИТАЙСКОЙ СТЕНЫ Строительство первых участков стены началось в 3 (а ни как не в 6) веке до н. э. в период Воюющих царств (475—221 гг. до н. э.) для защиты государства от хунну. Высота укрепления в среднем составляет 7 метров. Она варьируется в разных местах от 5 до 10 метров. Больших регулярных сил на стене никогда не было. Задача была замедлить продвижение армии кочевников настолько, чтобы у караульных была возможность заметить вторжение, зажечь сигнальные огни, вывесить сигнальные флаги и уйти в безопасное место. Получив сигнал со стены, все окрестные местные жители скрывались в ближайшей крепости. В крепостях они пересиживали рейд кочевников и ждали помощи из имперских гарнизонов. Несмотря на величие стены, ее могли преодолеть кочевники в сторону Китая. Враги при желании легко находили слабо укреплённые участки или просто подкупали стражу. Иногда при нападениях она не решалась поднимать тревогу и молча пропускала врага. Для китайских учёных стена стала символом военной слабости при династии Мин, капитуляции перед очередными варварами. Китайцев цинской эпохи удивлял интерес европейцев к очень дорогому и практически бесполезному сооружению. На всех древних участках стены, бойниц либо вообще нет, либо смотрят и на север и на юг, либо только на север. Предотвратить набег кочевников китайцы не могли, но, когда они возвратились с большим количеством награбленного имущества у китайского населения, защитники стены могли дать жесткий отпор, используя бойницы, направленные внутрь страны. Дорога вдоль стены служила для быстрой (относительно) переброски войск вдоль нее, и эта «Дорога» была защищена отовсюду, а не одной стороны. И дорога, по которой перемещалась армия, находится со стороны Китая, а не со стороны Монголии. Группа «НЕИЗВЕСТНАЯ РУСЬ» http://vk.com/neizvestnayrus
  7. Костёнки — «жемчужина русского палеолита». Древняя цивилизация под Воронежем — открытие, потрясшее научный мир! Наши предки жили на Русской равнине 45000 лет назад. Место археологических раскопок село Костёнки, общей площадью 36 кв. км., расположено на правом берегу Дона, Хохольского района в Воронежской области. Здесь находится 26 стоянок каменного века в возрасте от 20 до 40 тысяч лет. Большая часть стоянок многослойные и содержат от 2 до 7 культурных слоев, относящихся к разным тысячелетиям. Обитание первобытного человека в Костёнках совпадает с периодом «Валдайского оледенения», когда южная граница ледникового панциря находилась на полпути между территориями нынешнего Санкт-Петербурга и Москвой. Наличие большого количества мамонтов на Русской равнине объясняется устойчиво холодным климатом. В последние годы в Костенках был сделан ряд новых сенсационных открытий. Во время раскопок 2000 года были найдены древнейшие на территории Восточной Европы украшения – пронизки с орнаментом, изготовленные из трубчатых костей птиц. В 2001 г. археологи нашли голову статуэтки человека, вырезанного из бивня мамонта, она создана около 35 000 лет назад. Сегодня это древнейшее скульптурное изображение человека в палеолите Европы. Костёнки – место сенсационных находок эпохи верхнего палеолита, впервые исследовали в 1879 году. Первые археологические раскопки в Костёнках и научные исследования стоянок начались в 1920-х годах. Археологические раскопки в Костёнках сегодня проходят на территории около 10 кв. км и вызывают больший интерес. По словам учёных за это время было открыто свыше 60 стоянок разных эпох, возраст которых колеблется от 45 до 15 тысяч лет! Русский археолог Александр Спицын назвал их «жемчужиной русского палеолита». Из истории археологических изысканий в Костенках. С незапамятных времён в Костёнках находили крупные кости загадочных животных. Неслучайно и название этой местности имеет в своей основе корень “кость”. У местных жителей издавна существовало предание о живущем под землёй звере, кости которого и находят люди. Живым это чудовище никто не видел, поэтому народ решил, что обнаружить его можно только после его смерти. Об этих диковинных находках стало известно даже царю Петру Первому. Любознательный Петр Первый, в 1696 году прибыв в Воронеж по корабельным делам, повелел солдатам Преображенского полка провести раскопки «больших костей» в Костенках. Так впервые было начато исследование исторического памятника, но жители села Костенки пожаловались царю Петру, что солдаты разворотили плотину, и раскоп был прекращен. В 1717 году Петр I писал в Воронеж азовскому вице-губернатору Степану Колычеву:«повелевает в Костенску и в других городах и уездах губернии приискивать великих костей как человеческих, так и слоновых и всяких других необыкновенных». Многие из найденных в Костёнках останков крупных животных были отправлены в “кунсткамеру” Санкт-Петербурга. В то время считали, что найденные гигантские кости – это останки боевых слонов Александра Македонского, «ходившего воевать со скифами». На берегах Дона несчастных животных якобы постиг массовый мор, они пали и потому вся территория устлана их костями. Первые научные археологические исследования палеонтологических стоянок в Костёнках были проведены выдающимся ученым, антрологом – Иваном Поляковым в 1879 году. Поляков выдвинул гипотезу о том, что в местах находок костей мамонта, могут быть останки жизнедеятельности первобытного человека. Его гипотеза оправдалась: из первого же шурфа, заложенного 28 июня 1879 года на территории одной из усадеб, археологи извлекли множество кремневых орудий труда, наконечников копий, кусочки золы, угольки, охра, каменные орудия труда – свидетельства древней жизни, факт существования «человека разумного» в этих местах много тысячелетий назад. В 20-х годах прошлого века началось планомерное изучение палеолитических стоянок древних людей в Костёнках. В археологических и научных исследованиях палеолитических стоянок принимали участие все самые известные представители русской археологии: Сергей Замятнин, Александр Рогачев, Петр Ефименко, Павел Борисковский. Найденные на раскопках в Костёнках статуэтки женщин (20-30000 лет). Согласно традиционной историографии, в этот период Русская равнина была ещё покрыта ледником. Особое внимание учёных привлёк тот факт, что в одном культурном пласте были найдены: останки человека современного типа и мамонта, многочисленные произведения искусства, и 10 знаменитых на весь мир женских фигурок, прозванных «палеолитическими Венерами», возраст которых 20-30-тысяч лет. Судя по найденным в Костёнках артефактам, известным во всём мире, наши предки имели развитую культуру и искусство 45 000 лет назад. Это сенсационное открытие меняет взгляды на первобытную историю человечества и ставит под сомнение теорию о том, что человек разумный зародился в Африке и оттуда перекочевал на север Евразии и в Западную Европу. Эпоха верхнего палеолита- 50 тыс лет назад — археологический комплекс «Костёнки» признан самым древним местом обитания человека современного типа. Костёнки – это важнейший археологический памятник, доказывающий, что на нашей земле, на Русской равнине с древнейших времён существовала высокоразвитая цивилизация. Научный переполох. Археологический мир сотрясает сенсационная новость: под Воронежем обнаружена колыбель европейской цивилизации времен палеолита, прародина всех европейских народов. Науку переполошила опубликованная в начале 2016 года в журнале «Сайнс» статья профессора университета в Боулдере (штат Колорадо) Джона Хоффекера. Обнаруженные в Костёнках скелеты людей современного типа и возраст археологических находок позволяют утверждать, что «homo sapiens» — «человек разумный» появился в среднем течении Дона намного раньше, чем в Европе. Справедливости ради заметим, что первыми об этом заявили всему миру учёные Санкт-Петербургского института материальной культуры РАН. Джон Хоффекер, профессор, штат Колорадо, США пишет: «Костенковские стоянки интересны не только своей уникальной древностью. Мы ещё не знаем, какими путями первобытные люди мигрировали сюда – из Африки или из Азии? Но именно в этих местах они приобрели новые способности и сформировали зачатки человеческой цивилизации. Об этом свидетельствуют находки в нижнем слое раскопа – кремниевые орудия труда, костяные, каменные статуэтки женщин и животных, которые можно отнести к самым древним произведениям первобытного искусства. Так что здешние homo sapiens жили не только охотой, они знали многие ремесла и были не чужды художественному творчеству». Антропологическая реконструкция древнего человека, жившего на среднем Дону 28-30 тысяч лет назад. Проанализировав современными методами найденные в раскопках пепел, споры и пыльцу, а также подвергнув кости палеомагнитному и радиоуглеродному исследованию, российские ученые установили, что костёнковским раритетам никак не меньше 40 000 — 42 000 лет. Американские лаборатории термо-люминесцентным методом определили возраст находок 45 000 лет. Таким образом, палеонтологический стоянки в Костёнках стали самыми древними стоянками первобытного человека в Европе. А заявивший об этом американец Хоффекер сподвигает науку к фундаментальному пересмотру общепринятых взглядов на ранний период истории человечества. В селе Костёнки каждая вторая изба и сегодня стоит над стоянкой древнего человека. Копни лопатой в огороде – то кость вылезет, то ещё что-нибудь полезное для науки, жители охотно несут свои находки — клыки да камешки археологам. В законсервированной под крышей музея-заповедника древней стоянке насчитывается 573 кости, которые могли принадлежать 40 мамонтам, и 32 черепа мамонта. Часть костей мамонтов служили фундаментом, в котором укреплялись шесты с натянутыми для тепла шкурами, другая часть костей мамонта была сложена в пяти ямах, приберегалась про запас. В 2001 году на стоянке Костенки ХIV археологи обнаружили скелет молодого мамонта, который когда-то увяз в болотистой почве на дне оврага. Шестиметровая громадина — костный скелет мамонта, весом пять с половиной тонн была обнаружена археологами во дворе у жителя Костёнки, даже странно, как мамонт умещался на его грядках. Для Костёнок такая находка большая редкость, так как в древних поселениях кости мамонтов были «принесенные». То есть наши пращуры специально собирали большие кости убитых или погибших животных и укладывали их в основание своих жилищ. Похоже, археологам страшно повезло, что древние жители Костенок извели на свои нужды не всех мамонтов и хотя бы один из них сохранился до наших дней в виде скелета. «Дальнейшие исследования просто подтвердили, что в селе Костенки богатейшее в России место сосредоточения стоянок эпохи верхнего палеолита» — говорит Виктор Попов – директор единственного в мире археологического музея-заповедника «Костенки» Виктор Попов — «Музей археологии – по сути саркофаг, полностью накрывающий древнюю стоянку, – построенный еще при советской власти, был и остается единственным в мире. Просто ни в одном другом месте жилище homo sapiens не сохранилось в таком первозданном виде, как в Костенках. В 1953 году крестьянин Протопопов копал погреб и наткнулся на древние апартаменты.» Большинство жителей села Костёнки, как в старину, живут натуральным хозяйством, возделывают свои огороды и приусадебные участки, а у некоторых селян даже хаты с земляным полом и крыши покрыты соломой. Для полной схожести с прародителями не хватает только мамонтов. Палеолитическая охота на мамонтов вошла в сюжеты древнерусских народных сказок. «Бой на калиновом мосту».
  8. Самосожжения старообрядцев (XVII в.) Старообрядческое учение об «огненной смерти», приведшее к гибели нескольких тысяч приверженцев «древлего благочестия», не имеет конкретного места зарождения. Известно, что идейными предшественниками самосжигателей стали «морильщики» – проповедники и участники массовых самоубийств голодом, действовавшие в 1660-х гг. в вологодских, костромских, муромских и суздальских лесах. Они «запирали себя в избы или норы, чтобы избежать соблазна спасения жизни, и там держались полного поста до последнего издыхания». Начинание получило массовую поддержку среди противников никоновских церковных реформ, а практика добровольной голодной смерти постепенно трансформировалась в самосожжения. Первые небольшие самосожжения происходили почти одновременно в ряде местностей страны. Так, в 1666 г. нижегородскому воеводе И.С. Прозоровскому поступило сообщение о том, что «в Нижегородском уезде чернецы, когда пришли стрельцы, запершись в кельях, зажгли их и сгорели». В марте этого же года из Вологды в Москву дошла весть, что и здесь произошло первое самосожжение: «Четыре человека, нанося в избу сена и склав и запершись, и изнутри зажгли сами и сгорели; да семь человек, утаясь от людей, вышли из деревни ночью в поле и сели в дехтярном срубе, и зажгли сами, и в том срубе сгорели». В 1675 г. на Волге начались первые массовые самосожжения: старообрядческие материалы говорят о «происходивших в это время гарях и насчитывают до 2 тыс. добровольно сгоревших в районе Нижнего Новгорода, особенно по реке Кудме». В 1670–1680-х гг. центром распространения гарей стало Пошехонье (местность по берегам реки Шексны (Шехоны), вытекающей из Белого озера и впадающей в Волгу), одна из наиболее отсталых территорий тогдашнего Российского государства, куда, возможно, собирались сжигаться не только местные жители, но и москвичи, близко к сердцу принявшие проповедь «огненной смерти». Сведения о числе погибших на этой территории в первых «гарях» различны: от четырех – пяти тысяч до 1 920 человек. На зловещее первенство мог претендовать и Арзамасский уезд: здесь значительные «гари» начались в 1675 г. и продолжались до 1678 г. Поскольку одним из наиболее заметных наставников старообрядцев-самоубийц стал поволжский старец Капитон, то и учение об «огненной смерти» получило на Руси название «капитонство». Лишь на первых порах, в начале никоновских церковных реформ, Капитон проповедовал иные способы смерти. Его сторонников обвиняли в том, что они «живых в гроб кладут», запирают людей в кельях и морят голодом. В дальнейшем именно самосожжение стало излюбленным способом самоубийства среди противников никоновских «новин». Так, в челобитной крестьян Черевковской волости Устюжского уезда, датированной 1690 г., указывалось, что в их волости «крестьянишки» сгорели «в капидонстве». Таким образом, с юга России учение о самосожжении, по выражению старообрядческого автора, «свирепо потече» вверх по Волге и распространилось по Европейскому Северу. Быстрому распространению «самогубительной смерти» на значительной территории способствовала поддержка со стороны протопопа Аввакума и ряда других радикальных предводителей церковного раскола. В последнее десятилетие XVII в. по Европейскому Северу России прокатилась первая волна самосожжений. В Новгородском крае первое самосожжение состоялось в ночь с 9 на 10 марта 1682 г. в с. Федово Ново-Торжского уезда; погибло около полусотни человек, предводительствуемых местным священником. Встревоженные власти послали в это село пристава, чтобы «остановить дальнейшее распространение самосожиганий». Но того ожидал решительный отпор: «местные крестьяне спрятали священника и чуть не убили самого пристава». Трагическому ряд крупных самосожжений продолжили «гари» в Каргопольском уезде, в Дорах. Затем последовали крупнейшие в истории старообрядчества массовые самоубийства – Палеостровские 1687 и 1688 г. (в них, по преданиям, погибло до четырех тысяч человек) и Пудожская 1693 г. (более тысячи человек). Вскоре волна самосожжений достигла Сибири: 24 октября 1687 г. произошло массовое самосожжение в Тюменском уезде, унесшее около 300 жизней. В том же году в Верхотурском уезде в огне погибло около 100 человек. В 1688 г. в своих домах в Тобольском уезде добровольно сожгли себя около 50 человек. Однако здесь самосожжения вскоре прекратились на полстолетия, и следующее состоялось в 1751 г., когда нашлись новые фанатики-руководители. На Европейском Севере череда самосожжений не прерывалась на протяжении последней четверти XVII и всего XVIII в. А рецидивы самосожжений случались вплоть до середины XIX в. Последнее самосожжение старообрядцев, произошедшее в 1860 г. в Каргопольском уезде Олонецкой губернии, унесло 14 жизней. В некоторых местностях Севера самосожжения повторялись регулярно. Так, с 1690 по 1753 г. в Верхнем Подвинье произошло 8 массовых самосожжений, в которых погибло 611 человек. В Поморье идея «огненной смерти» нашла поддержку у весьма влиятельных и образованных проповедников – бывших соловецких монахов, чудом избежавших беспощадной расправы после взятия «честной обители» царскими войсками. В Соловецком монастыре в период восстания 1667– 1676 гг. идеал страдания стал весьма популярным, причем в ходе бунта произошел переход от идеи «пассивного страдания и непротивления насилию» к практике «вооруженной борьбы против слуг Антихриста». Постепенно идеи добровольного страдания и сопротивления власти слились воедино в поддержанном соловецкими монахами учении о самосожжениях. Протопоп Аввакум уверял своих учеников, что «на том свете» соловецкие иноки наказывают царя Алексея Михайловича за штурм православной святыни и собственные страдания, «распиливая его тело и подвергая его другим мучениям». Но и «на этом свете» участие соловецких монахов в борьбе против господствующей церкви вообще, и в организации самосожжений в частности, оставалось активным. В значительной степени это обстоятельство повлияло на дальнейшее распространение учения о «самогубительной смерти». На эту закономерность первым обратил внимание еще в конце XVII в. старообрядческий писатель Семен Денисов в «Повести об осаде Соловецкого монастыря». Так, самосожжением 1693 г. в деревне Строкиной Пудожской волости руководил бывший соловецкий монах Иосиф Сухой. Сам он был убит во время перебранки с гонителями: «от воинов, обличающ новины, их пулею устрелен». Но его решительные сторонники все же довели до конца дело, начатое наставником: «огнем скончашася, числом суще яко тысяща двесте душ». Еще бoльшую известность снискал Игнатий Соловецкий: он стал наставником старообрядцев, захвативших в 1687 г. Палеостровский монастырь и совершивших самосожжение в его стенах. Здесь погибло, по данным старообрядческого автора, 2700 человек. В этом же году обессмертил свое имя еще один соловецкий монах – «пречестный диакон и благоговейный инок» Герман Коровка, организовавший самосожжение в деревне Березов Наволок Кольского присуда. После гибели большинства соловецких монахов и их последователей самосожжения продолжались некоторое время по традиции, освященной гибелью «за древлее благочестие» выдающихся старообрядческих проповедников и их последователей. В царствование Петра I в распространении «самогубительной смерти» произошел перелом, но полному искоренению самосожжений помешало новое явление. Начиная с 1740-х гг. во главе самосожигателей становились представители филипповского толка, одного из наиболее радикальных в старообрядчестве. Они отказывались совершать молитвы за императора, ограничивали контакты своих последователей с внешним миром и всегда были готовы к самосожжению. Наставник филипповцев, старец Филипп, «с протчими», погиб в огне организованного им же самосожжения в середине XVIII в., личным примером вдохновив своих последователей на новые самоубийства. Влияние филипповцев сохранялось на протяжении всего XVIII в. на территории Русского Севера, вплоть до Урала, где и происходили «гари». Но все же их влияние уступало неограниченному авторитету соловецких монахов. Ведь филипповцам противостояли другие старообрядческие толки: даниловцы, федосеевцы, аристовцы. Своеобразная эстафета «самогубительной смерти» создавала предпосылки как для непрерывного распространения самосожжений по территории России, так и для все новых и новых «гарей» в тех местностях, где они происходили прежде. До конца XVIII в., по подсчетам Д.И. Сапожникова, в Тобольской губернии произошло 32 самосожжения, в Олонецкой – до 35, в Архангельской – 11, в Вологодской – до 10, в Новгородской – 8, в Ярославской – 4, в Нижегородской, Пензенской и Енисейской – по 1, а всего – 103 самосожжения. Общей тенденцией в развитии самосожжений стало постепенное сокращение числа их участников. Для XVIII в., как справедливо указывает Н.Н. Покровский, «не были характерны грандиозные гари, каждая из которых уносила в XVII в. тысячи жизней». Наиболее подробным источником информации по данному вопросу является старообрядческий синодик (список погибших, составленный для поминовения), содержащий упоминания о 45 старообрядческих самосожжениях, произошедших в разное время в России. Первые по времени самосожжения конца XVII в. стали самыми грандиозными в истории: они унесли жизни 8 416 человек. Далее отчетливо обозначилась тенденция к убыванию: в следующих 15 «гарях» погибло 1 537 человек. И, наконец, последние по времени массовые самоубийства конца XVIII – XIX в. привели к гибели 149 человек. Источники позволяют судить еще об одной особенности статистического учета самосожжений. Сведения о небольших, в том числе семейных, самосожжениях значительно реже проникали в делопроизводство органов власти, и, следовательно, эта разновидность информации о массовых самоубийствах остается недоступной. О том, что и такого рода «гари» имели место, свидетельствуют отрывочные данные. К их числу относится, например, переписная книга Арзамасского уезда, датированная 1678 г. Причины запустения дворов в деревнях Ковакса, Соляная Гора и селе Страхово объяснены в ней следующим образом: «Двор пуст Фофанка Андреева, а он, Фофанко с детми, на овине сгорел в 186 году, а жена ево умре». Или: «Двор пуст Антропка Васильева, а он, Онтропко, з женою и з детми бесовскою прелестью собрався в овин згорел в 183 году» и т. д. Всего названо 8 крестьянских дворов, запустевших от гари. В конце XVIII в. практика массовых самоубийств сходит на нет. Вполне вероятно, что к этому времени в огне самосожжений погибли почти все более-менее радикально настроенные старообрядцы – сторонники «огненной смерти». Однако организация самосожжений оставалась на протяжении всего XVIII в. главным обвинением, которое власть предъявляла старообрядцам. Эти обвинения не в последнюю очередь были связаны с тем, что массовые самоубийства происходили на окраинных, и без того малонаселенных, территориях и, таким образом, наносили ущерб государственным интересам. Локализация самосожжений, на первый взгляд, представляется парадоксальной: в массовых самоубийствах участвовали жители тех губерний, где давление на старообрядцев не отличалось высокой интенсивностью. Объяснение этому следует искать, во-первых, в наибольшем распространении влияния старообрядчества именно на той территории, где репрессии оставались менее ощутимыми. Во-вторых, – в эффекте «последней капли»: эти земли стали последним пределом, куда мог скрыться от «слуг Антихристовых» приверженец «древлего благочестия». После этого, вновь подвергаясь преследованиям, он находил лишь одно спасение – огонь. По материалам: Пулькин М.В. Самосожжения старообрядцев в конце XVII – XVIII вв.
  9. Как возник миф о том, что монголо-татарского ига не было? Прежде, чем дать ответ на поставленный вопрос необходимо уяснить несколько важных нюансов. Первый касается истории терминологии. Важно понимать, что наименование "монголо-татары" впервые на русском языке было употреблено только в 1823 году, в учебнике учителя географии Первой Санкт-Петербургской гимназии Петра Наумова. А термин "монголо-татарское иго", впервые применил несколькими годами ранее, в 1817 году, немецкий учёный Христиан Крузе, книга которого «Атлас и таблицы для обозрения истории всех европейских земель и государств от первого их народонаселения до наших времен» только в середине XIX века была переведена на русский и издана в Петербурге. Впрочем письменных фиксаций такого определения зависимости русских княжеств от Орды в документах Руси XIII—XV веков не встречается. Такое значение появилось на стыке XV—XVI веков в польской исторической литературе. Первыми его употребили хронист Ян Длугош («jugum barbarum», «jugum servitutis») в 1479 году и профессор Краковского университета Матвей Меховский в 1517. В дальнейшем на эти латинские формы был обращен взор историков XIX века, которые на их основе, сформулировали свою научную терминологию . То есть термины "монголо-татары" и "монголо-татарское иго" - это сугубо научные определения, позволяющие, во-первых, устранить несоответствие между самоназванием завоевателей («монголы») и постоянно встречающимся в средневековых источниках их наименованием («татары»), во-вторых, выделять исторический период, когда русские князья находились в вассальной зависимости от правителей Монгольской империи и Улуса Джучи (Золотой Орды). Другой важный момент это осознание того, что историческая наука, как и любая другая, развивается. Сегодня современный учёный маловероятно, что будет ссылаться на Н.М. Карамзина, М.В. Ломоносова или В.Н. Татищева. И вовсе не потому, что первые российские историки умышленно занимались "сочинительством" , "переписыванием", "фальсификациями", а потому что сегодня историку доступно в сотни раз больше письменных источников, чем в XIX веке, а помимо этого также усовершенствована методология исследования и методы анализа исторических свидетельств. В XIX веке археологи старались охватить, как можно большие площади и копали вглубь пока копается без какой-нибудь точной фиксации. Сегодня археологические исследования проводятся с помощью аэрофотосъемки, различных гис-технологий, тахеометрической нивелировки. Так и в исторической науке. Историк занимается не переписыванием летописных известий на современный русский язык, а проводит внешнюю и внутреннею критику источника, использует междисциплинарные подходы в изучении исторических явлений и т д. А поскольку наука развивается, то и устаревает терминология, это закономерно. Самым ярким примером является т.н. "норманнский вопрос". Когда в разные историографические периоды ему придавались абсолютно разные значения и определения. Начиная от спора, а были ли вообще норманны на Руси и заканчивая тем, насколько сильное влияние они оказали на политическое устройство восточнославянских племен. Аналогичная ситуация и с термином "монголо-татарское иго" или "татаро-монгольское иго", которое, к слову, с 2013 года отсутствует в едином учебнике истории России, вместо него был предложен термин «ордынское владычество». Если смотреть с современной научной точки зрения, то можно говорить о некорректности рассматриваемых терминов. Поскольку, употребляя термин "монголо-татары", люди часто связывают современных казанских татар с "татарами", о которых писали русские летописцы и европейские хронисты. Хотя на самом деле, территория современного Татарстана была завоевана Батыем накануне вторжения на Русь и мало чем отличалась своими политическими и экономическими последствиями. Также на протяжении всего периода "ордынского владычества" степень зависимости русских княжеств от Орды и степень юрисдикции ордынских властей не была одинаковой, а следовательно и определение "монголо-татарское иго" требует некоторых уточнений. Спорным моментом являются и хронологические рамки - 1237 - 1480. На сей счет до сих пор ведутся споры, одни исследователи считают правильным вести отсчет не от монгольского нашествия на Русь 1237 года, а от поездки Ярослава Всеволодовича в ханскую ставку и получения им ярлыка на княжение в 1243 г. ; другие считают, что фактическую независимость Русь обрела не после стояния на Угре в 1480, а после победы в битве под Алексином в 1472 году; третьи же считают, что исполнение различных повинностей со стороны русских князей продолжились и в XVI веке. Еще один аргумент в пользу некорректности термина "монголо-татарскре иго" это его сугубо негативный образ по отношении к Руси. Хотя, во-первых, как уже говорилось ранее, само понятие "иго" употребляется только в польской литературе, а не на Руси, во-вторых, помимо очевидных форм зависимости, русское духовенство и княжеская элита имели и привилегии; и в-третьих, период тесного контакта с Улусом Джучи имел не только негативные последствия, но и положительное влияние в области политического устройства. быта, культуры и тд. Если смотреть с дилетантской точки зрения, то "монголо-татарского иго" безусловно было, как бы его не старались отрицать. Впрочем оно было, как и сами "монголо-татары", как и само "монголо-татарское нашествие". По истории монголов и монгольских завоевательных походов существует целый корпус древнерусских, арабских, персидских, грузинских, армянских, китайских, монгольских, старофранцузских, латинских источников, есть свидетельства современников и очевидцев, которые до шли до наших дней и сегодня хранятся в библиотеках и музеях России, Китая, Монголии, США, Франции, Германии, Италии и т.д. Существует огромный корпус археологических источников - разрушенные архитектурные строения, братские могилы датированные 1237-1240 гг. в Ярославле, Владимире, Старой Рязани, Киеве итд, находки нетипичного для Руси вооружения, наконечники стрел восточного типа, различные предметы быта нехарактерные для Руси домонгольского периода (например, котлы) и тд. Сохранился ряд документов, свидетельствующий о политической зависимости русских князей и духовенства от ордынских ханов (если интересно, то в 1987 году А. И. Плигузов в опубликовал (с соблюдением всех особенностей оригинала) древнейший список краткого собрания ярлыков, работа доступна в сети). Важным доказательством служит коллекция ханских пайцз, обнаруженных на территории Улуса Джучи и Руси - пайцза Тохта-хана (1290—1312), пайцза Узбек-хана (1312—1341), пайцза Абдуллах-хана (1361—1370), пайцза Кельдибека (1361—1362) и др. Собственно спор о том "А было ли иго?" с дилетантской точки зрения возник в конце 80-х гг. XX века, особую популярность получил в публицистической литературе 90-х гг. и не утихает по сегодняшний день. Первые зерна "сомнения" кинул Л.Н. Гумилев. Сын двух великолепных поэтов создал целый комплекс антиисторических мифологем (о том, что сын Батыя Сартак брат Александра Невского; о переговорах генуэзцев с Мамаем; о мирном сосуществование Руси и Орды итд) , которые не только дали простому читателю неверное представление о прошлом, но и вдохновили представителей альтернативной истории на бурную литературную деятельность. Впрочем, Л.Н. Гумилёв был лишь сигналом. В 90-е годы получили развитие существующие в народном сознании представления об истории, не как о науке, а как о том, чему и как учили в школе. Зачастую дилетанты, авторы альтернативной беллетристики, спорят не с современной научной литературой, а с учебниками 5 класса или с тем, как их учили раньше, что мол нам рассказывали в школе. Такие взгляды на историю можно услышать на лекция Кунгуровых, Сундаковых, Понасенковых и т.д. Если отвечать на вопрос об иге с научной точки зрения, то вполне возможным представляется дать отрицательный ответ. Но если отвечать на вопрос, который ставит дилетант, то никакого кроме утвердительно ответа, на самом деле, дать просто невозможно. Были ли монголы на Руси? Были. Есть ли документальные свидетельства зависимости? Есть, ярлыки, пайзы и тд. Есть ли археологические источники? Есть, вооружение восточного типа в воинских погребениях, братские могилы в разрушенных монголами городах, нумизматический материал. А еще ведь есть лингвистика, народная память, восточные элементы в политической модели и культуре. Конечно проблема такого недопонимая лежит в проблемах образовательной системы и популяризации исторического знания. Возможно, что стоит не доказывать "а было ли иго" или его не было, а более подробно рассказать о профессии историка, как проходит его обучение, как он работает с историческим материалом, как критикует предшественников, как доказывает свою правоту в спорах. И, безусловно, необходим диалог. Только в споре рождается истина. Но существуют и ряд других причин. Это и недоверие ко всему "государственному. "Историки всё врут, переписывают, обслуживают элиты", - такое можно услышать довольно-таки часто. Всё что можно противопоставить, так это назвать сумму стипендии студента-историка и аспиранта. Маловероятно, что за 2000 рублей может у кого-то возникнуть желание обслужить ту или иную элиту, а в дальнейшем испытывать к ней особую симпатию. С другой стороны есть опять-таки политизированность истории. Когда в обществе на первое место становятся не результаты исторической науки, а те или иные публичные изречения политических деятелей. Тут всегда нужно помнить о том, что политик - это не учёный, у него нет специального исторического образования, он не занимается профессионально исторической наукой, его мнение не имеет научной основы. Также в качестве причины можно отнести и личные качества того или иного человека. Исправить такого человека просто невозможно. Поэтому нам, молодым людям, остаётся только cоздавать все необходимые условия для полноценного развития уже наших детей , будущего поколения, умеющего трезво и критически мыслить. Шишка Е.А.
  10. О "зверствах московитов" в Русско-польской войне (1654—1667) О "зверствах московитов" в Русско-польской войне (1654—1667) Крушение Советского Союза и последующий «парад суверенитетов» стали мощным толчком для исторических спекуляций со стороны националистов в республиках бывшего Союза. Одной из тем подобных спекуляций стала Русско-польская война 1654-1667 гг., которая до сих пор недостаточно изучена отечественной историографией. В 1995 году в минском издательстве «Навука i тэхнiка» вышла в свет книга Г.Сагановича «Невядомая вайна 1654—1667 гг», посвященная событиям слабоизученной в историографии Тринадцатилетней войне между Речью Посполитой и Россией. Для человека, неискушенного в вопросах методологии исторического исследования, данный труд, с подборкой источников, соответствующей идеологическим взглядам автора, может показаться верхом объективизма. Для Белоруссии эта книга стала своего рода знаковой. Белорусские националисты получили некое научно обоснованное доказательство (автор, как-никак, имеет научную степень кандидата исторических наук!) природной ненависти «Московии» к белорусам в 1654-1667 гг. Некоторые белорусские журнальные и газетные статьи, интернет-форумы наперебой пестрят обвинениями «москалей» в геноциде и в этнических чистках на территории Белоруссии, входившей тогда в состав Великого княжества Литовского. У читателя может сложиться впечатление, что я собираюсь оправдывать действия русских войск в Белоруссии и писать в советской традиции о «братской дружбе великорусского и белорусского народов». Отнюдь. Спорадические грабежи, убийства, насилие в войне оправдывать бессмысленно. Случаи совершения преступлений отдельными солдатами и отрядами всегда были и будут. Действия поляков и литовцев в войнах второй половины XVI- первой половины XVII вв. также не были гуманными. Вспомним хотя бы знаменитое «литовское разорение» в годы Смуты. Что же происходило в Речи Посполитой до Русско-польской войны (1654-1667), а именно с 1648 по 1653 гг.? В то время Великое княжество Литовское, так же как и Польша, полыхало в огне антишляхетских восстаний. И в начале Тринадцатилетней войны территория, по которой проходили русские войска, была уже изрядно опустошена. Так, по свидетельству очевидцев, по «дороге до Кобрина опустошены костелы, все шляхетские усадьбы…разрушены», а шляхта бежала за Вислу «от внутренних врагов – казаков, крепостных крестьян и своих свинопасов». В 1648 г. русский гонец сообщил царю, что с появлением в Белоруссии отряда казаков полковника И. Шохова «холопы их шляхетские и панские, пограбя пана своего животы, бегают к казакам», а вступившие в ряды казачества белорусские крестьяне и горожане «войско казакам приумножили». Поветы разорялись вследствие как стихийных народных выступлений и действий казацких отрядов Головацкого, Кривошапки, Небабы, Голоты и др., так и карательных мер правительственных войск, немилосердно подавлявших мятежи в районах Гомеля, Чечерска, Пропойска, Пинска. Разорение Пинского повета и взятие Пинска, например, являлось полномасштабной войсковой операцией правительственных войск ВКЛ. Ворвавшиеся в город солдаты были встречены многочисленными баррикадами на узких улочках города. Подобным образом были взяты и разорены Туров, Бобруйск, Речица, Мозырь и др. Антифеодальные выступления были подавлены войсками Януша Радзивилла только к 1651 г. Даже когда Радзивилл почти «затушил» пожары восстаний, в тылу у него вновь заполыхало Мстиславский повет. Отдельные очаги восстания продолжали вспыхивать до 1653 г. «Хлопы» жестоко поплатились за свои выступления – по статусу посягательство на имущество шляхтича каралось смертью. Сколько погибло в этой братоубийственной войне 1648-1653 гг – не известно до сих пор. Белорусским националистам неприятно будет узнать, что после такой кровавой расправы белорусские общины не раз отправляли делегации в... соседнюю «Московию», ища у царя поддержки. Так, в 1651 г. в Москву прибыл А. Кржыжановский с просьбой к царю принять Белоруссию в «государскую оборону». В Посольском приказе он говорил, что как только русское войско появится на белорусской земле, «то белорусцы де, сколько их есть, все б те поры востанут на ляхов заодно. А чаят де тех белорусцов зберетца со 100 000 человек». Неудивительно, что вступление в 1654 г. армии «Тишайшего» царя на территорию Речи Посполитой только усилило глубокий раскол в ВКЛ. После начала боевых действий в 1654 г. шляхтич из Вильно сообщал с тревогой, что «здешние города угрожают явно возмущением, а другие наперерыв сдаются на имя царское...», «Мужики молят бога, чтобы пришла Москва», «Мужики нам враждебны, везде на царское имя сдаются и делают больше вреда, чем Москва; это зло будет и дальше распространяться; надобно опасаться чего-нибудь вроде козацкой войны», В другом письме из Вильно отмечалось: «Неприятель (русские) этот здесь, в этих краях, берет большой перевес. Куда бы ни пришел он, везде собираются к нему мужики толпами, и уже, как мне известно, десять уездов, где собиралось наиболее податей, обращено в ничто…». Неоднократно в донесениях указывалось, что крестьяне «бунтуются... и тешатся все из тое войны и говорят, что селяне заодно с Москвою». Подобные сведения о положении «на литовской стороне» подтверждаются документами Посольского приказа, руководство которого скрупулезно собирало информацию о настроении населения в местах боевых действий: «мужики…бунтуютца, панов своих не слушают и …подвод не дают», от них «больши злого, нежели сама Москва чинят» и т.д.. «Хлопы», десятилетия терпевшие угнетения, снова воспользовались моментом для мести панам. Все признаки гражданской войны были присущи Литве в 1655-1661 гг. Действительно, не заметить гражданскую войну в кампании 1654-1667 гг. может только слепец в исторической науке. К сожалению, у тенденциозных белорусских историков будто бельмо на глазу: беспрестанно говоря о «единой партизанской войне против русских оккупантов» они не замечают глубочайший раскол внутри ВКЛ. Воеводам царь указал предварительно посылать в город «листы» с предложением сдаваться, и лишь в случае отказа города сдаться воеводы имели право начинать штурм. Жители многих городов – Белой, Дорогобужа, Полоцка, Копыси, Невля, Дисны, Друи и др. - практически без сопротивления сдались царским ратникам, «добили челом и город здали». Царь Алексей Михайлович особо обращал внимание воевод на гуманное отношение к населению: «А ратным людям приказали б есте накрепко, чтоб они белорусцов крестьянские веры, которые против нас не будут, и их жон, и детей не побивали и в полон не имали, и никакова дурна над ними не делали, и животов их не грабили». Воеводам наказывалось прибирать «белорусцев», которые захотят служить государю: «…и вы о тех белорусцев нашим государевым жалованьем обнадежили и велели их приводить к вере, что им быть под нашею... рукою навеки неотступно, и нам служить, над польскими и над литовскими людьми промышляли, с нашими ратными людьми сопча за один». Жесткие царские указы 1654-1667 гг. «сел не жечь» под угрозой смертной казни часто попадаются в архиве главного военного ведомства XVII в. – Разрядного приказа, в столбцах Московского и Новгородского столов. Например, рассматривая дела Новгородского стола о войне за период 1655-1656 гг., я натолкнулся на следующий приказ «начальным людям»: «А как нынешних ратных людей с нынешние службы отпустите и в город пошлете, и вы б нашим ратным и пешим людем сказали и наказ учинили крепкой по смертною казнию, чтоб они, идучи дорогою Курляндские земли и Диноборгского уезду оне не воевали и задору с ними никаких не делали, также от полоцкого, витебского, дисенского и иных уездах, которые под нашею государскою рукою, учинились оберегать, чтоб тех городов уездным всяким людем от ратных людей обид и утеснения никакова не было». Царь сохранил прежние привилегии городам, которые «целовали крест» государю – у них остались сеймики, суды; управление в них осуществлялось по Магдебургскому праву. К примеру, все вышеперечисленное царь пожаловал присягнувшим могилевчанам, которые вместе с русским отрядом Воейкова героически обороняли город от войск Я. Радзивилла. Таким образом видим, что политика русского правительства изначально основывалась на присоединении территории путем прельщения на свою сторону и задабривания. Естественно, далеко не все поветы присягнули русскому царю. Как я уже сказал, война сразу же расколола литовское общество на две части (а с вторжением шведов появились и сторонники последних, во главе с самим Янушем Радзивиллом). Так, гарнизон и жители Мстиславля оказывали упорное сопротивление армии А.Н.Трубецкого, вследствие чего воевода не мог гарантировать по царскому указу сохранность «домов и достояния от воинского разорения». Город был взят приступом, а его жители были убиты или взяты в плен; т.е. в данном случае действовали законы войны. Если город оказывал жестокое сопротивление, то осада его шла согласно правилам военной науки того времени – с разорением и опустошением прилегающей к городу области, с массивным обстрелом укреплений и строений, с жестокой сечей и резней в самом городе. Именно таким образом действовали все без исключения войска на враждебной территории. Так, под осажденным Слуцком в 1655 г. А. Н.Трубецкой писал царю: «…деревни, и хлеб, и сено, и всякие конские кормы мы по обе стороны жгли, и людей побивали, и в полон имали, и разоряли совсем без остатку, и по сторонам потому ж жечь и разорять посылали». Но выдранная из контекста цитата создаст впечатление, что перед нами – наглядное свидетельство кровавой политики московского царя. Действия царских войск на враждебной территории ничем не отличались от подобных действий поляков, литовцев или шведов. Резня в Мстиславле ничем не отличалась от «довоенной» резни войсками Паца и Радзивилла своих соотечественников в Бобруйске или Пинске. С другой стороны, тем, кто защищал крепость до последней возможности, а потом сдался на милость победителя, была дана возможность беспрепятственно уйти. К примеру, после взятия Смоленска местная шляхта была поставлена перед выбором – остаться или свободно уехать в Речь Посполитую. Большинство жителей осталось в Смоленске под «государевой рукою». Шляхта, которая не решилась выступить против русских полков также толпами присягала на верность государю и «целовала крест», ища у царя защиты от своих хлопов. Сохранившаяся до наших дней «Крестоприводная книга шляхты» (список присягнувших русскому государю) ценна тем, что в нее занесено 2058 имен должностных лиц и шляхты восточных и западных поветов ВКЛ, целовавших крест и приносивших присягу на верность царю на Святом Евангелии. Война России с Речью Посполитой не носила этнического характера, в противном случае мы бы не видели по документам глубокого раскола в литовском обществе. Литва разделилась на непримиримые лагеря сторонников Яна Казимира, Алексея Михайловича и Карла X-го. Мелкая шляхта во главе с Винцентом Ордой признала великим князем литовским московского царя. Другая группировка, возглавляемая крупными магнатами Янушем и Богуславом Радзивиллами, Гонсевским, подписала в Кейданах в 1655 г. договор о расторжении унии с Польшей и соединении ВКЛ со Швецией. Наконец, третья «партия» осталась верна королю Яну Казимиру. Шатания от одного лагеря к другому, сопровождающиеся неоднократными нарушением клятв и крестоцелований, стали основной причиной репрессий со стороны русских, поляков, литовцев и шведов. Ибо никто из перечисленных не мог смириться с предательством: жестокие законы того времени требовали жестких мер. Следует разобраться – когда, кем и по каким причинам были опустошены населенные пункты - казаками, ратниками Алексея Михайловича, солдатами короля или шишами? Разоряли земли все без исключения: иногда в условиях эпидемий и голода насильственное отнятие имущества было единственными источниками существования в опустошенных бедствиями областях. Так, действия казаков («мельницы стали отдавать на оброк, денежные оброки с крестьян выбирают, лошадей и животину всякую у них берут») заставляли шляхту и крестьян искать защиту у русских. В сентябре 1654 г. А. Н. Трубецкой был вынужден отправить под Могилев для «обереганья» стрелецкий приказ (полк), с которым у казаков периодически были стычки. Часто стрелецкие кордоны, выставленные для защиты населения от казаков, не помогали. В архивах Разряда сохранились множество грамот к казацким полковникам с требованием строго запретить разорять деревни «побивать и сечь до смерти женский пол, девиц и малых ребят». И своим ратным людям, и казакам через воевод неоднократно объяснялось, что «белорусцы» - люди своей, «крестьянской веры», что надо с ними подерживать добрые отношения, ибо «нам… в здешних местах зимовать». Даже хлеб для солдат велено не отбирать силой, а покупать у местных жителей. Однако в местах, где контроль царской администрации был ослаблен, грабежи и убийства случались часто. Белорусы – крестьяне и шляхта, - жаловались (имели право!) государю на преступления, совершаемые его ратниками, точно также, как и в самой России ограбленный житель мог жаловаться в Разбойный приказ. Надо сказать, царская администрация всегда реагировала достаточно быстро и жестко. «А деревень бы не жечь, для того что те деревни вам же пригодятся на хлеб и на пристанище; а кто учнет жечь, и тому быть во всяком разорении и в ссылке, а холопу, который сожжет, быть казнену безо всякой пощады». «Послать государеву грамоту к Аристу Новикову … чтоб в селе Толочине и в деревнях крестьян отнюдь никто не имал; а кто учнет имать, и тем быть от государя в великой опале и в жестоком наказаньи, без пощады». Подобных локальных указов достаточно много. Со своими ратниками, нарушившими царский указ, часто особо не церемонились – виновных в разорениях и грабежах били батогами, рвали ноздри, казнили «смертию». Приводимые строчки из царских указов полностью опровергают обвинения белорусских националистов в геноциде, якобы проводимом Алексеем Михайловичем. Как свидетельствуют документы, политика царского правительства заключалась как раз в оберегании и защите присягнувших поветов. Ибо царь-стратег прекрасно понимал одну очень простую истину – войскам трудно справится с врагом в одиночку без поддержки населения, обеспечивавшим солдатам постой и пропитание. Отнюдь не были гуманными действия войск ВКЛ – они также грабили и убивали крестьян. Особенно сильно досталось восточным поветам. Вот характерный пример: в феврале 1655 г. перешли в контрнаступление литовские части полковников Лукомского и Лисовского. По полоцкой земле литовские солдаты прошли как по вражеской земле. Полоцкие воеводы сообщали: «А к Дисне, государь, и в Полокий уезд литовские люди приходят беспрестанно, и Полоцкой и Дисенской уезды воюют, хлебные запасы и сена возят, и крестьян мучают, и жгут, и в полон емлют, и деревни разоряют». С военной точки зрения рейд Лукомского и Лисовского вполне объясним – с одной стороны литовцы стремились опустошить территорию, которая занята противником, уничтожить базы продовольствия, а с другой стороны они тем самим обеспечивают своим солдатам пропитание. А то, что при этом гибли соотечественники (впрочем, присягнувших царю они соотечественниками уже не считали), не волновало никого, кроме русских воевод, озабоченных дефицитом фуража для своих войск. Отмечу, что эти обстоятельства умалчиваются теми «историками» Белоруссии, кто любят горланить о «зверствах московитов». Таким образом, стремления некоторых белорусских «историков» объяснить убыль населения и разорение в ВКЛ только «нашествием московитских орд» является ни чем иным, как ловким пропагандистским ходом. Для объяснений сложных явлений и процессов в войне 1654-1667 гг, конечно же, очень легко привлечь привлечь достаточно простую логику и эмоции, чтобы сделать далеко идущие выводы. С помощью ловко отобранных цитат можно сколько угодно написать «неизвестных войн» с соответствующими политическими акцентами: об издевательствах украинских казаков над белорусами, белорусов над украинцами; русских над белорусами и украинцами; а можно, наоборот, писать о вечной дружбе «братских народов». По материалам: Лобин А.Н. Неизвестная война 1654-1667 гг.
  11. Кроткая, очи не поднимавшая – такой образ девушки из прошлого нам часто преподносит литература и живопись. Но в повседневной жизни всё было несколько по-другому. И русским боярыням тоже не были чужды яркие переживания и влюблённости. А если была необходимость, то и «амурным делам» всячески помогали. полотно К.В.Лебедева Подъячий Арефа в 1680-х сумел так расположить к себе Анну из Устюжны, что девушка по вечерам сбегала к нему из своего терема. Вскоре обо всём прознали родные юной особы, и потребовали от Арефы немедленно жениться. Но если в письмах кавалер разливался: «Надёжа моя, ничто нас с тобой не разлучит», то когда дело дошло до венца, постарался улизнуть. Девушку спешно выдали замуж, пусть и не за того, к кому у неё была сердечная склонность. Прислужницу, помогавшую Анне, прогнали со двора. Устроить счастье молодых — благое дело (вот почему свахи были в почёте). Но организовывать тайные встречи считалось недопустимым. Как в дальнейшем сложилась судьба Анны — неизвестно. Но среди её современниц в XVII веке многие выходили замуж по решению семьи. И там уже всё могло сложиться непредсказуемо: одни союзы оказывались крепкими, в других муж и жена едва переносили друг друга. иллюстрация С.Соломко Но если супруг совсем не посещал свою жену, та вполне могла обратиться за разводом. Такой порядок установили ещё в церковных законах XII века. Другое дело, что, расторгнув брак, не всегда была возможность вступить в повторный – на это требовалось отдельное разрешение. Но на невнимательность мужей все-таки жаловались. Вот и в литературе семнадцатого века есть такие слова: Если удавалось подтвердить, что жена осталась девушкой, могли расторгнуть союз. Чтобы мужья смотрели в нужную сторону, и всё у них получалось, женщины нередко прибегали к посторонней помощи. Адам Олеарий, немецкий путешественник и историк, оставил о том любопытные свидетельства. В XVII веке, писал он, «московитки» готовили кушанья, «которые давали силу». И тогда же появились первые письменные сборники рецептов блюд для большей активности супругов. иллюстрация из книги А.Олеария о русском быте Но церковь смотрела на это с неодобрением. Сравнивали такое вмешательство с ворожбой, и писали назидательные тексты – дескать, хорошим женам подобное и в голову не придёт. Но приходило, и ещё как. Недаром в 1641 году стало известно дело Дарьи Ломакиной, «помощницы» всех недовольных жён. У женщины нашлись три десятка постоянных клиенток. На судебных расспросах стало известно, что Дарья использовала мыло, пепел и соль. Эти самые простые средства действовали только после Дарьиных «шепотков». Затем жене нужно было подсунуть мыло супругу, а соль или пепел сыпали на его следы. иллюстрация Фрэнка Чейна Пэйпа Другая ворожея, Анастасия, привлекала боярынь обещанием любви со стороны их мужей. Шли к ней, если становилось известно о разлучнице. Адресок передавали из уст в уста, но Анастасию всё равно арестовали. Признаваясь во всем, женщина не считала себя виноватой, а говорила, что помогает другим: Чаровать воспрещалось, всё должно было происходить само собой, без каких-либо вмешательств. Брак вообще рассматривался больше, как обязанность, нежели радость. Причем во всех отношениях. В тексте XVII века это отлично показано: иллюстрация И.Билибина То есть, не мечтал супруг именно о такой жене для себя, но всё равно остается надобность быть с нею. А вот личные предпочтения – что погода. Пройдут. Не поощряли и различные деликатные ухищрения. Считалось, что положено браку быть «естественным», без причуд. В нескольких текстах допетровской Руси можно встретить такие наставления. А во время исповеди могли задать жене такой вопрос: «Не хватала ли мужа за тайные уды?». Ответ положительный — значит, налагали епитимью. Но это не означает, что не было между супругами нежности и любви. В переписке между жёнами и мужьями много примеров ласкового обращения: «Другу моему сердечному Фёкле Дмитриевне с любовью!», — писал московский дворянин XVII века. «Свет мой, Лукьянична», — обращался к жене боярин того же времени. Женщины не отставали: «Любезный друг Иван Семенович, сердце по тебе сокрушается», «Ждучи тя слезами умылась, сердечный мой». Сохранились и тринадцать писем подъячего Арефы — они хранятся и по сей день в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки. автор не известен.
  12. Синица Татьяна пишет: Долго думала, прежде чем разместить тут данную ссылку. Все решила поделиться Не совсем уверена, что размещаю ее там, где надо. Если нет, надеюсь, Тамара Витальевна перенесет. Ссылка на сайт Игоря Грека, который написал книгу "Логистическая теория цивилизации". Саму книгу я не осилила, но на его сайте есть множество небольших статей с интересными фактами и выводами. Многие исторические факты и события представлены с другой, отличной от общепринятой точки зрения. Мне было интересно читать, написано легко, а выводы оригинальны. Принимать или не принимать его точку зрения- каждому решать самому. Ссылка вот: igor-grek.ucoz.ru/index/5_klass/0-26
  13. Тамара пишет: История еды в Европе (краткая и упрощенная) Начало нашей эры. Жители Римской империи: - Ну и дураки эти германские варвары! Как можно жрать свинину с пивом, когда все порядочные люди потребляют хлеб, овощи и вино?! Германские варвары: - Ну и дураки эти жители Римской империи! Как можно жрать хлеб, овощи и вино, когда все порядочные люди потребляют свинину с пивом?! Несколько столетий спустя: Германские варвары: - А хлебушек так ничё, если распробовать… И винишко – штука забористая… Жители Римской империи (уже распадающейся): - А свинина – все-таки вещь… Но пиво – дрянь! Проходит еще пара столетий, Римская империя распадается окончательно, начинается бардак, моры и глады. Средневековые крестьяне (бывшие жители Римской империи + германские и прочие варвары): — Жрать нечего, жрать нечего, жрать нечего… Зерновые не родят, свиньи дохнут, высокие римские технологии просраны – скоро, наверное, ноги протянем… О, каштанчик растет! А ну, попробуем смолоть его и чего-нибудь испечь! Христианская церковь: — Ребят, вы там мелите себе чего хотите, только не забывайте выращивать виноград! Нам для причастия винище требуется. Средневековые крестьяне Северной Европы: — Так у нас холодно — нифига не вызревает и сплошная кислятина получается! Христианская церковь: — Наплевать. Все равно выращивайте. Крестьяне (пожертвовав часть земли под виноградники): — Жрать нечего, жрать нечего, жрать нечего… Пойти, что ли, в общинные леса поохотиться? Зарождающийся феодализм: — А хрен вам! Было общинное – стало наше, так что пошли вон из наших лесов! Крестьяне: — Бл…дь!!! Христианская церковь: — И вообще, мясо – вредно. Во всяком случае, по средам, пятницам, субботам, в Рождественский пост, в Великий пост… короче, две трети года жрать его мы вам запрещаем. Крестьяне и феодалы: — Бл…дь!!! Церковь (западная): — Зато в пост можно есть яйца! Церковь (восточная): — Нет, нельзя! Крестьяне и феодалы: — Да вы уж как-нибудь разберитесь между собой, что ли! Церкви (западная и восточная): — Нам некогда, у нас раскол. Впрочем, можете лопать рыбу – на это мы обе согласны. Феодалы: — О, класс! Да, кстати, крестьяне: пруды-озера-реки теперь тоже наши. Крестьяне: - Бл…дь! И что нам теперь жрать? Феодалы и церковь: — Как что? Вон, репа в огороде, капуста, бобы, опять же… Кстати, тут кто-то, кажется, придумал каштаны в муку молоть? Ну вот, в самый раз для вашего брюха! Крестьяне мрачно жрут каштановый хлеб, заедая овощами с огорода: сначала плюются, потом привыкают. В протоколах инквизиционного допроса жителей окситанской деревни Монтайю начинает фиксироваться ласковое обращение к любимой женщине: «капусточка моя». Феодалы и зарождающееся купечество: — А мы зато жрем мясо, а мы зато жрем мясо! Ой, блин, а что это так в ноге кольнуло? Медики будущего (злорадно): — А это, ребята, подагра! Развивается при чрезмерном употреблении мяса и недостаточном употреблении овощей. «Королевская болезнь» еще называется. Феодалы и купечество (польщенно): — А-а, ну раз королевская, тогда ладно. Все равно смердам хуже нашего! Медики будущего: — Еще бы, у них у каждого первого дефицит животного белка в рационе. И неурожаи по семь раз за двадцать лет… А впрочем, все равно вам всем это скоро будет по барабану. Крестьяне, феодалы и купечество: — Почему? Генуэзцы, везущие на своих кораблях из Крыма чумную палочку: — А вот почему!!! Чума принимается косить белковонедоедающую бедноту и подагрических авитаминозных богатеев. Выжившие (две трети населения): — О, а ресурсов-то как-то больше стало… Крестьяне и прочая беднота: — А рабочих рук меньше! Так, ребята, слушайте сюда: хотим повышенную зарплату и землю в аренду на льготных условиях! Феодалы и купечество: — А ху-ху не хо-хо? Крестьяне и беднота: — А серпом-молотом по башке? Начинаются восстания майотенов, тюшенов и прочих чомпи. Восстания, конечно, подавляются, но жить становится все-таки немножко легче. Особенно на югах. Сицилийцы: — Мужики, смотрите, какую мы штуку придумали – «макароны» называется! Вроде пасты, только хранить можно очень долго! Вся остальная Италия: — Тьфу, гадость сушеная! Сицилийцы: — Ниче-ниче, это вы просто еще не распробовали! Испанцы (возвращаясь из только что открытого Нового Света): — А мы тут вам картошечки с помидорчиками привезли. Вся остальная Европа: — И на хрена они нам? Испанцы: — Ну, не знаем, индейцы вон как-то жрут… Европа (пытаясь прожевать картофельные ягоды): — Бл…дь!!! Да это же отрава!!! Испанцы: — Ниче-ниче, это вы еще просто не распробовали… А, впрочем, не хотите – не надо. Вот вам тогда кукуруза. Крестьяне Северной Италии: — А ну, а ну, дайте сюда, может, нам подойдет… Ух ты! Подошла! И родит в десять раз больше, чем пшеница! Теперь мы только ее жрать и будем!!! Медики будущего: — Ой, ребята, не надо только ее! В ней же никотиновой кислоты нет! Вы бы хоть зелени какой к ней добавили… Крестьяне: — Да ну нафиг. В итоге по Северной Италии прокатывается эпидемия пеллагры, вызванной отсутствием в рационе никотиновой кислоты. Тем временем в немецком Виттенберге: Мартин Лютер (прибивая молотком 95 тезисов к дверям Замковой церкви): — Тук-тук… Нафиг Рим… Тук-тук… Нафиг папу… Тук-тук… Нафиг вообще все это идолопоклонничество… Германия (оживившись): — Что, и посты без мяса тоже нафиг? Мартин Лютер: — Тук-тук… Угу. И их тоже. Германия: — Ура!!! Начинаются религиозные войны. В результате половина Европы порывает с католицизмом выкорчевывает виноградники в северных районах и разрешает себе лопать мясо круглый год. Мясо, правда, по карману далеко не всем, поэтому нищим протестантам приходится жрать в основном те же зерновые, что и нищим католикам. Зерновые родят по-прежнему хреново (сам-два или даже сам-один – короче, сколько посадили, столько и собрали), и живется народу, мягко говоря, голодновато, до тех пор, пока в восемнадцатом веке во Франции… Фармацевт и агроном Антуан Огюст Пармантье: — Европа!!! Слушай меня!!! Я сделал великое открытие!!! Европа: — Ась? Пармантье: — Помните, испанцы из Америки картошку привозили? Европа: — Ага. Отрава редкая. Свиньи, правда, клубни хорошо жрут – так для свиней с тех пор и выращиваем. Пармантье: — Я тут в прусском плену побывал – есть было нечего, так я этими клубнями вместе со свиньями питался. И знаете, очень так ничего на вкус! Европа (недоверчиво): — Да ну? Пармантье: — Приходите ко мне на обед, попробуете! Пармантье устраивает картофельные званые обеды, на которые приглашает всяких знаменитостей вроде Лавуазье и Бенджамина Франклина. Европа (убедившись, что знаменитости не сдохли): — Гляди-ка, а в этом и впрямь что-то есть… Давайте, что ли, сеять картофель? Ирландцы: — Давайте, давайте! У нас проклятые англичане все поля под пастбища отжали – так хоть картошкой сыты будем. Места ей много не нужно, родит она классно – только ее и будем теперь сеять! Агрономы будущего (встревоженно): — Нет, нет, только не монокультура! Вы что, забыли, что в Северной Италии было? Ирландцы (мрачно): — Какая, хрен, разница? У нас все равно выбора нет – жрать-то больше нечего! В середине девятнадцатого века по Ирландии прокатывается эпифитотия фитофтороза и уничтожает все посевы картофеля. Начинается Ирландский картофельный голод, в результате которого погибает как минимум четверть населения Ирландии. Чуть-чуть ранее (снова) во Франции… Повар Николя Франсуа Аппер: — Господа! А вы знаете, что если еду запаять в жестяные банки и прокипятить, то она будет храниться о-о-очень долго?! Наполеон Бонапарт: — Хм, хм… А ведь это решает проблему снабжения припасами моих победоносных войск в той жопе мира, куда я собираюсь их повести… В производство, немедленно!!! И вот тут происходит натуральная революция в мире жратвы. До изобретения Аппером консервов продукты умели хранить либо солеными, либо копчеными/вялеными (ну еще вот сыр из молока умели делать и варенье – тоже, в сущности, способ консервации). Теперь же можно было сохранять практически ЛЮБУЮ жрачку годами – а значит, можно возить продавать ее на любое расстояние. В итоге жратва предсказуемо дешевеет – особенно если учесть, что к тому времени селекционеры наконец-то довели до ума домашний скот (в частности, из тощих и борзых свиней Средневековья вывели нормальных толстых хрюх) и сельскохозяйственные культуры (та же пшеница – ура! – начала родить как минимум сам-десять). Широкие массы населения чуть ли не впервые в истории перестают регулярно голодать, тем более что дальше прогресс прет со страшной силой… Американец Джон Гори (1850 год): — Ребята, я изобрел ХОЛОДИЛЬНИК!!! Американские железнодорожные компании: — А что если поставить его на колеса… Ух ты, получился вагон-рефрижератор! Производители жратвы, налетай! Предлагаем железнодорожные перевозки! Производители: — Клево! А можно еще быстрее перевозить? Самолетом, там, например… Авиастроители: — Нет, пока нельзя… И сейчас пока нельзя… И сейчас тоже еще нельзя… О, уже можно! Только дороговато получится. Производители: — Ничего, кому надо – купят. Население (за последние 150 лет выросшее на целую голову и откормившееся в среднем килограмм на 20, глядя на себя в зеркало): — Ух ты ж черт, кажется, пора худеть… Глянцевые журналы: — Жрать не модно! Жрать не модно! Модно не жрать! Производители (журналам, тихо): — Да вы чего, опупели??? Журналы (исправившись): — Модно жрать только диетическое! Только растительное! Нет, только белковое! Нет, только без ГМО! Нет, только специально разработанное в лабораториях ведущих британских ученых! Только сырое! Только вареное! Только жареное на оливковом, нет, на облепиховом, нет, на кокосовом масле! Только утром! Только в полдень! Только после захода солнца!.. Население (поглощая одновременно сырое, вареное и жареное сразу на всех маслах с утра до вечера): — Ага, ага, ага… Я вот уже чувствую, как худею прямо на глазах... Килограммы прямо улетают!.. Ой, а что это ремень на мне лопнул? Средневековые крестьяне (глядя с того света на своих потомков): — НУ ВЫ, БЛ…ДЬ, И ЗАЖРАЛИСЬ!!! Источник: fishki.net/2081740-istorija-edy-v-evrope.html?mode=recent © Fishki.net
×
×
  • Создать...