Поиск сообщества

КАК ХОРОНИЛИ КОЛДУНОВ НА ВИТЕБЩИНЕ Можно ли заставить нечистую силу творить добрые дела? У Владимира Короткевича в романе «Колосья под серпом твоим» есть эпизод, когда сын заколол вилами собственного отца, которого все считали колдуном, чтобы не наследовать его магическую силу. Этот эпизод вовсе не был придуман писателем. Такие жуткие вещи всего столетие назад происходили на Витебщине. Белорусский этнограф и фольклорист Николай Никифоровский (1845 — 1910), уроженец современного агрогородка Вымно Витебского района, записал жуткие истории смерти деревенских колдунов и опубликовал их в 1907 году в книге «Нечистики. Свод простонародных в Витебской Белоруссии сказаний о нечистой силе». Надо отметить, что наши предки проводили четкую грань между ведьмами и колдунами. Ведьмы и ведьмаки считались олицетворением абсолютного зла, существами, от связи с нечистой силой потерявшими человеческий облик, отрастившими хвосты и принявшими уродливый вид. Ведьмы похищали у коров молоко, превращали людей в животных и сожительствовали с демонами. Колдуны, хоть и имели дело с «нечистиками», но оставались при этом людьми, не подпадали целиком под власть бесов. Колдун не имел приставленного к себе черта, а вынужден был каждый раз вызывать его, объясняя, для чего это нужно. Такой человек мог творить как зло, так и добро. На Витебщине считали, что колдунам бесы являлись в виде маленьких человечков. В отличие от ведьм, колдуны не узнавали друг друга при встрече. При этом колдуны постоянно враждовали между собой, строили один другому разные магические козни, но всегда умирали естественной смертью, за исключением самоубийств. Белорусские крестьяне верили, что колдуны способны навести «порчу» не только на отдельных людей, но и на целые семьи, деревни и местности. Главным же колдовским занятием считалось траволечение. Фактически, к колдунам причисляли всех знахарей и практиковавших народную медицину. Правда, как отмечал Никифоровский, методы магического лечения были губительными для больных, из-за того, что колдуны давали им дурманящие и наркотические средства: борец, белладонну, белену, багун, ведьмину траву и другие. После употребления зелий людям начинало казаться, что они летят по воздуху, танцуют, наблюдают за бесовскими шабашами. Некоторые жертвы на всю оставшуюся жизнь теряли память и рассудок, приобретали «трясучесть тела» (эпилепсию), кривизну лица, глухоту. Колдуны быстро делались важными в деревне людьми и богатели. Их непременно приглашали на все семейные торжества, усаживали на почетные места, обеспечивали уход, обращались за помощью в лечении болезней людей и скота, просили помочь избавиться от врагов. Ни одна свадьба не обходилась без колдуна – был невероятно велик страх, что другой, более сильный колдун превратит молодоженов и гостей в стаю волков. За услуги платили деньгами, едой, скотом, одеждой. Но цена колдовского богатства была велика – за помощь «нечистиков» человек расплачивался своей душой. Участь колдунов, доживших до старости, была ужасной. Как только колдун чувствовал приближение смерти, он обязан был передать свою силу детям или родственникам. Сделать это было нелегко: мало кто хотел вступать в связь с нечистой силой. Колдуны торопились: чем быстрее происходила «передача», тем скорее наступала их смерть, и тем меньше мук приходилось терпеть. Умирающего колдуна начинали терзать бесы. Человеку являлись жуткие образы и картины, он метался по избе, стонал и ревел, просил родных убить его, извергал проклятия. На колдуна могла напасть нестерпимая жажда, которую он утолял горящей лучиной, ему неожиданно становилось холодно, и умирающий требовал льда. Чтобы облегчить предсмертные муки, родные клали колдуна на середину избы на пол, клали на грудь веревку, которую через открытую дверь протягивали во двор. Считалось, что так душе несчастного будет легче выйти из тела. Для этой же цели открывались печные заслонки, сверлились дырки в стенах и потолке. Наши предки верили, что душа у колдуна «рогатая», что затрудняло выход из тела. На печь вешался лошадиный хомут, в который, как считалось, запрягались черти и общими усилиями вытаскивали «застрявшую» душу. В этот момент умирающий испытывал нечеловеческие страдания. Как только «нечистики» получали душу в свое полное распоряжение, они пытались забрать и тело, чтобы съесть на бесовском пиру. Чтобы не дать этому случиться, родственники посыпали труп освященным в церкви маком или солью. Тогда, в бессильной злобе, бесы обращались в ворон и носились над хатой, успокоившись, улетали прочь, унося с собой душу колдуна. Сразу после этого начиналась буря и ненастье, продолжавшееся несколько дней. Хоронили колдунов тоже по-особому: изготавливали из молодого дерева крест в рост человека, опускали в яму, а сверху на него ставили гроб. Только так тело могло, наконец, обрести покой. Вера в колдунов и чертей на Витебщине была настолько сильна, что даже после революции, в 1920-е годы, крестьяне ближайших к Витебску деревень видели чертей в районе современного агрогородка Тулово.

О славянской магической традиции. Так существует ли сейчас славянская магическая традиция? Или то, что сейчас практикуют - вымыслы, домыслы и плохо проработанные реконструкции? Что такое, наконец, славянская магия? Как в этом океане противоречивой информации разобраться? Для начала: что такое традиция? Посмотрим значение слова «Традиция» в толковом словаре Даля: ТРАДИ́ЦИЯ, традиции, ·жен. (·лат. traditio, ·букв. передача). 1. То, что переходит или перешло от одного поколения к другому путем предания, устной или литературной передачи (напр. идеи, знания, взгляды, образ действий, вкусы и т.д.). Или Тради́ция (от лат. trāditiō «предание», обычай) — сложившаяся анонимно, в результате накопленного опыта система норм, представлений, правил и образцов, которой руководствуется в своём поведении довольно обширная и стабильная группа людей. Традиции передаются из поколения в поколение и выступают одним из регуляторов общественных отношений. Т.е., в общем и целом, Традиция – это опыт предков, накопленный тысячелетиями и дошедший до нас через сказки, предания, знания и уклад жизни. Худо-бедно, но традиционный уклад и обычаи славяне сохранили. Просто они настолько прочно вошли в наше сознание, что мы их просто не замечаем. Но, Праздники, Свадьбы, похороны – всё имеют чисто национальные традиции проведения. И все обряды несут магическую нагрузку. Так, а что такое славянская магическая традиция? - Ну, как что? - ответит современный человек. – Это бабки по деревням глухим порчи яйцами выкатывают да привороты лепят девкам. Нууу, может деды какие-то травники кое-где остались. И мне моя бабушка показывала заветную тетрадку с заговорами. Да я её давно потерял. Вот и вся магия. А вот на Западе! Вот где магия! А вот в Азии - вот где целители! А вот в Индии - вот где философия! А у нас что? Бабкины заговоры да дедкины травки с мёдом? Да какая магия у нас может быть вообще? И магов у нас нет, и ведьмы все перевелись и волхвов ещё тыщу лет назад всех уничтожили. Так ли это? Даже сейчас, в любом приличном человеческом поселении можно обнаружить ведающую женщин, к которой приходят со своими проблемами. И её шёпотом называют Ведьмой! Да и пасечник Дядя Ваня может говорить со своими пчелами, знает окрестных зверей и собирает разные травки. Колдун, да и только. А вот волхвы…Неужели они вымерли вместе с мамонтами? Кто же такой волхв? Волхв — это человек, который прошёл обучение у волхва (живого), и которого провели через сложный обряд посвящения. И такие волхвы живы и по сей день. Но, они люди скромные. И предпочитают не отсвечивать. И эта особенность: не отсвечивать, насчитывает уже тысячелетнюю историю. Общин не собирают и проповедей не читают. Да и к власти, в отличии от самоназванных волхвов, не стремятся. У них есть дела поважнее. Они обязаны сохранить и передать традицию дальше. Чтобы не прерывалась волховская традиция. Поэтому, современные славянские волхвы очень обычные, с виду, люди. Обладают зачастую, высшим образованием, по землянкам не прячутся, а живут обыденной жизнью. С виду обычной. Кстати: с интернетом и вообще с техникой очень даже дружат. Т.е.- если традиция не прерывалась, то следы пребывания волхвов от Крещения Руси обязаны были, все-таки, сохранится как-то. Переписей населения в далёкие времена не велись. Да и не безопасно было называться волхвом тогда. Ведь, почти сразу, на волхвов и им сочувствующих, была объявлена охота. И от власти приходилось укрываться, и от церкви. В древнейшем юридическом памятнике — Уставе князя Владимира «о церковных судех», «ведовство, зелейство, потворы, чародеяние, волхование» отнесено к числу дел, которые разбирала и судила православная Церковь. Святой Макарий писал: «Когда мы приняли от святого великого князя Владимира святое крещение, во всей русской земле скверные мольбища идольские разорены тогда». Но, волхв – это не печать на лбу, достаточно было просто поменять резной посох на клюку дорожную, поснимать всякие обереги и подравнять бороду. И вот, «Нормальный» человеческий вид обеспечен. И пошли волхвы кто куда. Часть из них ушла на Запад, в Карпатские горы. И там, со временем, возникло сообщество мольфаров. Они являются прямыми преемниками волховской традиции. Часть из них ушла за Каменный Пояс. За Урал. Но, часть волхвов осталась на Руси. Чтобы хранить и передавать знания. И, если уж про жизнь волхвов в те времена ничего не известно, то о том, в чем волхвов обвиняли и о смерти их узнать можно из «судебных» сказок.» Поэтому, нам надо обратится к конкурирующей организации. Т.е. к летописям, в которых отражены разные происшествия, в том числе и различные подсудные дела. Постараюсь изложить кратенько. Но это будет не легко. Да. Напомню вам, что крещение Руси прошло в 988 году. Заглянем в «Лаврентьевскую летопись». Перевод Б. Кресеня. И начнём читать: «6532 (1024). В тот же год восстали волхвы в Суздале, избивали они старую чадь по дьявольскому наущению и бесованью, говоря, что они прячут запасы. Был мятеж «. Т.е. после крещения прошло 36 лет. Мало, конечно, но одно поколение уже народилось новое. Далее: «6779 (1071). В те же времена пришёл волхв, обольщённый бесом; придя в Киев». «6579 (1071). «Был голод в Ростовской области, и тогда восстали два волхва близ Ярославля.» «6579 (1071) «Такой волхв появился при Глебе в Новгороде;» Через 90 лет после крещения мы нашли упоминание о, предположительно, шести волхвах в разных городах Руси. Которых, к нашему сожалению, предали смерти. Смотрим дальше: «Никоновская летопись.» ПСРЛ, т. 10., М., 1965; Спб., 1862. Перевод Б. Кресеня. «6735 (1227) Явились в Новгороде волхвы, ведуны, потворницы, и многие волхвования, и потворы, и ложные знамения творили, « Т.е. через 300 лет после крещения волхвов регулярно ловили и предавали смерти. Уже в Церковном уставе святого Владимира положено наказание волхвам и чародеям было сожжение, которое подтверждено и уставом князя Всеволода, княжившего в Новгороде с 1117 по 1132 год. В 1284 г. в «Кормчей книге» (сборнике русских церковных и светских законов) имеется строгое установление: «Если кто будет еретическое писание у себя держать, и волхованию его веровать, со всеми еретиками да будет проклят, а книги те на голове его сжечь». Т.е. волхованию Учились через 300 лет после крещения. И это был не единичный случай. Иначе бы не стали такие указы издавать. В 1410 году митрополит Фотий в послании к новгородцам сурово пенял им за веру в волхвов и занятия волхованием. В 1555 г. Троицкий Сергиев монастырь в приговорной грамоте своим землям и крестьянам приказывает не держать в волости «ни волхвей, ни баб ворожей»; а скомороха, или волхва, или бабу ворожею, бив да ограбив да выбити из волости вон». Очень интересно дело 1625 года по обвинению некоего Якова, переселившегося в Москву из Верхотурья, который прибег к помощи известного волхва по прозванию Козьи Ноги. В царской окружной грамоте 1648 года «От Царя и Великого князя Алексея Михайловича всея Руси в Белгород, воеводе Нашему Тимофею Фёдоровичу Бутурлину» (Иванов П. Описание государственного архива старых дел. – М., 1850.) «… Ведомо нам учинилось, что в Белгороде и в иных городех и в уездах мирские всяких чинов люди и жены их, а иные люди тех чародеев и волхвов и богомерских баб-вдов к себе призывают и к малым детем, и те волхвы над болными и над младенцы чинят всякое бесовское волхование,» Очень объёмистый указ. Но, главное, здесь есть: люди призывали волхвов для лечения больных. И даже в знаменитой книге «Домострой», были прописаны строгие указы «О об исправлении нравов и уничтожении суеверий». При Иване Грозном возникли многие процессы против волхвов и колдуний. В 1653 году правительство издало особый указ, по которому ворожей и ведунов, как врагов божьих, следует жечь в срубах. Т.е. даже через 650 лет было кого сжигать по обвинению в волховании. Знаменитый учёный конца XVII в. монах Сильвестр Медведев три года при себе держал некоего волхва Дмитрия Силина, который говорил о себе, что он узнает «в животе болезнь». Тот же Медведев имел сношения с волхвом Василием Иконниковым. Одно из упоминаний о волхвах датируется XVII веком. В 1689 году в приказе розыскных дел, допрашивался волхв "Дорофейка». В результате пыток, волхв признался, что его учителем был некто Фёдор Бобылев. Т.е. - здесь не просто дознание о волхве, но и признание, что Дорофейка ОБУЧАЛСЯ У Фёдора Бобылёва. Сохранились сведения о том, что уже в ХIII-ХIV веках некоторые из язычников-волхвов достигли Каменного пояса. В воспоминаниях исследователя Сибири начала XIX века Семена Андреевича Бекетова сохранилось описание волховского капища, обнаруженного им на севере Томской губернии. В XIX и XX веках власти царском России вели неустанную борьбу с языческими волхвами и кудесниками, а также с их обрядами. Так, в 1905 году иркутский губернатор распорядился провести тщательное следствие по «делу о волхвовании». Как это ни странно, однако даже в XX веке служители древних славянских языческих культов не прекращали свою деятельность. Так, из архивов Свердловского управления НКВД СССР известно, что в 1952 году в рабочем посёлке Гагарский Свердловской области был задержан мужчина, который, как сказано в деле, "занимался антиобщественной религиозной деятельностью, незаконно оказывал медицинские услуги, взимая за это с трудящихся плату». Из архивов также известно, что похожее дело рассматривалось в 1965 году в Благовещенске. Как можно заметить, хотя и с некоторыми разрывами, но следы волхования, пусть иногда и косвенные, все-таки находятся на протяжении столетий. Выжить и прожить тысячелетие ни один волхв не в силах. Значит, кто-то выжил, кому-то передал знания, а тот другому и ещё, и ещё. И, если уж волхвы были обнаружены в 1965 году, то до нашего времени рукой подать. Следовательно, волхвы не вымерли, они не растворились, они живут и работают. И передают знания дальше. Но, всё это- просто доказательства существования волхвов, которые передавали свои знания устно. А что же по славянской магии? Есть ли какие-либо письменные источники? Но, надо учитывать, что за те века, когда книги сжигались вместе с тем, то книгу написал или просто хранил, образовался большой слой магии, которую нельзя выносить на всеобщее обозрение. Ибо - волхв тоже человек и у него тоже семья, и жить то вообще-то хочется. Но, как во всяком премудрости, волховские науки делились по назначению: были бытовая магия, были целительские практики. Именно на эти разделы и приходится основная часть фольклорных записей. И вот тут наши неутомимые ученые собрали всё, что можно. Научный интерес к фольклору в первой половине XVIII века связан с именами В.Н.Татищева, В.К.Тредиаковского, М.В.Ломоносова. И любимого нашего А.С.Пушкина. Поэтому : что же можно найти в книгах? Здесь я просто перечислю авторов. 1. Даль. Владимир Иванович «О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа». «Пословицы русского народа» (1862). «Русские сказки, из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому принаровленные и поговорками ходячими разукрашенные Казаком Владимиром Луганским». 2. Афанасьев Александр Николаевич. «Поэтические воззрения славян на природу». «Народные русские сказки» — самый известный и полный сборник русских народных сказок. Множество статей и обзоров. «Языческие предания об острове-Буяне», «Колдовство на Руси в старину», «Ведун и ведьма», «Зооморфические божества у славян», «Несколько слов о соотношении языка с народными повериями», «Мифическая связь понятий: света, зрения, огня, металла, оружия и жолчи», «О значении Рода и Рожаниц», «Заметки о загробной жизни по славянским преданиям» и др. 3. Дмитрий Садовников. 4. Иван Худяков. 5. Владимир Пропп. 6. Буслаев Федор Иванович (1818-1897) 7. С. Максимов, 8. М. Забылин, 9.Чаромутие, или Священный язык магов, волхвов и жрецов, открытый Платоном Лукашевичем. Платон Лукашевич. 1846 г. 10. РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК. Карельский научный центр. «Русские заговоры КАРЕЛИИ». 10. Майков Л.Н. "Великорусские заклинания", СПб., 1869. 164 стр. "Великорусские заклинания" Л. Н. Майкова — одно из первых и до сих пор наиболее полных собраний русских заговоров. Изданное в 1869 году. 11. Ефименко, Петр Саввич. Сборник малороссийских заклинаний / сост. П. Ефименко. - М.: О-во истории и древностей российских при Моск. ун-те, 1874. И ещё очень много различных академических сборников по народному заговорному слову. Надо просто порыться. Травники. Самые древние книги на Руси, из которых мы можем почерпнуть сведения, связанные с медицинскими аспектами медицины Древней Руси, были: “Остромирово евангелие”, “Изборник (сборник) великого князя Святослава Ярославича”, “Архангельское евангелие” и другие. 1. Древнерусский лечебник // Редкие источники по истории России. Под ред. А.А. Новосельского и Л.Н. Пушкарева. М., 1977. [Лечебник XVII в. РГАДА. Собр. ЦГАЛИ.] 2. Коткова Н.С. Лечебник последней трети XVII в (Архив Киреевских). 3. Самолечение простого народа по травникам // ОГВ. [Статьи из травника 1767 г.]. Т.е. записи магических и целительских практик существуют. Но, конечно же, Основная часть магических практик являются закрытыми и передаются от учителя ученику. Из всего вышеперечисленного МОЖНО сделать вывод: Славянская магическая (волховская) традиция существует. Она имеет письменные источники, записанные неутомимыми учеными. И эти источники вполне доступны для самостоятельного изучения. Славянская традиция не является религией. Славянская традиция — это образ жизни, Славянская картина Мира. И носители этой традиции есть, которые обязаны хранить и передавать традицию, ту её часть, которую нельзя рассказать ученым. Ваша, Тамара Витальевна.

На одном форуме, куда я иногда захожу, потому что обещала Мастеру приглядеть за нашей темой о Роде, я чутьне поседела, доказывая то, что славянская традиция существует. И существуют волхвы, которые обучают волховской магии. Но.как всегда ,от меня потребовали обозначить источники. Т.е. Книги. В этой статье я постаралась собрать те источники. которые мне известны. Но, как то маловато будет. Поэтому ,у меня к вам огромная просьба - поделитесь своими источниками и примерами. Это будет очень интересно, хотя бы для нас самих. Некоторые доказательства существования славянской традиции до новейших времен. В очередной раз разгораются споры о том – существует ли славянская традиция в наше время. Или все заполонили новоделы и реконструкции? Надо разбираться снова и снова. Так что же такое традиция? Посмотрим значение слова «Традиция» в толковом словаре Даля: ТРАДИ́ЦИЯ, традиции, ·жен. (·лат. traditio, ·букв. передача). 1. То, что переходит или перешло от одного поколения к другому путем предания, устной или литературной передачи (напр. идеи, знания, взгляды, образ действий, вкусы и т.д.). Или Тради́ция (от лат. trāditiō «предание», обычай) — сложившаяся анонимно, в результате накопленного опыта система норм, представлений, правил и образцов, которой руководствуется в своём поведении довольно обширная и стабильная группа людей. Традиции передаются из поколения в поколение и выступают одним из регуляторов общественных отношений. Т.е., в общем и целом, Традиция – это опыт предков, накопленный тысячелетиями и дошедший до нас через сказки, предания, знания и уклад жизни. Так, для начала, надо определится, что входит в составляющие традиции? 1. Носители традиции. Народ, носитель традиции, говорящий на одном языке, живущий по обычаям предков и специально обученные люди, которые являются хранителями традиций. Специально обученные люди в славянской традиции — это волхвы. 2. Внешняя сторона традиции: Обряды, проводимые сообща. Праздники, которые празднуются в рамках традиции на разных территориях славянского Мира, обычаи, применяемые в повседневной жизни. 3. Общие мифы. Легенды.сказки, песни и другие источники знаний, передающие знания из поколения в поколения. Которые, впоследствии, были записаны специально обученными и очень любопытными людьми-учеными-фольклористами. Итак. Разберемся с носителями славянской традиции. С народом всё понятно. Это Славяне. Люди, живущие не только в России, говорящие на близкородственных языках, которые, даже сейчас, могут понять друг друга даже без переводчика, хотя и с некоторым трудом. Со специально обученными людьми некоторая проблема. Но они (люди) есть. Например: мольфары на Украине. Они известны и очень уважаемы по сю пору. А вот волхвы. Это очень закрытое сообщество. Настолько закрытое, что все уверены, что волхвы вымерли вместе с мамонтами. Что их всех перебили ещё при крещении Руси, что традиция мертва, поэтому возможна только реконструкция. Так ли это? Но, кто же имеет право называться волхвом? Это человек, который прошёл обучение у волхва (живого), и которого провели через сложный обряд посвящения. Т.е. – волхв, это обученный человек, который получил знания от другого волхва славянской традиции. И такие волхвы живы и по сей день. Но, они люди скромные. И предпочитают не отсвечивать. И эта особенность: не отсвечивать, насчитывает уже тысячелетнюю историю. Общин не собирают и проповедей не читают. Да и к власти, в отличии от самоназванных волхвов, не стремятся. У них есть дела поважнее. Они обязаны сохранить и передать традицию дальше. Чтобы не прерывалась волховская традиция. Поэтому, современные славянские волхвы очень обычные, с виду, люди. Обладают зачастую, высшим образованием, по землянкам не прячутся, а живут обыденной жизнью. С виду обычной. Кстати: с интернетом и вообще с техникой очень даже дружат. Т.е. если традиция не прерывалась, то следы пребывания волхвов от Крещения Руси обязаны были, все-таки, сохранится как-то. Переписей населения в далёкие времена не велись. Да и не безопасно было называться волхвом тогда. Ведь, почти сразу, на волхвов и им сочувствующих, была объявлена охота. И от власти приходилось укрываться, и от церкви. В древнейшем юридическом памятнике — Уставе князя Владимира «о церковных судех», «ведовство, зелейство, потворы, чародеяние, волхование» отнесено к числу дел, которые разбирала и судила православная Церковь. Святой Макарий писал: «Когда мы приняли от святого великого князя Владимира святое крещение, во всей русской земле скверные мольбища идольские разорены тогда». Но, волхв – это не печать на лбу, достаточно было просто поменять резной посох на клюку дорожную, поснимать всякие обереги и подравнять бороду. И вот, «Нормальный» человеческий вид обеспечен. И пошли волхвы кто куда. Часть из них ушла на Запад, в Карпатские горы. И там, со временем, возникло сообщество мольфаров. Они являются прямыми преемниками волховской традиции. Часть из них ушла за Каменный Пояс. За Урал. Но, часть волхвов осталась на Руси. Чтобы хранить и передавать знания. И, если уж про жизнь волхвов в те времена ничего не известно, то о том, в чем волхвов обвиняли и о смерти их узнать можно из «судебных» сказок.» Поэтому, нам надо обратится к конкурирующей организации. Т.е. к летописям, в которых отражены разные происшествия, в том числе и различные подсудные дела. Постараюсь изложить кратенько. Но это будет не легко. Да. Напомню вам, что крещение Руси прошло в 988 году. Заглянем в «Лаврентьевскую летопись». Перевод Б. Кресеня. И начнём читать: «6532 (1024). В тот же год восстали волхвы в Суздале, избивали они старую чадь по дьявольскому наущению и бесованью, говоря, что они прячут запасы. Был мятеж «. Т.е. после крещения прошло 36 лет. Мало, конечно, но одно поколение уже народилось новое. Далее: «6779 (1071). В те же времена пришёл волхв, обольщённый бесом; придя в Киев, он говорил и то поведал людям, что на пятый год Днепр потечёт вспять и что земли начнут меняться местами, что Греческая земля станет на место Русской, а Русская - на место Греческой,» … 6579 (1071). «Был голод в Ростовской области, и тогда восстали два волхва близ Ярославля. И пришли на Белозеро, и было с ними людей 300 «… 6579 (1071) «Такой волхв появился при Глебе в Новгороде; говорил людям, притворяясь богом, и многих обманул, чуть не весь город, уверяя, будто "все ведает и предвидит", Через 90 лет после крещения мы нашли упоминание о, предположительно, шести волхвах в разных городах Руси. Которых, к нашему сожалению, предали смерти. Смотрим дальше: «Никоновская летопись.» ПСРЛ, т. 10., М., 1965; Спб., 1862. Перевод Б. Кресеня. «6735 (1227) Явились в Новгороде волхвы, ведуны, потворницы, и многие волхвования, и потворы, и ложные знамения творили, и много зла сделали, и многих прельстили. И собравшиеся новгородцы поймали их и привели на двор архиепископа.» Т.е. через 300 лет после крещения волхвов регулярно ловили и предавали смерти. Уже в Церковном уставе святого Владимира положено наказание волхвам и чародеям было сожжение, которое подтверждено и уставом князя Всеволода, княжившего в Новгороде с 1117 по 1132 год. Киевский митрополит Иоанн поощрял массовый террор против колдунов и ведьм и защищал право епископских судов приговаривать их к тяжким наказаниям и смерти. В 1284 г. в «Кормчей книге» (сборнике русских церковных и светских законов) имеется строгое установление: «Если кто будет еретическое писание у себя держать, и волхованию его веровать, со всеми еретиками да будет проклят, а книги те на голове его сжечь». Т.е. волхованию Учились через 300 лет после крещения. И это был не единичный случай. Иначе бы не стали такие указы издавать. В 1410 году митрополит Фотий в послании к новгородцам сурово пенял им за веру в волхвов и занятия волхованием. О широком распространении колдовства в XVI в. можно судить потому, например, что в постановлениях Стоглавого собора 1551 года нашло себе место следующее любопытное изображение действительности: «Шестокрыл, Воронограй, Остромий, Зедей, Альманах, Звездочеты, Аристотель, Аристотелевы Врата и иные коби бесовские тех всех еретических книг у себя не держали и нечли... некоторые же невегласи попы в Великий Четверг соль перед престол кладут и до седьмого четверга по велице дни там держат, а ту отдают на врачевание людям и скотом». Попы соль заговаривали! Представляете? В 1555 г. Троицкий Сергиев монастырь в приговорной грамоте своим землям и крестьянам приказывает не держать в волости «ни волхвей, ни баб ворожей» под угрозою с сотского и каждых ста человек «взяти пени десять рублев денег; а скомороха, или волхва, или бабу ворожею, бив да ограбив да выбити из волости вон». Но, обращу ваше внимание: волхвов и ворожей, хоть и били, но оставляли живыми и просто изгоняли. В 1590—1591 годах в Астрахани по приказу царя Фёдора Иоанновича были сожжены колдуны. Очень интересно дело 1625 года по обвинению некоего Якова, переселившегося в Москву из Верхотурья, который прибег к помощи известного волхва по прозванию Козьи Ноги. С конца 1640-х гг., после прихода к власти царя Алексея Михайловича, последовали гонения на языческие праздники, скоморохов и даже музыкальные инструменты («бесовские песни, пляски и прыгание, игру на бубнах, трубах, сопелках, завозят медведей и птиц, и ловчих собак и конские гонки устраивают»). В конце 1640-х — начале 1650-х гг. был издан ряд царских указов против «отречённых еретических и гадательных книг, писем и заговоров», причём строгость этих указов нарастала: если в указах 1648 г. говорилось о необходимости сжигать еретические книжки на теле их хранителей, то в указе 1652 г. — уже о том, чтобы сжигать самих владельцев этих книг. А в царской окружной грамоте 1648 года «От Царя и Великого князя Алексея Михайловича всея Руси в Белгород, воеводе Нашему Тимофею Фёдоровичу Бутурлину» (Иванов П. Описание государственного архива старых дел. – М., 1850.) и даже в знаменитой книге «Домострой», были прописаны строгие указы «О об исправлении нравов и уничтожении суеверий» Указ «От Царя и Великаго князя Алексея Михайловича всея Руси в Белгород, воеводе Нашему Тимофею Федоровичу Бутурлину.»: … Ведомо нам учинилось, что в Белгороде и в иных городех и в уездах мирские всяких чинов люди и жены их, и дети в воскресенье и в господские дни, и великих святых вовремя святаго пения к церквам Божиим не ходят, …, и на кулачных боях меж собою драку делают, и на качелях колышутся вкруг, и на веревках; а иные люди тех чародеев и волхвов и богомерских баб-вдов к себе призывают и к малым детем, и те волхвы над болными и над младенцы чинят всякое бесовское волхование, и от правоверия православных крестьян отучают. Да в городех же и в уездах от прелесников и от малоумных людей делается бесовское сонмище: сходятся многие люди мужсково и женсково полу по зорям и в ночи, чародействуют, с солнечнаго всхода перваго дни луны смотрят, и в громике громнение на реках и в озерах купаются, чают себе от того здравья, и с серебра умываются, и безчинное скакние и плясание, и поют бесовския песни; и на святой неделе жонки и девки на досках скачут , а в навечере Рождества Христова и Васильева дня, и Богоявления Господня клички бесовские кличут – коляду и таусен, и плугу, и многие человецы неразумные веруют в сон и встречу, в по(г)лаз, и в птичей грай, загадки загадывают и сказки сказывают небыльные, и празнословие с смехотворением и кощунанием, и души свои такими помраченными и беззаконными делами, и накладывают на себе личины и платья скоморошеское,… и тех, по нашему указу, велено ссылать в Украинные городы да опалу… А писан на Москве, лета 7157 года, декабря в 5 день.» Очень объёмистый указ. Но, главное, здесь есть: люди призывали волхвов для лечения больных. И более того: люди праздновали и Купалу, и Коляду, и другие языческие праздники. И ссылали их, кстати, на Украину. «Домострой»: Глава «Как христианам врачеваться от болезней и от всяких страданий — и царям, и князьям, и всяких чинов людям, и священникам, и монахам, и всем христианам»: … «Кто же в своей дерзости и страха Божьего не имеет и воли Божьей не творит, …бесовские песни, пляски и прыгание, игру на бубнах, трубах, сопелках, … а к тому же ещё чародейство и волхвование, и колдовство, звездочетье, чернокнижье, чтение отречённых книг, альманахов, гадальных книг, шестокрыла, верят в громовые стрелы и топорки, в усовье и в матку, в камни и кости волшебные и в прочие всякие козни бесовские.» «О волхвовании и о колдунах». Из Василия Великого правило 72 Доверившийся волхвам или им подобным убивающим время, — пусть станет это запретным. Толкование. Пошедший на обучение вредной мудрости к волхвам, колдунам или чародеям пусть будет наказан как преднамеренный убийца; верящий же волхвам или вводящий их в дом свой для лечения от отравления или предсказания будущего — на шесть лет пусть будет наказан, как повелевает 61 правило Шестого Вселенского собора, бывшего в Константинополе, в дворцовом Трулле, и 83 правило в том же послании Василия Великого.» Опять-таки, волхвов призывали для лечения и ОБУЧАЛИСЬ у них премудростям. Не смотря на запреты церкви. При Иване Грозном возникли многие процессы против волхвов и колдуний. В 1653 году правительство издало особый указ, по которому ворожей и ведунов, как врагов божьих, следует жечь в срубах. Т.е. даже через 650 лет было кого сжигать по обвинению в волховании. Повесть о волховании, написанная для Ивана Грозного, доказывает необходимость строгих наказаний для чародеев, А. Н. Афанасьев писал: « Повесть о волховании, написанная для Ивана Грозного, доказывает необходимость строгих наказаний для чародеев, и в пример выставляет царя, который вместе с епископом „написати книги повеле и утверди, и проклят чародеяние, и в весех заповеда таких огнём пожечи“. Знаменитый учёный конца XVII в. монах Сильвестр Медведев три года при себе держал некоего волхва Дмитрия Силина, который говорил о себе, что он узнает «в животе болезнь... Да и в солнце смотрит и узнает в солнце — кому что будет; да он же Силин у младенцев уговаривает грыжи и от ускопу или будет меж мужа и жены совету не будет — помогает». Тот же Медведев имел сношения с волхвом Василием Иконниковым, похвалявшимся напустить порчу на государей Фёдора и Петра В 1649 г. в «памяти» Верхотурского воеводы Рафы Всеволжского приказчику Ирбитской слободы Григорию Барыбину писалось: «Ведомо де Государю учинилось, что... иные люди тех чародеев, и волхвов, и богомерзких баб в дом себе призывают и к малым детем, и те волхвы над больными и над младенцы чинят всякое бесовское волхование ; да в городех же и в уездех .» Одно из упоминаний о волхвах датируется XVII веком. В 1689 году в приказе розыскных дел, допрашивался волхв "Дорофейка". Дорофейка был врачевателем, знахарем, предсказывал будущее, ворожил по бобам и занимался колдовством. Под следствие попал волхв. В результате пыток, волхв признался, что его учителем был некто Фёдор Бобылев. В его вещах были найдены травы и магические предметы, а здесь не просто дознание о волхве, но и признание, что Дорофейка ОБУЧАЛСЯ У Фёдора Бобылёва. Царские указы от начала 1653 г. на имя воевод в Карпове, Мосальске, Михайлове, Туле, на Осколе и т.д. Первым из названных указов повелевалось оповестить население, «что в польских и украинных и в уездах многие незнающие люди, забыв страх Божий и не памятуя смертного часу, и не чая себе за то вечные муки, держат отречённые еретические и гадательные книги, и письма, и заговоры, и коренья, и отравы, и ходят к колдунам и ворожеям, … Кто же «от таких злых и богомерзких дел не отстанут, таких злых людей и врагов Божиих велено в срубах сжечь безо всякой пощады и домы их велено разорить до основания, чтоб впредь такие злые люди и враги Божии и злые их дела николи нигде не вспомянулись». Петровские реформы буквально перевернули все вверх дном в России, но страх перед колдунами оказался живуч. В воинском уставе 1716 года, правленном лично Петром I, прямо сказано: «И ежели кто из воинских людей найдётся идолопоклонник, чернокнижник, ружья заговоритель, суеверный и богохулительный чародей: оный по состоянию дела в жестоком заключении, в железах, гонянием шпицрутен наказан или весьма сожжён иметь быть». В артикуле 2-м находим ещё такое постановление: «Кто чародея подкупит, или к кому склонит, чтобы он кому другому вред учинил, оный равно так, как чародей сам наказан будет». Сохранились сведения о том, что уже в Х111-Х1\/ веках некоторые из язычников достигли Каменного пояса (старинное название Среднего Урала - прим. ред.) и даже селились на огромной и свободной от христианских верований территории Зауралья. На территории современной Башкирии и Татарстана, на Северном Урале, по берегам Тобола и Иртыша русские исследователи и переселенцы ХУ1-ХУ11 веков находили тайные капища, на которых совершались языческие мессы с жертвоприношениями. В воспоминаниях исследователя Сибири начала XIX века Семена Андреевича Бекетова сохранилось описание языческого капища, обнаруженного им на севере Томской губернии. В XIX и XX веках власти царском России вели неустанную борьбу с языческими волхвами и кудесниками, а также с их обрядами. Так, в 1905 году иркутский губернатор распорядился провести тщательное следствие по «делу о волхвовании». Тогда жительница небольшой деревеньки Жженовка обратилась за помощью в лечении своей тяжело больной дочери к кудеснику, жившему отшельником в ста вёрстах от Иркутска. Как это ни странно, однако даже в XX веке служители древних славянских языческих культов не прекращали свою деятельность. Так, из архивов Свердловского управления НКВД СССР известно, что в 1952 году в рабочем посёлке Гагарский Свердловской области был задержан мужчина, который, как сказано в деле, "занимался антиобщественной религиозной деятельностью, незаконно оказывал медицинские услуги, взимая за это с трудящихся плату». Из материалов дела значится, что задержанный не имел паспорта, нигде и никогда не работал, а проживал в землянке в тридцати километрах от посёлка. Следствием был установлен круг лиц, которые пользовались в своё время услугами задержанного. Допрошенные жители Гагарского и ряда других деревень показали, что обращались к мужчине для решения своих проблем, связанных со здоровьем, любовными взаимоотношениями, за предсказаниями... Из архивов также известно, что похожее дело рассматривалось в 1965 году в Благовещенске. Как можно заметить, хотя и с некоторыми разрывами, но следы волхования, пусть иногда и косвенные, все-таки находятся на протяжении столетий. Выжить и прожить тысячелетие ни один волхв не в силах. Значит, кто-то выжил, кому-то передал знания, а тот другому и ещё, и ещё. И, если уж волхвы были обнаружены в 1965 году, то до нашего времени рукой подать. Следовательно, волхвы не вымерли, они не растворились, они живут и работают. И передают знания дальше.

Зимние ночи. Осенние Деды Благодарность за изобилие, память о предках, время Порога и начало зимы. Н. Топчий (Tradis), 2012 г. Зимние Ночи Согласно древнеисландскому календарю зима наступала в субботу после 26-й недели лета, т.е. между 21 и 27 октября (11–17 октября до 1700 года). Так как исландское лето начинается в четверг, и, соответственно, заканчивается в среду, то до официального начала зимы остаётся два дня. Они известны как Зимние Ночи (Vetrarnætr). Также выражение «Зимние Ночи» нередко использовалось менее конкретно — для обозначения периода в начале зимы, и сам праздник сегодня в Исландии по практическим соображениям отмечается в вечер перед субботой. Скандинавский год изначально делился на два полугодия, зиму (vetr) и лето (sumar). И как день у германцев начинался с ночи (т.е. с вечера накануне), так и год по многим древнейшим готским, древнесаксонским и другим источникам начинался с зимы (или поздней осени), времени коротких неярких дней и длинных тёмных ночей[1]. Именно в этот период на зиму забивался избыток скота и было в изобилии свежей пищи и напитков. Празднования, пиршества, игры и состязания, проводимые во время Зимних Ночей, упоминаются во многих исландских сагах. Позднее пиры начала зимы вылились в День Овечьих Голов (Sviðamessa), упоминаемый с конца XIX века. Этот праздник проводился в конце времени забоя, в зависимости от региона он приходился на первый день зимы или позже, на День Всех Святых (в последнем случае предполагается влияние церкви). Мясо вместе с потрохами, кровяной колбасой и т. д., готовили первым, а овечьи головы оставляли напоследок, потому что они хранились лучше. Когда всё остальное было уже готово, часть овечьих голов обжигали, затем варили и подавали на стол в праздник Овечьих Голов. Головы же, которые не съедали сразу, мариновали или коптили, чтобы съесть позже, в частности именно это кушанье упоминается среди принятых на Торраблот, день, завершающий череду праздников середины зимы. Нередко на это время назначали и свадьбы, поскольку основные работы заканчивались и люди приезжали друг к другу в гости на пир. Типичным примером может быть фраза из «Саги о людях из Лососьей Долины»: «Долго ли коротко ли шла речь об этом деле, но в конце концов все договорились, и состоялась помолвка, а свадьба была назначена на первые зимние ночи[2]». Изначальный языческий, северный праздник был, без сомнения, теснейшим образом связан с радостью и плодородием. Как пишет Снорри в «Саге об Инглингах»: «В начале зимы надо было приносить жертвы богам за урожайный год[3]». Именно в это время, закончив основные работы вне дома, заготовив запасы на зиму, люди обретали плоды своих трудов во всей полноте и имели возможность поблагодарить богов, разделив с ними полученное. Неудивительно, что Зимние Ночи также именовались Фрейсблотом (Freysblót) — жертвоприношением Фрейру, покровителю урожая, плодородия и свадеб, брату Фрейи: так «Сага о Гисли» упоминает, что «Торгрим задумал дать в предзимние дни осенний пир, встретить зиму и принести жертвы Фрейру[4]». Называлось это время и Дисаблотом (Dísablót), т.е. жертвоприношением в честь матерей прародительниц и хранительниц рода. В «Саге об Эгиле Скаллагрмссоне» о Дисаблоте сказано: «Там должно было быть жертвоприношение дисам и шел пир горой […] Все много раз пили, поминая умерших, и каждый раз нужно было осушать рог до дна[5]». Это скупое упоминание стоит отметить особо, сравнив его со славянскими Осенними Дедами и их основным смыслом — приветить умерших родичей на повороте Годового Колеса. Неудивительно, что праздник был также и временем благодарности альвам, равно тесно связанным и c Фрейром, владыкой Альвхейма, и с миром предков и родовыми курганами, и с урожаем — был временем Альваблота (Álfablót). Упоминается, правда, название Альваблота лишь единожды, в «Висах о поездке на Восток[6]» скальда Сигвата Тордарсона, спутника конунга Олава Харальдссона. Это позволило известному исследователю Р. Зимеку усомниться, что жертвы альвам приносили вообще. Аргументирует это он тем, что скальд, убеждённый христианин, в своих стихах стремился подчеркнуть «дремучесть» шведских язычников, и заодно заведомо преувеличивал свои мытарства на осеннем пути из Норвегии в Ёталанд к ярлу Рёгнвальду, рассчитывая на вознаграждение от конунга, по чьему поручению ездил. Однако стоит учесть, что при дворе норвежского конунга хватало людей, бывавших в Швеции и её прекрасно знавших. Попытка рассказать о нелюбимых соседях нечто невероятное привела бы к осмеянию вместо награды. Другой аргумент Р. Зимека, что язычники никогда бы не назвали себя язычниками (исл. heiðingi, от heiðr — пустошь), был бы весомее, не происходи дело после 1000 г., когда даже в консервативной Швеции сосуществовали две веры, и появилась нужда в названии для сторонников старого обычая. Так в своё время презрительная кличка биркибейнеров (Birkibeinar, березовоногие или берестянники, т.е. лапотники), сторонников конунга Сверрира, стала самоназванием движения, и в передаче автора «Cаги о Сверрире» сам конунг не гнушается говорить «мы, берестянники». К тому же слова хозяйки дома мы узнаем в передаче новообращенного поэта, для которого отделить иноверца от себя было вполне естественно. Рассказывают же эту историю так: Помимо упоминания о вечернем или ночном характере обряда, здесь нередко видят намёк на нежелательности присутствия любых посторонних во время праздника, который в таком случае рассматривается как сугубо семейный или проводимый в присутствии близких друзей. Ведь и в «Саге об Эгиле» гостей зовут на пир конунга Эйрика во славу дис, лишь узнав, что это домочадцы Торира сына Хроальда, воспитателя конунга (до того путникам был отведён дом в стороне от прочих). Это, опять же, было бы сходно со славянским восприятием Осенних Дедов, справляемых дома семьёй и для семьи. Осеннее время жертвоприношений богам, альвам и дисам было и временем особой близости к Иному Миру, когда те, кто был к тому способен, имели возможность получать знания необычными путями. Тюра, дочь ярла Харальда, в ответ на сватовство конунга Дании Горма, говорит: Так рассказывает «Сага о йомсвикингах», и если мотив вещего сна на новом месте общераспространён в фольклоре, то упоминание именно первых зимних ночей — деталь типично северная. Аурни Бьёрссон в своей книге «Исландские праздники» приводит перечень народных примет и гаданий на Vetrarnætr, в основном имевших цель практическую — узнать о погоде на грядущую зиму по поведению птиц и мышей, по Млечному Пути, по внутренностям овцы, по её селезёнке. Как видно из приведённого отрывка, можно было узнать и большее: конунг в саге получает видение о девяти суровых зимах и, как следствие, годах голода в своё правление, а также о войне, что случится при его потомках. Несмотря на всю радость обильных пиров, встреч друзей и свадеб, время это было одновременно грозным и опасным, что вновь сближает его с кельтским Самайном, да и с Осенними Дедами. Это уже наглядно воспринимаемое начало тёмного, зимнего периода со всё сокращающимся днём и усиливающимся холодом. Облетела золотая листва Урожая, заканчиваются до снега последние работы в полях, завершается подготовка к долгим суровым дням в доме. Всё ощутимее становится, что это — время Перехода, время Порога, за которым тёмная половина года. А на любом Пороге ближе становится Иной Мир и его таинственные обитатели, ближе хранители предки, проще прозреть грядущее и получить оттуда знак, вдохнуть полной грудью ветер Иного Мира. Но ближе становится и вход в жилища мёртвых, а с этого Порога не всегда можно вернуться. Именно в Зимние Ночи, время забоя скота и кровавого блота жертвоприношения, тёмные дисы забрали некогда юношу Тидранди, как повествует «Прядь о Тидранди и Торхалле»: К сожалению, доступной информации о народных традициях Зимних Ночей или близких к ним праздниках в Скандинавии явно недостаточно, а саги, источник всё же литературный, дают лишь скупые намёки на те или иные моменты прошлого. Но у нас есть связанная с данным временем традиция славянская и русская, пусть и в христианизированной форме. И это во многом традиция живая, отправляемая при нас, здесь и сейчас. Изначально она исходит от тех же индоевропейских корней, что и древнескандинавская, более того, предки славян как минимум тесно контактировали с предками германцев как задолго до нашей эры, так и в период полиэтничной Черняховской культуры (включавшей восточно-германские (готские и гепидские), сарматские, славянские и фракийские племена). И только после изгнания готов гуннами в IV в.н.э. учёные говорят об уже достоверно славянских археологических поселениях на территории от Карпат до Поднепровья. Народный же обычай в традиционном обществе консервативен по самой своей сути, и долго хранит следы прошлого, подчас переосмысливая, но не отвергая привычные элементы. И этот же обычай, будучи связан с объективно существующими циклами времён года, смены поколений, жизни и смерти, воспроизводит паттерны поведения, близкие к любому другому народу, с которым есть общие исторические корни и с которым схожи условия жизни. Потому, встретив нечто близкое по духу у нас, думается, не будет ошибкой иной раз воспользоваться уже готовой формой для воплощения общей для двух языческих путей идеи. Осенние Деды Одному из значительных праздников народной традиции исследователями уделено, тем не менее, относительно мало внимания, вероятно из-за отсутствия элементов ритуальной драмы или яркой обрядности, которыми столь богаты Масленица, Святки или Купала с Русалиями. Праздник этот домашний, семейный, и на нём «просто» приветствуют возвращающихся на короткое время в родные стены предков. Однако Д. Гаврилов и С. Ермаков очень точно заметили в своей книге «Время богов и время людей», что «...всю традиционную праздничную обрядность можно рассматривать как одну из форм почитания предков», и верно это для любого подлинно языческого мировоззрения — славянского, скандинавского, греческого, японского, индийского. Тихие поминальные дни не менее важны, чем песни и обряды Русалий или ход ряженых на Святки. И тем, кто считает, что для того, чтобы подлинно ощутить Северную Традицию, достаточно славить Одина и Тора, стоит взять это на заметку. Осенние Деды в христианском православном восприятии ныне приурочены ко дню святого Дмитрия Солоунского, 8 ноября (26 октября по старому стилю) и справляются в субботу за неделю перед праздником его памяти, т.е. в первых числах ноября, это так называемая Димитриевская родительская суббота. Второй вариант народных Осенних Дедов связывался с днём святого Михаила (21 ноября сейчас или 8 ноября по старому стилю), так называемые Михайловские Деды или Михайловская суббота в Полесье. Собственно, Дедовыми принято называть все основные поминальные дни в году: перед Троицей (на Русальной неделе) — Троицкие или Семишные Деды, перед Филиповским постом — Дмитровские (Дмитриевские) или Филиповские, Михайловские в канун Михайлова дня, перед Сретеньем — Зимние или Масленые (т.е. перед Масленницей) и т.д. Главными обычно считаются дни поминовения перед Масленицей, на Русальную неделю и Осенние Деды. В некоторых регионах основным считают один из этих праздников (обычно Троицкие), в некоторых два и т.д. Рассматриваться здесь будут именно Дмитриевские Деды, ведь Дмитриев день, как и Зимние Ночи, и Самайн, в народном календаре служил границей зимы и лета: на Руси говорили «В Дмитриев день зима лезет на плетень», в Болгарии — «Святой Димитр приносит зиму, а святой Георгий — лето». Как пограничное время для хозяйствования, дни эти во многих местах были вехой начала или конца договоров, временем возврата долгов, расплаты с работниками и т.д. Интересно, что в некоторых горных районах центральной части Болгарии этот день называют «полезником» — так называют гостя, который первым перешагнул порог дома. Если он человек добрый и зажиточный, то и будущий год уродится богатым (примета, прекрасно известная всем по 1 января). Ещё по болгарскому поверью «дядо Димитър» тряс своей белой бородой и из неё сыпался первый снег. В украинской колядке поётся: Так же, как и Зимние Ночи, этот день был днём веселья и радости: ярославская поговорка гласила «В Дмитриев день и воробей под кустом пиво варит». Есть предположение, что именно с началом нового сезона в это время был связан октябрьский обычай колядования, упоминаемый Н.М. Гальковским, причём колядующих наделяли зерном, одновременно жертвуя за урожай будущий и благодаря за урожай прошлый. Вспомним вновь жертвоприношение «за урожайный год», о котором пишет Снорри. Как и в других культурах, основой существования которых было сельское хозяйство и жизнь определял цикл полевых работ, осень на Руси являлась временем свадеб. Причём у восточных славян только до Дмитриевого дня засылали сватов, хотя связано это, вероятно с близящимся постом (Филиповым или Рождественским) c 28 (15 по старому стилю) ноября. Отсюда и русская поговорка «До Дмитрá девка хитра, а после Дмитрá ещё хитрее (вышед замуж)», белорусская «Да Дзiмiтра баба хiтра, па Дзiмiтры — мужчыны хiтры» или украинская «До Дмитра дівка хитра (перебирає женихами), а по Дмитрі хоч комін витри» и т.д. Деды, праздник, обращенный к предкам, вместе с празднованием начала зимы, вероятно, изначально были повсеместно чередой обрядовых дней, ведь и сегодня во многих местах днями поминовения являются не просто суббота, но пятница и суббота, или даже четверг и пятница (суббота тут должна предшествовать церковному празднику или выпадать на него). Русская пословица гласит: «Покойнички на Русь Дмитриев день ведут — живых блюдут». При этом на Полесье Осенние Деды (справляемые как несколько праздников на востоке и как один на западе региона) именуются «первыми дедами», что соответствует прежнему славянскому календарю с началом года в сентябре. От места к месту или в зависимости от сезона разнилось, кого именно поминали: всех умерших в целом, или только родню, или отдельно мужчин, отдельно женщин, иногда лишь детей, иногда — самоубийц и других «заложных» покойников. Как говорили в Полесье: Там же на Полесье С. М. Толстой отмечено интересное противопоставление Дедов поминанию родни на Радуницу (во вторник Фоминой недели): среди прочего весною на Радуницу живые приходят с угощением на кладбище, тогда как в остальные поминальные дни умершие навещают живых в их домах. Впрочем, противопоставление это отнюдь не абсолютно, известно ведь и название «Радунецкие Деды», а на Черниговщине именно Радуница именовалась Дедами, название же «Радуница» не употреблялось. И на том же Полесье есть свидетельства, что в некоторых местах могилы навещали и во время Дедов. В наши же дни как раз гораздо более распространён обычай до начала ноября навещать места упокоения близких и прибирать могилы перед зимой, оставляя на них немного хлеба, зерна или конфет «для птичек». Некогда же перед праздниками хозяева наводили порядок в доме и во дворе, чтобы порадовать покойных родителей тем, как справно идут дела у детей. В сами поминальные дни нельзя было выполнять работы по хозяйству (стирать, работать в поле и т.д.), исключение составляло лишь приготовление пищи. Особый запрет накладывался на действия, связанные с шитьём, прядением, ткацкими работами и т.д. (в более мягкой, вероятно, поздней, форме запрет мог накладываться лишь на работу вечером):«Нитки не сновали на дзяди, што дарога засновиваетца умирушчему». Сегодня это соотносят как с обычными запретами пятницы (связываемой в народе с Параскевой-Пятницей), так с особым почитанием некогда в эти дни Макоши (именно её образ богини-пряхи слился в народном представлении с Параскевой, праздник которой приходится на 10 ноября (28 октября старого стиля, т.е. через два дня после Дмитра). Так же в наши дни Деды связывают и со Сварогом как покровителем ремёсел. Вот как описывают поминальный обед на Ровенщине: На Полесье, где древние традиции сохранились значительно полнее, если Деды справляют два дня (пятницу и субботу, в этом случае звавшуюся Бабы, бытовали также названия Дедова пятница и Бабина суббота), то в пятницу готовят постный поминальный ужин (вечерю), а в субботу скоромный (с яичницей, салом и молочными блюдами) обед ранее обычного или даже завтрак. Нередко принято, чтобы вечеря состояла из определённого числа блюд: трёх, семи или двенадцати. Как правило, считается обязательной кутья (кутя, канун, колыва, сыты) — холодная вода с мёдом (если его не было — заменяли сахаром), куда крошат хлеб или булку. Зеленин также приводит рецепт, совпадающий с рецептом кути на Украине, где она состоит из отваренных в воде зерен пшеницы с мёдом, растёртым маком, изюмом и т.д. и обязательна на Рождество. Так же обычно в перечень входят борщ, рыба, кисель, оладьи или блины, каша, грибы, «палюшки с маком» и т.д. Кутью наливают в миску, обмакивают ложки и кладут кругом миски — «для душок». Эту сыту-кутью едят, зачёрпывая три или девять раз — и вечером, причем ложек не моют до утра, и утром. Так же — с обмакиванием ложек и капанием на стол — поступают и в обед. На второй день после обеда выходят на крыльцо и говорит: «Идите, дяды, дай, божэ, штоб на лето даждали», т.е. прощается с предками до весны, до того момента, когда дети сами навестят их на кладбище. момента, когда дети сами навестят их на кладбище. Это отнюдь не единственный вариант обычая угощения предков. Иногда родителей специально приглашают с улицы, формулы приглашения разнятся от села к селу, например, в пятницу вечером, как зайдёт солнце, трижды повторяют: «Дидыприятели, хадите к нам на вечэру!». Или более домашнее и родное: «Тата ци мамо, хадзи на вечэру! Сестричка Мария, хадзите к нам на вечэру!». Иногда первую ложку и первый стакан выливают перед окном со словами: «Деду, иди до обеду!». Первым обычно после молитвы за кутью берётся хозяин или старший в семье. Кладут крошки от еды на стол до утра, а на утро съедают, «чтоб зубы не болели», проливают на стол кутью из первой ложки и льют немного водки, оставляя всё на ночь. Часто ставят на стол отдельную миску, ложку и чашку с угощением, оставляя её до утра, как и остатки ужина, выставляют угощенье за окно или ставят на печь, иногда бросают под стол блины. Нередко, как и на Украине, для дедов отливают от каждого блюда по три ложки и не прибирают мисок со стола и т.д. Остатки ужина хозяева могут съесть сами на следующий день или только причаститься ими, отдать скотине — чтоб не болела, отнести на могилы или отдать воде, забросить на крышу птицам или вынести в сад под деревце, вылить на дрова, «чтоб сгорало, а дым до бога шёл»... Сам ужин тоже проходил по особым правилам — за собою не закрывали двери и не запирались (и часто оставляли в открытыми ворота кладбищ), не резали хлеб ножом, а ломали (что бы из свежеиспеченного хлеба пошёл пар: «без пару покойники не едят»), в доме должно было быть для гостей повешено чистое полотенце... И это далеко не полный перечень обычаев от места к месту. Провожали гостей Иного Мира так же ритуализированно, как и встречали, восстанавливая тем границу между миром живых и миром мёртвых. Вслед вылитой на второй день еде произносили «Идзите с богом!» Брызгали три раза водой вокруг стола, провожали за дверь с хлебом-солью и словами «Святые диды-родители, идите на свае место, спачивайте и нам сприяйте!» (т.е. помогайте) и т.д. И, разумеется, в дни близости к Иному миру существовало и немало способов узнать и увидеть скрытое. Увидеть дедов можно было, поглядев во время вечери через хомут с печки. Иногда для этого требовалось весь день поститься: «як будешь посникать, то побачишь мертвих, як идут на деды на вечэру». Рассказывали о знаках по просьбе детей, вроде отодвинутой лавки и т.д. Другие говорили, что умершие являются лишь тем, кто не приготовил поминального ужина, детям или тем, кому суждено скоро умереть. Немало есть рассказов о том, как мёртвые упрекали или наказывали тех, кто не приготовил им поминального ужина или нарушал строгие правила праздника, вроде запрета на прядение. Существовало убеждение, что тем, кто не приветил мёртвых, они будут вредить. О празднике сегодня Можно заменить некоторое противоречие между характером изобильного торжества, отмечающего смену сезонов и довольно строгими и сдержанными нормами общения с предками на том же Полесье. Вообще-то, как уже сказано, в прошлом два эти момента, как правило, просто не совпадали, и засылка сватов не приходилась на поминальный день. Однако далеко не всем нынче везёт единолично распоряжаться своим временем. В традиции старо-скандинавской такого противоречия нет: в Исландии не считалось чем-то невероятным совместить свадьбу и тризну, достаточно вспомнить историю Унн Мудрой, рассказываемую в «Саге о людях из Лососьей долины», юная жизнь и ушедшая не так далеко отстояли друг от друга. И в «Саге об Эгиле» пили на осеннем Дисаблоте в честь и память умерших на весьма буйном пиру. Собственно, и на славянских землях известен, например, обычай заканчивать похороны и поминки весёлыми песнями: «Покойничков помянули, теперь надо их повеселить, а то они будут обижаться, если мы от них невеселы пойдём» (Орловская, а также Вятская, Курская, Киевская губернии). На Подолии и в Галиции у гроба до недавнего времени устраивались молодежные игры. А еще в большей древности такое отношение было нормой общепризнанной, и на тризнах проводились игры и состязания (обычай «дратися по мертвецы»). В любом случае, каждый сам себе определяет границы допустимого и чем он готов поприветствовать родных, каким его увидят предки. ...А зачем вообще? Вопрос, конечно, не для язычников. О смысле и цели любого жертвоприношения следовало бы поговорить отдельно, но всё же вкратце можно выделить несколько моментов. В первую очередь, наверное, это поддержание связи. Связи с богами, как с высшим и указующим путь началом. Связи между поколениями, ведь без них — не было б нас, и обязательства перед умершими — не пустые слова: мы принимаем их знания, сделанное и достигнутое ими в мире, сами становимся продолжателями их достижений, даже проходя совсем иными путями. Ушедшие имеют право на часть того, что у нас есть (и отчасти на то, чем мы является... Отчасти.), также, как мы получили то, что ранее принадлежало им. И слишком просто было бы ограничиться признанием этого на словах. Давнее и общечеловеческое — разделив с кем-то пищу, преломив хлеб и отпив из одного кубка, мы закрепляем с ним союз, заключаем товарищество или подтверждаем родство... Тот же древний и священный смысл взаимных обязательств и связующего долга имеет и обмен дарами. И уж тем более всегда следует благодарить за помощь. Кстати, по свидетельству М. Федеровского, обильное угощение на «деды» белорусы готовили для того, «чтобы души с того света во всем бы помогали живущим на земле родственникам» 12 . И ещё бывает, что просто надо поговорить, а иногда — и из-виниться, «выйти из вины»: не всегда мы успеваем всё сказать и сделать при жизни... И, наконец, обряд Колеса Года — это укрепление людской связи с миром и круговращением времени, слишком легко забываемой в суете городов. После всего сказанного не сложно определить основные мотивы Зимних Ночей (в данном случае особо и не отличающиеся от мотивов славянского язычества): — празднование прихода зимы, разделённая с близкими и Силами радость от щедрого урожая; благодарность асам и ванам, особенно, вероятно, Ньёрду и Фрейру с Фрейей, за полученные дары; — обращение к Одину, Хель, Фрейе, Фрейру и всем богам и богиням, принимающим верных в своих чертогах после смерти — к тем, кто хранит предков и их пути; — приветствие, угощение и благодарность дисам-хранительницам рода, умершим родичам, возможно — тем, кого мы считаем роднёй не только по крови, но и по духу. Приветствие альвам — как тем, кто связан с миром людей, так и тем, что хранят засыпающую постепенно природу. Неизменен смысл поминальных дней — угостить и приветить родных, неизменно в Традиции и знание, что они незримо присутствуют с нами в это время, и помнят о нас, как мы помним о них. Северных альвов нынче принято соотносить скорее с дивным народом Толкиеновского Средиземья, и имена дис звучат загадочно и грозно. А ведь это именно их, альвов и дис, Дедов и Баб, наших прародителей, звали и зовут в дом на Полесье, им ставят лампадки вечером первого ноября на кладбищах, прибирают могилы. Так же, как в их честь пили мёд и эль в Зимние Ночи на исландских хуторах и в палатах норвежских конунгов... Использованные материалы Simek R., Álfablot: Was there a sacrifice to the álfar? Бьёрнссон А. Исландские праздники Виноградова Л.Н., Толстая С.М., статья в сб. Славянская мифология. Энциклопедический словарь. Воропай О. Звичаї нашого народу. Гаврилов Д., Ермолаев С. Время богов и время людей. Гундарссон К.Х. и др. Наш Трот. Глава 54. Зимние ночи Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография Толстая С.М. Полесский народный календарь: Материалы к этнодиалектному словарю. Шервуд Е. А. Календарь у древних кельтов и германцев. Не обошлось и без Википедии. 1 — Можно сравнить с одним из вариантов славянского новолетия, когда год начинался с сентября. При этом согласно второму варианту год на Руси начинался наоборот с марта. Хотя долгое время оба отсчёта сосуществовали параллельно, однако, вероятно, основным был всё же вариант весенний: мы говорим о возрасте, как о счёте лет, скандинавы же отмечали, сколько человек прожил зим. При этом вариант исчисления нового года с весны (с 14 апреля) также зафиксирован в древнеисландском календаре, хотя, подобно делению на четыре сезона, является, видимо, более поздним — вновь зеркально отражая ситуацию на Руси. 2 — «Сага о людях из Лососьей Долины», XLIII, перевод В. Г. Адмони и Т. И. Сильман. 3 — «Саге об Инглингах», VIII, перевод М. И. Стеблин-Каменского. 4 — «Сага о Гисли», XV, перевод О.А.Смирницкой. 5 — «Сага об Эгиле Скаллагрмссоне», XLIV, перевод С. С. Масловой-Лашанской. 6 — Аustrfararvísur, написаны между 1017 и 1020 гг. скальдом Сигватом Тордарсоном (Sighvatr Þórðarsonr, ок. 995 или 997 г. — ок.1045г.) 7 — «Сага об Олаве Святом», XCI, перевод прозы Ю. К. Кузьменко, перевод вис О.А.Смирницкой. 8 — «Сага о йомсвикингах», II, перевод Алексея Северянина и Алексея Щавелева. 9 — «Прядь о Тидранди и Торхалле», II, перевод А. В. Циммерлинга. 10 — Здесь и далее цитаты на белорусском языке приводятся по: Толстая С.М. Полесский народный календарь 11 — О.Воропай. Звичаї нашого народу (переводено с украинского). 12 — Federowski 1897, s.267, взято у Л.Виноградовой. в «Славянская народная демонология: проблемы сравнительного изучения».

В рукописи XII в., хранящейся в петербургской Публичной библиотеке (ныне Российская национальная библиотека) и описанной И. И. Срезневским, имеется слово, в котором как бы от лица язычников сказано: «Воздадим и поклонимся (совершим ритуал) колодцам и рекам и сетям, чтобы получить то, что мы просим». В другой, более древней рукописи «XIII слов Григория Богослова» (XI в.), изданной А. С. Будиловичем, в слове X при перечислении обрядов, не совместимых с христианством (крестьянствомъ), говорится: «Иной (этот) воздаст и поклонится (совершит ритуал) неводу своему, много выловившему». Характерно, что в «Слове о ведре» сеть упоминается в таком ряду, как источник (колодец) — река — сеть, а в «Беседе об избиении града» о почитании невода говорится в ряду с другими ритуалами и верованиями — вызыванием дождя у источника (колодца), обожествлением рек, присяганием (клятвой) землей (дерном), положенной на голову, и др. О почитании рек и источников имеется достаточное число древних и новых свидетельств, часть которых уже нами анализировалась. Что же касается сети (невода) и ее ритуального употребления у славян, то этот вопрос до сих пор не рассматривался. Обратившись к славянской «живой старине», т. е. к еще бытующим или недавно бытовавшим обрядам, можно увидеть, что сеть (невод, вентерь) у восточных славян, у русских часто использовалась в свадебном обряде, а у южных и западных славян, македонцев и кашубов — в обряде погребальном, у хорватов — при масленичном ряжении. Во многих северных русских губерниях (Новгородской, Онежской, Вологодской, Архангельской) жених и невеста перед венцом опоясывались по голому телу поясом из невода, сеткою, снятой с рыбачьих вентерей, или мережкою и так ехали к венцу. Аналогичные действия производились и в южных губерниях — Воронежской, Орловской, Саратовской. В г. Павловске Воронежской губ., «провожая жениха с невестою в храм для венчания, сыплют в обувь мак: если злой человек не перечтет всего, то их ему не испортить; тогда же молодых перепоясывают по брюху сеточкою, снятою с рыбачьих вентерей: к перепоясанным так колдун никогда не прикоснется» . Можно с большой долей вероятности предположить, что опоясывание сетью в брачном обряде не только предохраняло брачующихся от порчи, но и, по дохристианским верованиям, способствовало деторождению, стимулировало беременность молодой, о чем свидетельствуют разнообразные обряды опоясывания церквей, икон, крестов, бесплодных женщин и рожениц. К приведенному общему описанию можно добавить некоторые варианты интересующего нас ритуала. Так, в Тихвинском у. Новгородской губ., когда невесту снаряжали к венцу, надевали под ее сорочку мужскую сорочку, повязывая ее широким поясом из невода (запись 1852 г.). В тех же местах нередко весь свадебный поезд опоясывался под низом рубашки сеткою (запись 1899 г.). В Олонецкой губ. (Пудожский у.) молодых вели в отдельное помещение или клеть, и, когда те подходили к постели, «сватья», которая убирала их, валила их спать и связывала им ноги сетью, «чтобы никто не спортил» (по преданью, «если ворог хочет „спортить" молодых, то ему надо развязать каждый узелок, а у сети узелков много») (запись 10-х годов XX в.). На Пинежье (Архангельская обл.), согласно записям 1986 г., опоясывание сетью по голому телу невесты охраняет от «нечистой силы» по той причине, что сеть связана «крестиками». Это «объяснение» — более новое по сравнению с верованием в апотропеическую силу узлов, оно — явно христианского происхождения. Таковы наиболее яркие образцы из богатой коллекции примеров, касающихся ритуальной функции сети в русском свадебном обряде, собранной А. В. Гурой. Приношу А. В. Гуре благодарность за возможность воспользоваться его материалами. На севере Македонии в Скопской Черной Горе ночью умершего покрывают рыбацкой сетью, чтобы он не стал вампиром, т. е. «ходячим покойником», и «чтобы не утащил с собой кого-нибудь». На другом конце славянского мира, у кашубов, распространено верование, что тот, кто похоронен с сетью, «должен сначала развязать все узлы на сети, прежде чем вернуться на землю». Так кашубский материал объясняет северномакедонское поверье, а попутно и русский охранительный свадебный ритуал опоясывания сетью. Впрочем, такое объяснение давали и сами орловские крестьяне (и не только орловские!), говоря, что, «когда едешь венчаться, то опояшься рыболовной сетью и тогда поезжай себе с Богом: никто тебя не испортит, колдун не подступится. Тогда враг испортит, если развяжет все узелки в сети, что невозможно». Это же объяснение мы находим в севернорусских заговорах «от уроков». На Пинеге полагали, что для предотвращения дурного глаза и порчи есть обереж. Для его исполнения «нать (надо) от сети отрезать да с коноплем соскать наотмашь (от себя) да начитать слова: „Как от сети узла никто не может ни розвязать, ни роспустить — ни еретик, ни клеветник, ни завидник, так же бы рабу божию (имярек) никто не мог бы не исправить, не изурочить"». Таким образом, основным символическо-смысловым компонентом сети является узел, который, в сочетании с другим символическо-смысловым компонентом — множество, объясняет апотропеическую функцию всего ритуала: узлы не могут быть развязаны и пересчитаны. Именно поэтому, согласно сведениям, собранным русскими этнографами в начале нашего века, в свадебном обряде при опоясывании вокруг тела могли вместо сети употребить веревку или тесьму со значительным числом завязанных узлов или могли использовать узлы наряду с сетью. До нас дошло несколько старинных свидетельств (XIV—XV вв.), осуждающих «ворожения» при помощи узлов. Так, в древнерусском «Правиле святыхъ апостолъ и святыхъ отець», известном под названием правила «Аще двоеженець», в десятом разделе говорится: «Если кто ходит к колдунам для того, чтобы ему ворожили, и берет колдовские узлы, пусть не ест мяса и молока 40 дней...». В другом русском памятнике XV в. — в «Послании митрополита новгородского Фотия» — указывается: «Также учите их, чтобы пустых слов («басней») не слушали, колдовских («лихих») баб не признавали, ни узлов, ни приговоров, ни трав, ни ворожбы и тому подобного, ибо от этого гнев божий возникает...» ). Особый интерес представляет использование сети в масленичном обряде у хорватов в Далмации, в Синьской Крайне. Там в с. Оток и Удовичичи ходили группы парней с закрытой головой и обнаженным телом, обернутым только в сеть, несмотря на холодную пору года. В других селах голые парни с намазанными сажей лицами ходили в накинутых на плечи одеялах, которые они попеременно то запахивали, то распахивали, чтобы показать свою наготу. Все это относится к архаическим формам общения с «нечистой силой» — вернее, способам ее отгона, отталкивания; в данном случае значимы и нагота, и сеть. Хорватский масленичный обряд перекликается с одним фрагментом из русской сказки «Мудрая дева» из классического собрания сказок А. Н. Афанасьева. В этой сказке рассказывается о смышленой девочке-семилетке, разрешавшей сложные царские задачи. Последней и самой трудной задачей была следующая. Царь сказал мужику: «Когда дочь твоя мудра, пусть наутро сама ко мне явится ни пешком, ни на лошади, ни голая, ни одетая, ни с гостинцем, ни без подарочка». На что «на другой день поутру сбросила семилетка всю одежду, надела на себя сетку, в руки взяла перепелку, села верхом на зайца и поехала во дворец. Царь ее у ворот встречает. Поклонилась она царю: „Вот тебе, государь, подарочек!" — и подает ему перепелку. Царь протянул было руку: перепелка порх — и улетела!». Важно учесть, что у славян и перепелка, и заяц, и сеть являются свадебными мифологическими символами, а нередко и атрибутами. В особенности ярко выражены в этом смысле перепелка и заяц. Как известно, сказка «Мудрая дева» завершается тем, что царь взял дочь мужика к себе, и «когда семилетка выросла, он женился на ней, и стала она царицею». Таким образом, славянская народная символика сети семантически связана с моментом плодородия (чадородия), брака, а функционально—с защитой от «нечистой силы», так как сеть обладает узлами, и притом большим количеством узлов. Неисчислимость узлов входит в один ряд с неисчислимым песком, маковым семенем, семенем льна «лущика» (в Полесье), иголками на хвойном дереве и т. п. Иная символика сети (невода) и иная функция этого символа наблюдаются в славянской книжной, христианской традиции. Семантика этого символа базируется на известном евангельском эпизоде встречи Христа с братьями-рыболовами Симоном, называемым Петром, и Андреем, закидывавшими сети в Галилейское озеро. Увидав братьев, Христос сказал: «Идите со мною, и я сделаю вас ловцами человеков. И они тотчас оставивши сети, последовали за Христом». Но еще больше символического смысла содержится в сравнении: «Еще подобно Царство Небесное неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода, который когда наполнился, вытащили на берег и севши хорошее собрали в сосуды, а худое выбросили вон. Так будет при кончине века: изыдут Ангелы и отделят злых из среды праведных». Таким образом, если в славянской фольклорной традиции сеть как предмет апотропеического свойства выполняет мифологическую функцию отталкивания «нечистой силы», то в христианской, древнеславянской книжной традиции символ сети выступает в функции собирательной, притягательной к добру, к «правде божьей». В первом из приведенных выше примеров это «сети добра», а во втором — сеть, вообще собирающая все, что есть. В ветхозаветной библейской традиции известны и сети зла, сети нечестивого (Пс 9, 16, 30 и др.; 24, 15 — Очи мои всегда к Господу; ибо Он извлекает из сети ноги мои; (Иов 19, 6 — Бог обложил меня своею сетью), при этом в последнем случае это скорее орудие кары, а не милости божьей, хотя в христианской традиции и кара божья нередко воспринимается как милость. Сеть как орудие кары воспринимает и многострадальный Иов. К ветхозаветным представлениям близка мифологическая символика других восточных религий, в которых сеть выступает как орудие богов, служащее для ловли людей, для подчинения и привлечения их к себе. Правда, в иранских мифологических представлениях сетью, наоборот, вооружен человек, человек-мистик, который с ее помощью пытается уловить бога, восприять божественное начало. Сеть (dam) является духовным оружием ангела Пир-Бельямина, посредника между Аллахом и человеком в иранской шиитской традиции, почерпнувшей многое из персидского фольклора. Возвращаясь к славянскому материалу, укажем еще раз на хорошо в наше время известный инициал М (ст.-cл. название буквы мыслете, начальная буква ст.-сл. мрѣжа) новгородской Фроловской псалтири № 2 XIV в., хранящейся в Российской национальной библиотеке. Этот инициал изображает двух рыбаков, держащих сеть (мрѣжу), которая внизу завязана узлом и наполнена рыбой. Над головой рыбака, стоящего справа от сети, написано киноварью: «Потяни корвинь с(ы)нъ»», а над головой другого: «самъ еси таковъ». Исследователь семантики новгородского тератологического орнамента Н. К. Голейзовский справедливо видит в диалоге рыбаков не «едкие замечания», а вторичную символику или зашифровку христианской символики, согласно которой корвинь сынъ — это теленок, но не просто теленок, а телец, символ искупительной крестной жертвы. Если вспомнить, что оба рыбака, впоследствии апостолы Петр и Андрей, были распяты, первый — в Риме в 67 г., а второй — в Патрах в том же году, становится ясной вторая часть диалога самъ еси таковъ. Диалог, сопровождающий инициал М в виде изображения двух рыбаков, тянущих сеть, носит характер предсказания земной судьбы — точнее, последнего мученического часа этих рыбаков. Надо полагать, что он навеян не только житием свв. Петра и Андрея, но и тем пассусом в Евангелии от Иоанна, где помимо описания появления Христа у Галилейского озера и разговора его с братьями-рыбаками Симоном, называемым Петром, и Андреем есть и пророчество Христа о том, «какою смертью прославит Бога» апостол Петр. Возникает мысль: не является ли знаменитый инициал М из новгородской Фроловской псалтири № 2 образцом своеобразного монастырского или церковно-писцового фольклора? Такому фольклору могли быть свойственны традиции тайнописи, и могли быть попытки употребления «символической тайнописи» путем неоднократного символического кодирования, производства новых символов на основе уже известных, позволявшие использовать и некоторые формы и клише народного фольклора вроде «Дурак!» — «Сам дурак». Такое стилистическое снижение типа «Самъ еси таковъ» вполне допустимо и возможно, если оценивать его в духе идей Псевдо-Дионисия Ареопагита, если исходить из того, что само сакральное начало столь возвышенно, что любой, даже самый священный язык не может приблизиться к нему и тем более достичь его высоты, и потому об этом начале и обо всем, к нему относящемся, можно говорить и языком более низким и даже совсем сниженным, ибо по сути это будет одним и тем же. Для того чтобы догадки подобного рода были более правдоподобны и обретали основание, следовало бы составить ряд словарей символов, которые бы толковали материал разных традиций — древнеславянской народной, в основном языческой по своему происхождению, древнеславянской книжной, имеющей несколько культурных напластований, в первую очередь христианское, затем средневековой европейской и, наконец, индоевропейской. Существующие на Западе довольно многочисленные словари символов, как правило, носят универсальный, энциклопедический характер, касаются одновременно различных традиций, разных эпох и разных сфер искусства, культуры и религии, и потому сведения, содержащиеся в них, обычно носят самый общий, нередко отрывочный и даже поверхностный характер. Пример с символикой сети показывает, что один и тот же предмет (понятие, действие) может иметь в разных, нередко сосуществующих традициях разную символическую семантику, разную ритуальную функцию и быть связанным с разными сферами (жанрами) духовной культуры, фольклора, книжности, религиозных представлений. Именно связь символа с той или иной сферой устной и книжной словесности существенна для филолога и историка искусства и культуры. Н. И. Толстой. Этнографический комментарий к древним славяно-русским текстам

ПАПОРОТНИК, ЖАР-ЦВЕТ - растение, которое, согласно народным представлениям, зацветает раз в году в одну из летних ночей». Есть такие, кто искал? А кто находил? Рассказы о караулении и добывании цветка или семени папоротника известны в фольклоре большинства европейских народов. В слав. фольклоре известно два основных сюжета о добывании папоротника: «добывание чудесного предмета» и «случайная находка простака». Первый состоит в следующем: в купальскую (реже — рождественскую) ночь человек специально отправляется в лес, чтобы добыть папоротник.; для этого он забирается в самую глубь леса; найдя растение, он караулит момент цветения; ближе к полуночи вокруг растения собирается нечистая сила, которая пытается напугать человека и заставить его отступить; точно в полночь расцветает необыкновенный цветок; человек хватает цветок (семя), разрезает ладонь и закладывает его в ладонь (под шапку, держит на лбу); на обратном пути нечистая сила пытается отобрать цветок у человека. Перед человеком, сохранившим цветок папоротника, открываются безграничные возможности. Второй сюжет: в купальскую ночь человек случайно попадает в лес, чаще всего для того, чтобы отыскать волов/лошадей, потерявшихся или украденных накануне; бродя по лесу в полночь, он натыкается на расцветший папоротник (появляется цветок, из которого мгновенно созревает и опадает семя), цветок которого случайно попадает ему в обувь (лапоть, носок); в этот момент человеку открываются тайны: он узнает, где находятся пропавшие животные, начинает понимать язык растений и животных и т. д.; однако по дороге цветок так же случайно выпадает у него из обуви (цветок путем обмана отбирают черти, барин и др.), и человек теряет обретенные знания. В мифологических рассказах часто упоминается о том, что в ночь цветения папоротника случается страшная гроза . В украинском Полесье ночь цветения папоротника называли «воробьиной ночью», когда случалась единственная в году страшная гроза; ср.: «У рябину нич грим гримэ, блискаука блискає и папороть цвэтэ» (ПА, Житомир.). Аналогичные мотивы известны в пол. и рус. фольклоре. Былички рассказывают также об огненной или световой природе цветка папоротника. В рязан. быличке папоротник «сияет, как точно на стебельке в огне уголек лежит». По Владимир, поверьям, появляющиеся в Иванову ночь огоньки на болотах и есть «цвет папура». Папоротник обладает некоторыми свойствами, передающимися человеку. Цветок (или семя) папоротника помогает отыскать клады . Папоротник наделяет человека особым зрением, позволяющим увидеть то, что находится под землей, т. е. раскрывает перед ним земные недра, ср. укр. примету; «Як найде в ніч на Купала цвіт папоротини, то увидить скарби під землею». Близко к этому о.-слав, предание о том, что цветок папоротника отпирает все замки. По словен. поверьям, если в купальскую ночь вырвать из земли папоротник с корнем, то на конце корня найдешь золотой перстень. Общим местом быличек о папоротнике стали слова о том, что человек, доставший чудесный цветок, «будет все знать». По бел. поверьям, папоротник раскрывает человеку прошлое и будущее, показывает, какой вред и кому причинили ведьмы и как можно исправить ими содеянное; по сибирским — дает возможность увидеть цветение земли и воды в купальскую ночь; Папоротник дает человеку возможность понять, о чем говорят животные и растения: «У ту ночь найти из папоротника цвет — будешь знать, шо собаки брэшуть, будешь все зилья чуть, шо гомонят» (ПА, Житомир.). папоротник предоставляет возможность стать знахарем или ведьмой, переманивать урожай с чужой полосы на свою (нижегород.). Гуцулы верили, что цвет папоротника — от черта. В Поволжье на Купалу с помощью папоротника знались с бесами. Взяв в руки цветок папоротника, зачерчивали вокруг себя пальцем на земле круг по солнцу и говорили: «бес в круг, а Бог из круга». У юж. славян легенды о цветущем папоротнике известны лишь на самом западе и юго-западе балкано-славянского ареала, у сербов-граничар, в Черногории, Герцеговине, Далмации, Лике, Хорватском Загорье, Словении. Сербы-граничары рассказывали, что папоротник за одну ночь отцветает и созревает, а его зерно падает на землю. Человек, сумевший завладеть этим зернышком (когда оно попало ему в чулок), неожиданно узнал обо всем, что делается на свете. Случайная потеря папоротника приводит к мгновенной утрате чудесного дара. Жители адриатического побережья Далмации (Буковица) считали, что человек, ухвативший в ивановскую ночь семя папоротника, сможет понять язык животных и растений, открыть любой замок, и каждая трава сама расскажет ему о том, какие болезни она лечит. Человек, владеющий цветком или семенем папоротника, становится невидимым . Ср. костром, быличку: «Один нищий как-то в лесу ночевал (и как раз на Ивана Купалу было). Он шел-шел, заплутал да и заснул. Заснул прямо в папоротнике. Ночью папоротник расцвел, и нищему цветы попали прямо в лапти. Опали в лапти ему — он и сделался невидимкой. Он утром проснулся, из леса вышел и пошел в деревню просить. Зашел в первую избу просить, а они как закричат и бежать из избы. Его-то не видят! А он не знает» При добывании цветка папоротника актуализируется демоническая сфера : черти, ведьмы и другая нечисть преследуют человека, караулящего цветок папоротника. В быличке, записанной у украинцев Закарпатья, говорится о том, как человек, решившийся добыть цветок папоротника, должен в течение целого года делать большую корзину из осиновых прутьев. Изготовив ее, он в ночь на Иванов день идет на границу между селами, сади на землю, накрывается сверху такой короной (служащей ему надежным оберегом нечистой силы) и ждет, когда расцветет. К полуночи на это место стягивается вся нечистая сила, оборачивается в разных животных и пытается напасть на человека. Koгда же наконец зацветает папоротник, человек разрезает себе ладонь и вкладывает в ранку цветок. После того как ранка зарастет, рука человека одним прикосновением может открывать любой замок: «он кладет эту руку на замі и ему замок открывается» (КА). По мнению жителей Боки Которской (Далмац. семя папоротника. собирают прежде всего стухе, и штице и другие нечистые духи, которые без этого цветка теряют свою силу. Черногорцы окр. Бара считали, что папоротник в Ивановскую ночь стерегут вилы, и если человек хочет сорвать цветок, то он должен усесться у папоротников перед полуночью и все время размахивать в воздухе ятаганом, чтоб вилы и вештицы не смогли к нему приблизиться. Папоротник цветет в канун Иванова дня, в полночь т. е. в типично «демоническое» время; вокруг папоротника происходит настоящий шабаш, куда собирается вся нечисть. Еще один устойчивый мотив быличек о папоротнике — то, что он цветет в глубине леса, там, «где не слышно петушиной крика» (в.-слав.). Этот мотив связывает папоротник с потусторонним миром и демонической сферой, ср. поверье: «Если хочешь заниматься чародейством, надо идти в лес на Ивана Купайло далеко за село, чтоб не було слышно пивней, когда они поют... И если папороть расцветёт и ухватишь... потом любую вещь себе можно подумать и сделать. Но всё — худое» (ПА, ровен.). С другой стороны, цветок папоротника часто бывает доступен лишь людям праведным и добыть его можно с помощью атрибутов христианского культа или вещей, изготовленных с соблюдением правил ритуальной чистоты, ср. урал. название папоротника- святая папора. Подойти к чудесному цветку может только тот, кто подготовил себя длительным постом и молитвой. По поверьям жителей Попова Поля (Герцеговина), чтобы получить семя папоротника, человек должен окружить растение бороздой и посыпать ее освященной в церкви солью. Словенцы считали, что собрать семена папоротника можно только на скатерть, изготовленную невинной семилетней девочкой и расстеленную под папоротником. Папоротник использовался в обрядности весенне-летнего цикла . На западе белорусского Полесья пучки крапивы, папоротника и других растений вставляли в горшок, который вкапывали в землю у купальского костра (или вместо него), а горшок разбивали. На Карпатах (преимущественно у гуцулов) был известен обычай бити папороть: сложив сорванный и принесенный из леса папоротник в большие кучи, его сжигали, били палками или забрасывали камнями, в том числе и потому, что папоротник считался «чертовым» растением. СДЭС - Славянские древности. Этнолингвистический словарь: В 5 томах. (Под ред. Н.И. Толстого)

Кроткая, очи не поднимавшая – такой образ девушки из прошлого нам часто преподносит литература и живопись. Но в повседневной жизни всё было несколько по-другому. И русским боярыням тоже не были чужды яркие переживания и влюблённости. А если была необходимость, то и «амурным делам» всячески помогали. полотно К.В.Лебедева Подъячий Арефа в 1680-х сумел так расположить к себе Анну из Устюжны, что девушка по вечерам сбегала к нему из своего терема. Вскоре обо всём прознали родные юной особы, и потребовали от Арефы немедленно жениться. Но если в письмах кавалер разливался: «Надёжа моя, ничто нас с тобой не разлучит», то когда дело дошло до венца, постарался улизнуть. Девушку спешно выдали замуж, пусть и не за того, к кому у неё была сердечная склонность. Прислужницу, помогавшую Анне, прогнали со двора. Устроить счастье молодых — благое дело (вот почему свахи были в почёте). Но организовывать тайные встречи считалось недопустимым. Как в дальнейшем сложилась судьба Анны — неизвестно. Но среди её современниц в XVII веке многие выходили замуж по решению семьи. И там уже всё могло сложиться непредсказуемо: одни союзы оказывались крепкими, в других муж и жена едва переносили друг друга. иллюстрация С.Соломко Но если супруг совсем не посещал свою жену, та вполне могла обратиться за разводом. Такой порядок установили ещё в церковных законах XII века. Другое дело, что, расторгнув брак, не всегда была возможность вступить в повторный – на это требовалось отдельное разрешение. Но на невнимательность мужей все-таки жаловались. Вот и в литературе семнадцатого века есть такие слова: Если удавалось подтвердить, что жена осталась девушкой, могли расторгнуть союз. Чтобы мужья смотрели в нужную сторону, и всё у них получалось, женщины нередко прибегали к посторонней помощи. Адам Олеарий, немецкий путешественник и историк, оставил о том любопытные свидетельства. В XVII веке, писал он, «московитки» готовили кушанья, «которые давали силу». И тогда же появились первые письменные сборники рецептов блюд для большей активности супругов. иллюстрация из книги А.Олеария о русском быте Но церковь смотрела на это с неодобрением. Сравнивали такое вмешательство с ворожбой, и писали назидательные тексты – дескать, хорошим женам подобное и в голову не придёт. Но приходило, и ещё как. Недаром в 1641 году стало известно дело Дарьи Ломакиной, «помощницы» всех недовольных жён. У женщины нашлись три десятка постоянных клиенток. На судебных расспросах стало известно, что Дарья использовала мыло, пепел и соль. Эти самые простые средства действовали только после Дарьиных «шепотков». Затем жене нужно было подсунуть мыло супругу, а соль или пепел сыпали на его следы. иллюстрация Фрэнка Чейна Пэйпа Другая ворожея, Анастасия, привлекала боярынь обещанием любви со стороны их мужей. Шли к ней, если становилось известно о разлучнице. Адресок передавали из уст в уста, но Анастасию всё равно арестовали. Признаваясь во всем, женщина не считала себя виноватой, а говорила, что помогает другим: Чаровать воспрещалось, всё должно было происходить само собой, без каких-либо вмешательств. Брак вообще рассматривался больше, как обязанность, нежели радость. Причем во всех отношениях. В тексте XVII века это отлично показано: иллюстрация И.Билибина То есть, не мечтал супруг именно о такой жене для себя, но всё равно остается надобность быть с нею. А вот личные предпочтения – что погода. Пройдут. Не поощряли и различные деликатные ухищрения. Считалось, что положено браку быть «естественным», без причуд. В нескольких текстах допетровской Руси можно встретить такие наставления. А во время исповеди могли задать жене такой вопрос: «Не хватала ли мужа за тайные уды?». Ответ положительный — значит, налагали епитимью. Но это не означает, что не было между супругами нежности и любви. В переписке между жёнами и мужьями много примеров ласкового обращения: «Другу моему сердечному Фёкле Дмитриевне с любовью!», — писал московский дворянин XVII века. «Свет мой, Лукьянична», — обращался к жене боярин того же времени. Женщины не отставали: «Любезный друг Иван Семенович, сердце по тебе сокрушается», «Ждучи тя слезами умылась, сердечный мой». Сохранились и тринадцать писем подъячего Арефы — они хранятся и по сей день в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки. автор не известен.