Поиск сообщества

Тамара пишет: Как появился чай на Руси Автор: Alexey Iv Появление чая на Руси - особенное явление для всей русской истории. А знаете ли вы, что на Руси чай попробовали раньше, чем в Англии и Голландии? В правление Ивана Грозного, в 1567 году, казачьи атаманы Петров и Ялышев, побывав в Китайской Империи, слагали небывалые похвалы вкусному местному напитку китайцев, называя его "китайской травой". В западной же Руси чай впервые отведали в 1618 году, когда китайский посол подарил царю Михаилу Федоровичу, первому из Романовых, несколько сундуков чая. Но это скромное начало чайной истории на Руси вскоре забылось. В далеком 1638 году монгольский хан Алтан Кучкун принимал в гостях русского посла, бояринова сына Василия Старкова, который прибыл к нему из Москвы с дорогими подарками. По душе монгольскому правителю пришлись дорогие соболя, золото, сукно и дикий мед. И в долгу он не остался — московскому царю отправил в подарок богатый караван, который вез ответные дары. Среди знаменитых монгольских атласов и мехов лежали свертки с сухими листьями — четыре пуда чая, ценою в 100 соболей или, по тогдашним ценам, в 30 рублей. Посол Старков отказывался брать неизвестную ему сушеную траву, боясь гнева государева. Просил заменить ее мехами или драгоценными камнями, но хан настоял на своем. Дипломатические соображения пересилили, и московские послы были принуждены везти этот "негодный товар" в подарок царю. Появление чая на Руси В Москве царь Михаил Федорович повелел боярам испробовать заморской травы, присланной Алтын-ханом в подарок. Бояре собрались на совет и спустя три часа пришли к государю с докладом: "Пробовали всяко — трава жесткая, плохо жуется, на вкус горькая." Думал даже царь на хана обидеться — мыслимо ли дело: он хану в дар соболей дорогих отсылал, а тот в ответ горькую траву пожаловал. К счастью, расспросил царь у посланника своего, что хан с травою делал. "Не знаем, листья какого дерева или травы, но варят их в воде" — отчитался посол Старков перед государем. Тогда царь Михаил Федорович пригласил бояр на дегустацию заваренного чая, и, испробовав его, поминал ханский подарок только добрыми словами. А все сидевшие за столом бояре были очарованы ароматным бодрящим напитком. Однако скоро присланные Алтын-ханом четыре пуда чая закончились, и вкус чая в Москве стали забывать. Вспомнили о чае как о целебном напитке только в 1665 году, когда царь, уже Алексей Михайлович, вдруг занемог желудком. Незадолго до того русский посол Иван Перфильев вновь привез из Китая чай. Прежде чем напоить царя, придворный лекарь Самойло Каллинс с дрожью в коленях сам отведал того зелья. Наконец Каллинс дал заключение, гласившее, что "питие это доброе" и царю давать можно. Царю полегчало, и чайный напиток произвел на него впечатление. Слух об "изрядном лекарстве", спасшем царскую особу, быстро распространился, и чай стал использоваться как целебный напиток. Было замечено, что он "освежает и очищает кровь", снимает похмелье, а также "отвращает от сна" во время долгих церковных служб и от утомительного сидения в Думе боярской. И уже когда монгольский хан приехал на праздничную церемонию в Москву, чай занял почетное место на русском столе и получил достойную оценку. С той поры чай стал входить в моду. Великий чайный путь Путь чая из Китая в Россию был назван "Великим чайным путем" — это часть Сибирского тракта — старинного сухопутного транспортного пути из Китая до западной России. Путешествие было не из легких: около 11 000 верст занимали 16 месяцев пути. Высушенные чайные листья доставлялись из Северных провинций Китая, где их называли "ча-э". Отсюда пошло русское название напитка — чай. В Европу же чай попал морским путем из Южного Китая, где его название произносилось иначе — "те-е", поэтому в большинстве европейских языков так оно и звучит. Дюма-отец, автор кулинарного словаря, писал: "Лучший чай пьют в Санкт-Петербурге и в целом по всей России", и объяснял это тем, что чай чрезвычайно страдает от длительных морских перевозок и из всех европейских стран только Россия может ввозить чай по суше прямо из Китая. И долгие годы именно "чай из каравана" ценился выше, чем привезенный по морю, потому как перевозка чая в сырых и затхлых трюмах кораблей не позволяла сохранить его качество. В Китае русских купцов особенно ценили. Поэтому Руси предлагались только самые высококачественные сорта, и даже императорские, эксклюзивные, хотя стоили они бешеных денег — примерно в десять раз дороже европейских. Самые элитарные чайные сорта доставлялись на территорию Руси, минуя западных соседей. Наши далекие предки высоко ценили чай зеленый, желтый и белый, близкие по характеристикам. И не только как заморскую диковинку или бодрящее зелье. Из стародавних записей следует, что его использовали при лечении головокружений, отеков, лихорадки, малокровия, а знатные красавицы этим чаем умывались. Чай на Руси в народе Простолюдины же по-прежнему пили сбитень, квас, питный мед, заваривали липовый цвет, травяные отвары и иван-чай. А чай оставался привилегией высшего аристократического общества. Известно, что в XVII веке чай в России пили лишь знатные бояре, в XVIII — дворяне и купцы. Производился бартерный обмен на меха. "Караванный путь" оставался единственным для чайных поставок вплоть до открытия в 1880 году первых участков Транссибирской железнодорожной магистрали. И только в XIX веке чай смогли пить все жители Руси, когда появился менее ценный напиток из Индии и с Цейлона, потом совсем дешевые грузинский и краснодарский. Понятное дело, бедным сословиям и чай доставался гораздо худшего качества, нежели богачам. Спустя десять лет почти каждый житель Московии пил чай ежедневно, или, по крайней мере, довольно-таки часто. В Москве же можно было приобрести практически дюжину разных сортов. К середине XIX века чай получил распространение по всей Российской Империи и, перевозимый от рынка к рынку, достиг даже самых отдаленных ее деревушек и стал русским национальным напитком. К концу XIX в. Россия, как и Англия, окончательно становится чайным государством. При всем ее политическом отличии от Англии и при обоюдно враждебном настроении обеих стран в сфере восточной политики они сливаются в общей трогательной симпатии к чаю. По этому поводу один русский дипломат заметил: "Чем объяснить эти желудочные симпатии двух политических недругов? Я не решаюсь судить, но замечу, что в явлении этом есть сторона утешительная". Русское чаепитие Но, самое главное, новое, что пришло с Востока вместе с чаем как заваркой — это особое ритуальное действие, своего рода праздник. Причина популярности чая отчасти была именно в самой церемонии, правда, адаптированной к психологии русского человека. Какое же оно настоящее русское чаепитие? Восточная чайная церемония в своей основе направлена на само углубление человека, общение со своим внутренним миром. Она как бы вырывает его из будничной суеты. Способы самой заварки чая и его подачи на стол — это подготовка почвы для отстранения от всего суетного. Русская же церемония чаепития направлена на получение абсолютно противоположного эффекта — объединения духовного мира людей, собранных за столом, раскрытия каждой отдельной души перед обществом, семьей, друзьями, получение новых знаний. Чаепитие создает условия для задушевного разговора. За чашкой чая решались все семейные дела, заключались торговые сделки, велись дружеские беседы, возникали новые знакомства. Сердечность и простота — характерная черта русского чаепития. Атмосфера русского чайного действа была душевной и приятной. Было замечено долгим жизненным опытом, что чай приводит человека в мирное, благодушное настроение. После чая человек делается как-то мягче, добрее. За чаем, при успокоительном шипении самовара, разные жизненные невзгоды представлялись менее обостренными, в более мягком свете, многие ссоры иногда совсем прекращались после нескольких стаканов чая. Чай, а точнее способ его приготовления, идеально вписался в нашу ментальность: доброта, теплота и близость, — все это создало свою национальную традицию чаепития. Душистый полезный чай с медом, молоком, сладостями смешивался с терпкими ароматами весеннего вечера и располагал к долгим задушевным беседам и решению — в том числе и деловых — вопросов. В отличие от традиций Китая и Японии, в России ценилось не только качество приготовляемого напитка, но и выпечка и сладости, подаваемые к чаю. Бисквит, сухари "аглицкие", бриоши, булочки, калачи и к ним варенье клубничное, земляничное или малиновое. Мёд, колотый сахар, ватрушки, баранки, пряники, пироги, фрукты и ягоды были непременными атрибутами русского чаепития. Чаепитие стало в России особой национальной традицией. Чай пили несколько раз в день. Именно с него день и начинался, будь то дворец в Царском Селе или провинциальная усадьба с ее размеренным и неторопливым бытом. Москва в скором времени стала "чайной столицей" России, где с утра до вечера "гоняли чаи". Чай стал истинно московским напитком. Настоящий чай по мнению москвичей, должен быть очень горячим, хорошего сорта и обязательно крепким, густым, он должен "бежать по чашке тёмною струей". И лучше пить чай не внакладку, а вприкуску, чтобы не перебивать сахаром его настоящего вкуса. По приказу Петра Первого в Москве на западный манер учредили аустерии — ресторации, где чаем с кренделями угощали даром. Но лишь тех посетителей, кто читал приносимую сюда первую русскую газету "Ведомости". В стране открываются чайные, вырабатывается чайный этикет, появляется особый вид приглашения в гости "на чай". Долгое время чай оставался "городским напитком", причем, преимущественно московским. Даже в Петербург, где был открыт только один специализированный магазин, чай привозили из Москвы, где их было уже около ста. А.С. Пушкин, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой были ценителями и любителям чая и считали его напитком не только для тела, но и для души. Чай широко используется в русских национальных праздниках, потребление чая остается отличительной русской чертой. И.Г.Коль пишет, что "чай является утренним и вечерним напитком русских, так же, как “Господи, помилуй! их утренней и вечерней молитвой". К. фон Шенкенберг упоминает в своем путеводителе чай как "повсеместно употребляемый и желанный напиток". Русский самовар Чуть позднее было налажено производство специальных чайников для заварки, а через столетие после ввоза чая появился и первый на Руси самовар. Само слово "самовар" не имеет аналогов в других языках, оно заимствовано из русского языка. Кипяток, заваренный в нем, действительно получался вкуснее, а заваренный на его "верхушке" чай лучше распаривался. "В четыре часа по всему Замоскворечью слышен ропот самоваров; — пишет Островский, — Если это летом, то в домах открываются все окна для прохлады, у открытого окна вокруг кипящего самовара составляются семейные картины..." Подавали чай на стол парами. Такая пара состояла из небольшого чайника с заваркой, который устанавливали на самовар. Такой способ подачи чая — чисто русское изобретение. Самовар становится непременным атрибутом каждого русского дома и главным участником русского чайного застолья. Никакое русское застолье не проходит без самовара и крепкого ароматного чая. Из самоваров чай разливался в блюдца или чашки. В мещанских и купеческих семьях позволено было подавать чашки с горячим чаем на глубоких блюдцах, из которых его и пили вприкуску с сахаром или вареньем, держа блюдце в ладони с особым, показным шиком. Для дворянской культуры чаепития было характерно употребление чая на английский манер, создавая целое красивое представление с умными беседами и обменом любезностями. Чаевые на Руси Распространение чаепития в России сопровождалось очень характерным явлением, какого в других странах не замечалось. По всей Руси великой вошло в обычай просить при каждом удобном случае "на чай, на чаек", и лишь немного оставалось местностей, где еще по старинному просили "на водку". Выражение "на водку" заменилось более деликатной просьбой "на чай", и сложилась поговорка "ныне и пьяница не просит на водку, а все на чай". Термин "дать на чай" стал общим для всей России. Впрочем, А. фон Гакстгаузен, путешествовавший по России в 1840-х гг., писал по этому поводу следующее: "Петербуржец, уже захваченный европейской культурой, шепотом просит на чай, москвич же честно просит на водку". Чай для русского человека Конец 19 столетия оставил свой след в истории распространения чая появлением первой в России фальсификации чая. Его изготавливали купцы, а потребителями были, в основном, беднейшие сословия, которые не могли правильно оценить качество и вкус чая и довольствовались тем, что было. Чай не знает социальных различий — он любим и в великосветских салонах Петербурга, и в деревенской избе, топившейся по-черному. Его пьют в трактирах Мещанской слободы и в фешенебельных ресторанах. Чаепитие в России — нечто большее, чем просто застольная традиция — это образ жизни, черта национального характера, символ хлебосольства и гостеприимства. Все достоинства чая и сами чаепития делали жизнь русского человека более сносной, настроение — более оптимистичным, помогали и без того терпеливому русскому народу легче переносить разные житейские испытания и невзгоды. Как появился чай на Руси здоровые, история, сказ За верность старинному чину! За то, чтобы жить не спеша! Авось, и распарит кручину Хлебнувшая чаю душа! А. Блок Источник: fishki.net/2206919-kak-pojavilsja-chaj-na-rusi.html?mode=recent © Fishki.net

Распространение самоидентификации населения с «Русью» и «русскими» от Среднего Поднепровья на всю территорию Руси в XIII - XIV веках Следует отметить, что в источниках домонгольского времени понятия «Русь», «Русская земля» связываются прежде всего и чаще всего с территорией Среднего Поднепровья; понятие о «русских», «руси» как особом народе выступает преимущественно при описании контактов с иноязычными соседями; представление о единстве всей «руси» — восточных славян — выражено наиболее четко в киевском летописании. Северные земли лишь редко и несистематически отождествляют себя с «Русью». Татаро-монгольское нашествие принесло большие перемены. Русский юг подвергся наибольшему разорению, в Киеве и Переяславле, а к концу XIII в. и в Чернигове не стало княжеских столов. С запустением юга и отливом населения на окраины усилилось политическое значение Галицко-Волынской и Ростовской земель, претендовавших (хотя и в условиях признания тяжелой зависимости от Орды) на главенство в политических делах, касавшихся всей восточнославянской территории. Происходившие сдвиги нашли выражение в исчезновении представления о «Руси» как о территории Среднего Поднепровья, интенсификации представления о «Руси» как особом целом, отличном от своих соседей, во все более широком и энергичном отождествлении верхами тех или иных «земель», не входивших ранее в состав «Русской земли», именно себя с «Русью». Все эти тенденции наиболее четко прослеживаются в самом обширном из древнерусских источников второй половины XIII в.— галицко-волынской части Ипатьевской летописи. В ней, прежде всего в летописи Даниила Галицкого при описании событий первой половины XIII в., еще можно встретить ряд высказываний, говорящих о том, что у создателей этого текста сохранялось старое представление в духе киевского летописания последних десятилетий XII в., отождествляющее Киевскую землю с «Русью». Так, под 1213 г. записано, что Мстислав Мстиславич противостоял польско-венгерской армии «со всими князьми Роускыми и Черниговьскыми». Под 1231 г. отмечено, что по договору с киевским князем Владимиром Рюриковичем Даниил Романович «из Роускои земля взя собе часть» — город Торческ. Однако в других записях этой ранней части летописи Галицкая Русь определенно включается в состав «Русской земли»...В записях же о событиях второй половины XIII в. понятие «Русь» в узком смысле вообще не встречается. Составитель волынской (более поздней) части летописи неоднократно использовал выражение «роусцеи князи», но им обозначались правители Галицкой Руси — Лев, Мстислав и Владимир, а черниговские и смоленские князья в том же источнике обозначаются, как «заднепрейские князи». Наблюдая за характером употребления термина «Русь» в галицко-волынской части Ипатьевской летописи, можно сделать еще одно заключение. «Русь», как правило, означает в этом источнике не территорию, страну, а прежде всего особый народ — в сопоставлении с иноэтничными соседями или в противопоставлении им («одолеша Ляхове и Русь», «сотворише же межи собою клятву Русь и Ляхи», «исполчив же вой свое Роусь, и Оугры, и Ляхы» и т. д.). В таком же контексте сопоставления — противопоставления разных этносов употребляются в летописи и производные от термина Русь («сотворив же свет вси князи Роустии и Лядстии», «положили ряд межи собою о землю Роускою и Лядьску»). Летописец Даниила галицкого утверждал идею верховной власти галицко-волынских князей над «Русью», понимаемой именно в широком значении. Так, уже в первой сделанной им записи говорилось о смерти отца Даниила, Романа, «самодержьца всея Руси», в другом месте утверждается, что, он «бе цесарь в Роускои земли», а его сын, Даниил, великий князь владел «Роускою землею, Киевом и Володимером и Галичем», хотя, как известно, ни Роман, ни Даниил не княжили в Киеве. Заслуживает внимания и то, что в обращенных к нему папских буллах Даниил постоянно фигурировал как «rex Russiae», в то время как его брат Василько именовался только «владимирским князем». Сходные тенденции можно проследить и в произведениях, написанных во второй половине XIII в. в Северо-Восточной Руси. Здесь прежде всего следует назвать «Слово о погибели Рускыя земли». В нем «Русская земля», занимающая территорию от «Угор» и до «Болгар» (волжских) и противопоставленная иноверным соседям — «поганским странам», выступает как целое, подчиненное верховной власти родоначальника владимиро-суздальских князей XIII в.— Всеволода Большое Гнездо. Термин «Русская земля» употреблен здесь в широком смысле, обозначая территорию, входившую в состав Древнерусского государства и заселенную восточными славянами. Такое понимание можно подкрепить приведенными в Лаврентьевской летописи словами Батыя, обращенными к Ярославу: «Буди ты старей всех князей в Руском языце». Старое понимание «Руси», в узком значении, первое время после подчинения татарам сохранялось и здесь. Так, в летописи отмечено, что после возвращения сыновей Ярослава Всеволодовича из Орды младший, Андрей, «седе в Володимери на столе», а старшему, Александру, дали «Кыев и всю Русьскую землю». В дальнейшем, однако, с таким значением слова «Русь» в текстах, возникших на русском Северо-Востоке, мы больше не сталкиваемся. Вместе с тем, сопоставляя между собой известия Ипатьевской и Лаврентьевской летописей о событиях середины — второй половины XIII в., можно отметить одну важную особенность северо-восточного источника. Если в Ипатьевской летописи термин «Русь» и производные от него широко использовались для обозначения и населения Галицкой Руси и ее правителей, то в Лаврентьевской летописи упоминание «Руси» в противопоставлении «бесерменам» встречается лишь в рассказе о событиях в Курской области. В записях второй половины XIII в. Северо-Восточная Русь постоянно называется «Суздальской землей», а ее жители — «суздальцами». Ту же терминологию мы видим и в написанном, по-видимому, во Владимире Житии Александра Невского. Этот князь выступает в нем как правитель и защитник Новгорода и «Суздальской земли». Привлечение других источников позволяет, однако, констатировать, что реальная картина развития была более сложной и не столь однозначной. Как показало исследование памятников более позднего времени, фрагментов летописного свода начала XV в. Троицкой летописи и так называемой Симеоновской летописи, передающей текст этой летописи за конец XIII— начало XIV в., в них обнаруживаются текст, восполняющюе значительные дефекты рукописи Лаврентьевской летописи, а также ряд сообщений о событиях конца XIII — начала XIV в., почерпнутых из каких-то других источников. Обращение к этим текстам показывает, что еще и во второй половине XIII в. термин «Русь» мог пережиточно использоваться в узком значении. Так, под 1269 г. в Троицкой летописи помещена запись о том, что митрополит поставил Феогноста «епискупа Русьскому Переяславлю и Сараю». Однако уже в это время, хотя и редко, термин «Русь» начинает употребляться и по отношению к «Суздальской земле». Так, после смерти в 1277 г. в Орде князя Бориса Васильевича его жена, взяв тело, «повезе на Русь»—в Ростов, а рассказ о набеге татарского царевича Дюденя в 1293 г. на Северо-Восточную Русь в Симеоновской летописи открывается словами: «Бысть в Русской земли Дюденева рать». Привлечение Симеоновской летописи позволяет сделать еще одно важное наблюдение — с 70-х годов XIII в. князья, правившие на территории «Суздальской земли» начинают именоваться «русскими князьями», а под 1297 г. в том же источнике указывалось: «Бысть съезд всем князем Русскым в Володимере». Так как в съезде участвовали только князья Северо-Восточной Руси, то, по точному смыслу источника, лишь их летописец готов был считать «русскими князьями». Все это — пока единичные примеры на общем фоне постоянного использования традиционной «областной» терминологии, но они выражали новые тенденции» общественном сознании, получившие полное развитие в следующем, XIV в. Полученную картину есть смысл сопоставить с тем, что дает для того же времени новгородское летописание. В Новгородской I летописи для этого времени можно отметить и присутствие термина «Русская земля» в широком значении [в новгородском некрологе Александру Невскому — «иже потрудися за Новгород и за всю Русьскую землю»], и известия, в которых термином «Русь» как будто обозначается Ростово-Суздальская земля [«Приде весть из Руси зла, яко хотять татарове тамгы и десятины на Новегороде»; хан Берке Александра Невского «удержа ... не пустя в Русь»]. Но ситуации в целом эти известия не определяют. Ростово-Суздальская земля, на отношениях с которой было сосредоточено во второй половине XIII в. внимание новгородского летописца, в этом источнике обозначается, как правило, как «Низ», «Низовская земля», а ее жители именуются «низовцами» . Таким образом, на протяжении XIII в. в севернорусских землях утвердилось понимание «Руси», «Русской земли» в широком значении, в состав которой входят и Ростовская земля, и Новгород. Оно стало в исторических текстах единственным. Вместе с тем, в отличие от Юго-Западной Руси, здесь тогда не получили широкого распространения идентификация населения этих земель с «русью», использование для самообозначения этого термина и производных от него. Исследование дальнейшего развития интересующих нас процессов в следующем, XIV ст. представляет значительные трудности, так как не сохранилось исторических памятников, созданных в этот период ни на Юге, ни на Западе Руси, а памятники, созданные на Северо-Востоке (прежде всего Троицкая летопись — свод 1408 г. и ряд связанных с ней по происхождению текстов), относятся уже к началу XV в. и разделить их на ранние и более поздние слои пока не удается. В этих условиях особое значение приобретают показания Синодального списка Новгородской I летописи, тем более, что речь идет о рукописи, работа над которой была закончена в середине XIV в. В записях Синодального списка о событиях первых десятилетий XIV в. картина остается прежней. Русский Северо-Восток в них называется «Суздальской» или «Низовской» землей. Затем терминология летописного рассказа стала меняться. Так, под 1322 г. в летописи было записано, что «приходи в Русь посол силен именем Ахмыл и много створи пакости по Низовской земле». Здесь сохраняется старое, привычное название Северо-Восточной Руси, но одновременно эта территория уже называется «Русью» и отождествляется с «Русью». Князья, приехавшие в Новгород с Иваном Калигой, названы там же «русскими» князьями. Особый интерес представляет известие этого источника о нашествии татар после убийства Чол-хана в Твери в 1327 г.: «Татары просто реши всю землю Русскую положиша пусту, толко Новгород ублюде Бог». Здесь перед нами новое понимание «Русской земли», не известное более ранним текстам: она отождествляется с северной частью Руси (Новгородская плюс Ростово-Суздальская земли). Эпитет «вся» по отношению к территории, разоренной войсками Узбека и обозначенной как «Русская земля», наглядно говорит об этом. В свете этих наблюдений могут быть оценены характерные черты терминологии повествования о событиях первой половины XIV в. в северо-восточном летописании. Обращение к тексту Симеоновской летописи показывает, что в нем со второго десятилетия XIV в. термин «Суздальская земля» и производные от него для обозначения Северо-Восточной Руси перестают употребляться. Последнее известие такого рода содержится под 1309 г.: «Приеха ис Киева пресвященныи Петр митрополит на Суждалскую землю», а в качестве общего названия для этой территории начинает использоваться термин «Русь». В 1313 г. митрополит Петр из Орды «прииде на Русь», в 1315 г. пришедший с Михаилом Тверским посол Тяитемерь «много зла учини в Русской земле», в 1318 г. «прииде из Орды на Русь посол лют Кончя» и разорил Кострому и Ростов. Хронологическое совпадение смены терминологии в Синодальном списке Новгородской I и в Симеоновской летописях позволяет полагать, что в ней отразились перемены в общественном сознании населения русского северо-востока в первые десятилетия XIV в. Этот вывод может быть подкреплен наблюдениями над терминологией такого памятника, как «Повесть об убиении Михаила Тверского». В этом произведении, написанном вскоре после убийства Михаила татарами в 1319 г., говорится о событиях на территории Владимирского Великого княжения, где татары специально вызывают вражду «межю братии князей Русьскых» и из-за начавшихся раздоров «бысть тягота велика в Русьской земли». Здесь же отмечено, что тело казненного «везуща ... по городом по Русьскым и довезшим Москвы». Для Юго-Западной Руси XIV в. подобными произведениями мы не располагаем, но пробел отчасти можно восполнить сведениями из документальных источников. Так, в договоре 1316 г. галицко-волынских князей Андрея и Льва Юрьевичей с Тевтонским орденом эти князья носят титул «duces totius terre Russiae, Galicie et Ladimirie». Их преемник Болеслав Юрий Тройденович в договоре с Тевтонским орденом 1325 г. именовался «dei graciae dux Russiae». В грамотах Андрея Юрьевича краковским и торунским купцам 1320 г. он фигурирует с титулами «dux ladimiriensis et dominus terrae Russie», «dux Ladimirie et dominus Russie». Эти примеры показывают, что наметившееся уже в галицко-волынской части Ипатьевской летописи отождествление Галицко-Волынских земель с Русью продолжало сохранять свою действенность в XIV в. То же видим и позднее. Так, сохранился договор 1352 г. между польским королем Казимиром и литовскими князьями, утверждавший права обеих сторон на занятые ими земли Галицкой Руси. В нем зафиксировано обязательство сторон «городов оу Роускои земли новых не ставити», упоминается «Русь, што Литвы слушаеть» и «Русь, што короля слушаеть», говорится, что делать, «аже побегнет русин а любо руска». В более позднем договоре 1366 г. указывается, что судьи короля должны судить «полянина по польскому закону ... а русским судиам судити ... и вину взяти по русскому закону». Особого внимания заслуживает определение галицко-волынских князей в документе 1316 г. как «duces totius terre Russiae». Сопоставляя его со свидетельством Новгородской I летописи о событиях 1327 г., можно сделать вывод, что на разных концах Руси появилось стремление отождествить именно свое политическое образование со «всей Русской землей». Так от самоотождествления с «Русью» намечался переход к тому, чтобы ограничить рамки этой «Руси» границами своей политической общности, тем самым как бы противопоставив ее остальным восточнославянским землям. О самосознании населения земель Западной Руси, вошедших в сферу политического влияния Великого княжества Литовского, а затем и в его состав, также можно судить на основе документальных источников ХII—XIV вв. Сохранившаяся от второй половины XIII — начала XIV в. серия подтверждений договора Смоленска с Ригой 1229 г. не оставляет сомнений в том, что «смольняне» — составители договора с русской стороны — не только употребляли по отношению к своей области и ее населению термин «Русь» в его двух основных значениях, но и широко использовали производные от него—«русин», «русские» купцы, «Русская» земля. В одной из редакций договора заключительная формула звучала следующим образом: «Тая правда Латиньскому възяти у Рускои земли у волости князя Смоленьского и у Полотьского князя волости и у Витебьского князя волости». «Земли» Западной Руси делятся здесь на отдельные княжения — «волости», но все они входят в состав «Русской земли». Эти данные характеризуют самосознание верхов населения Смоленщины, но и в договоре 1263 г. между Полоцким княжеством и Орденом читаем: «Што Руськая земля словеть Полочькая, от тое земли местерю и братьи его отступити». В относящихся уже к XIV в. договорах Гедимина и полоцкого князя Глеба с «немцами» также говорилось о «всех русских» (alle Russen), находящихся под властью великого князя литовского, и «Русской земле» (Rusland) наряду с «Литовской». Сопоставляя между собой все приведенные выше данные, можно сделать вывод, что на протяжении второй половины XIII — раннего XIV в. самоидентификация населения с «Русью» и «русскими» прочно утвердилась во всех частях Древней Руси. Цитируется по: Флоря Б.Н. Исторические судьбы Руси и этническое самосознание восточных славян в XII—XV веках.

Самосожжения старообрядцев (XVII в.) Старообрядческое учение об «огненной смерти», приведшее к гибели нескольких тысяч приверженцев «древлего благочестия», не имеет конкретного места зарождения. Известно, что идейными предшественниками самосжигателей стали «морильщики» – проповедники и участники массовых самоубийств голодом, действовавшие в 1660-х гг. в вологодских, костромских, муромских и суздальских лесах. Они «запирали себя в избы или норы, чтобы избежать соблазна спасения жизни, и там держались полного поста до последнего издыхания». Начинание получило массовую поддержку среди противников никоновских церковных реформ, а практика добровольной голодной смерти постепенно трансформировалась в самосожжения. Первые небольшие самосожжения происходили почти одновременно в ряде местностей страны. Так, в 1666 г. нижегородскому воеводе И.С. Прозоровскому поступило сообщение о том, что «в Нижегородском уезде чернецы, когда пришли стрельцы, запершись в кельях, зажгли их и сгорели». В марте этого же года из Вологды в Москву дошла весть, что и здесь произошло первое самосожжение: «Четыре человека, нанося в избу сена и склав и запершись, и изнутри зажгли сами и сгорели; да семь человек, утаясь от людей, вышли из деревни ночью в поле и сели в дехтярном срубе, и зажгли сами, и в том срубе сгорели». В 1675 г. на Волге начались первые массовые самосожжения: старообрядческие материалы говорят о «происходивших в это время гарях и насчитывают до 2 тыс. добровольно сгоревших в районе Нижнего Новгорода, особенно по реке Кудме». В 1670–1680-х гг. центром распространения гарей стало Пошехонье (местность по берегам реки Шексны (Шехоны), вытекающей из Белого озера и впадающей в Волгу), одна из наиболее отсталых территорий тогдашнего Российского государства, куда, возможно, собирались сжигаться не только местные жители, но и москвичи, близко к сердцу принявшие проповедь «огненной смерти». Сведения о числе погибших на этой территории в первых «гарях» различны: от четырех – пяти тысяч до 1 920 человек. На зловещее первенство мог претендовать и Арзамасский уезд: здесь значительные «гари» начались в 1675 г. и продолжались до 1678 г. Поскольку одним из наиболее заметных наставников старообрядцев-самоубийц стал поволжский старец Капитон, то и учение об «огненной смерти» получило на Руси название «капитонство». Лишь на первых порах, в начале никоновских церковных реформ, Капитон проповедовал иные способы смерти. Его сторонников обвиняли в том, что они «живых в гроб кладут», запирают людей в кельях и морят голодом. В дальнейшем именно самосожжение стало излюбленным способом самоубийства среди противников никоновских «новин». Так, в челобитной крестьян Черевковской волости Устюжского уезда, датированной 1690 г., указывалось, что в их волости «крестьянишки» сгорели «в капидонстве». Таким образом, с юга России учение о самосожжении, по выражению старообрядческого автора, «свирепо потече» вверх по Волге и распространилось по Европейскому Северу. Быстрому распространению «самогубительной смерти» на значительной территории способствовала поддержка со стороны протопопа Аввакума и ряда других радикальных предводителей церковного раскола. В последнее десятилетие XVII в. по Европейскому Северу России прокатилась первая волна самосожжений. В Новгородском крае первое самосожжение состоялось в ночь с 9 на 10 марта 1682 г. в с. Федово Ново-Торжского уезда; погибло около полусотни человек, предводительствуемых местным священником. Встревоженные власти послали в это село пристава, чтобы «остановить дальнейшее распространение самосожиганий». Но того ожидал решительный отпор: «местные крестьяне спрятали священника и чуть не убили самого пристава». Трагическому ряд крупных самосожжений продолжили «гари» в Каргопольском уезде, в Дорах. Затем последовали крупнейшие в истории старообрядчества массовые самоубийства – Палеостровские 1687 и 1688 г. (в них, по преданиям, погибло до четырех тысяч человек) и Пудожская 1693 г. (более тысячи человек). Вскоре волна самосожжений достигла Сибири: 24 октября 1687 г. произошло массовое самосожжение в Тюменском уезде, унесшее около 300 жизней. В том же году в Верхотурском уезде в огне погибло около 100 человек. В 1688 г. в своих домах в Тобольском уезде добровольно сожгли себя около 50 человек. Однако здесь самосожжения вскоре прекратились на полстолетия, и следующее состоялось в 1751 г., когда нашлись новые фанатики-руководители. На Европейском Севере череда самосожжений не прерывалась на протяжении последней четверти XVII и всего XVIII в. А рецидивы самосожжений случались вплоть до середины XIX в. Последнее самосожжение старообрядцев, произошедшее в 1860 г. в Каргопольском уезде Олонецкой губернии, унесло 14 жизней. В некоторых местностях Севера самосожжения повторялись регулярно. Так, с 1690 по 1753 г. в Верхнем Подвинье произошло 8 массовых самосожжений, в которых погибло 611 человек. В Поморье идея «огненной смерти» нашла поддержку у весьма влиятельных и образованных проповедников – бывших соловецких монахов, чудом избежавших беспощадной расправы после взятия «честной обители» царскими войсками. В Соловецком монастыре в период восстания 1667– 1676 гг. идеал страдания стал весьма популярным, причем в ходе бунта произошел переход от идеи «пассивного страдания и непротивления насилию» к практике «вооруженной борьбы против слуг Антихриста». Постепенно идеи добровольного страдания и сопротивления власти слились воедино в поддержанном соловецкими монахами учении о самосожжениях. Протопоп Аввакум уверял своих учеников, что «на том свете» соловецкие иноки наказывают царя Алексея Михайловича за штурм православной святыни и собственные страдания, «распиливая его тело и подвергая его другим мучениям». Но и «на этом свете» участие соловецких монахов в борьбе против господствующей церкви вообще, и в организации самосожжений в частности, оставалось активным. В значительной степени это обстоятельство повлияло на дальнейшее распространение учения о «самогубительной смерти». На эту закономерность первым обратил внимание еще в конце XVII в. старообрядческий писатель Семен Денисов в «Повести об осаде Соловецкого монастыря». Так, самосожжением 1693 г. в деревне Строкиной Пудожской волости руководил бывший соловецкий монах Иосиф Сухой. Сам он был убит во время перебранки с гонителями: «от воинов, обличающ новины, их пулею устрелен». Но его решительные сторонники все же довели до конца дело, начатое наставником: «огнем скончашася, числом суще яко тысяща двесте душ». Еще бoльшую известность снискал Игнатий Соловецкий: он стал наставником старообрядцев, захвативших в 1687 г. Палеостровский монастырь и совершивших самосожжение в его стенах. Здесь погибло, по данным старообрядческого автора, 2700 человек. В этом же году обессмертил свое имя еще один соловецкий монах – «пречестный диакон и благоговейный инок» Герман Коровка, организовавший самосожжение в деревне Березов Наволок Кольского присуда. После гибели большинства соловецких монахов и их последователей самосожжения продолжались некоторое время по традиции, освященной гибелью «за древлее благочестие» выдающихся старообрядческих проповедников и их последователей. В царствование Петра I в распространении «самогубительной смерти» произошел перелом, но полному искоренению самосожжений помешало новое явление. Начиная с 1740-х гг. во главе самосожигателей становились представители филипповского толка, одного из наиболее радикальных в старообрядчестве. Они отказывались совершать молитвы за императора, ограничивали контакты своих последователей с внешним миром и всегда были готовы к самосожжению. Наставник филипповцев, старец Филипп, «с протчими», погиб в огне организованного им же самосожжения в середине XVIII в., личным примером вдохновив своих последователей на новые самоубийства. Влияние филипповцев сохранялось на протяжении всего XVIII в. на территории Русского Севера, вплоть до Урала, где и происходили «гари». Но все же их влияние уступало неограниченному авторитету соловецких монахов. Ведь филипповцам противостояли другие старообрядческие толки: даниловцы, федосеевцы, аристовцы. Своеобразная эстафета «самогубительной смерти» создавала предпосылки как для непрерывного распространения самосожжений по территории России, так и для все новых и новых «гарей» в тех местностях, где они происходили прежде. До конца XVIII в., по подсчетам Д.И. Сапожникова, в Тобольской губернии произошло 32 самосожжения, в Олонецкой – до 35, в Архангельской – 11, в Вологодской – до 10, в Новгородской – 8, в Ярославской – 4, в Нижегородской, Пензенской и Енисейской – по 1, а всего – 103 самосожжения. Общей тенденцией в развитии самосожжений стало постепенное сокращение числа их участников. Для XVIII в., как справедливо указывает Н.Н. Покровский, «не были характерны грандиозные гари, каждая из которых уносила в XVII в. тысячи жизней». Наиболее подробным источником информации по данному вопросу является старообрядческий синодик (список погибших, составленный для поминовения), содержащий упоминания о 45 старообрядческих самосожжениях, произошедших в разное время в России. Первые по времени самосожжения конца XVII в. стали самыми грандиозными в истории: они унесли жизни 8 416 человек. Далее отчетливо обозначилась тенденция к убыванию: в следующих 15 «гарях» погибло 1 537 человек. И, наконец, последние по времени массовые самоубийства конца XVIII – XIX в. привели к гибели 149 человек. Источники позволяют судить еще об одной особенности статистического учета самосожжений. Сведения о небольших, в том числе семейных, самосожжениях значительно реже проникали в делопроизводство органов власти, и, следовательно, эта разновидность информации о массовых самоубийствах остается недоступной. О том, что и такого рода «гари» имели место, свидетельствуют отрывочные данные. К их числу относится, например, переписная книга Арзамасского уезда, датированная 1678 г. Причины запустения дворов в деревнях Ковакса, Соляная Гора и селе Страхово объяснены в ней следующим образом: «Двор пуст Фофанка Андреева, а он, Фофанко с детми, на овине сгорел в 186 году, а жена ево умре». Или: «Двор пуст Антропка Васильева, а он, Онтропко, з женою и з детми бесовскою прелестью собрався в овин згорел в 183 году» и т. д. Всего названо 8 крестьянских дворов, запустевших от гари. В конце XVIII в. практика массовых самоубийств сходит на нет. Вполне вероятно, что к этому времени в огне самосожжений погибли почти все более-менее радикально настроенные старообрядцы – сторонники «огненной смерти». Однако организация самосожжений оставалась на протяжении всего XVIII в. главным обвинением, которое власть предъявляла старообрядцам. Эти обвинения не в последнюю очередь были связаны с тем, что массовые самоубийства происходили на окраинных, и без того малонаселенных, территориях и, таким образом, наносили ущерб государственным интересам. Локализация самосожжений, на первый взгляд, представляется парадоксальной: в массовых самоубийствах участвовали жители тех губерний, где давление на старообрядцев не отличалось высокой интенсивностью. Объяснение этому следует искать, во-первых, в наибольшем распространении влияния старообрядчества именно на той территории, где репрессии оставались менее ощутимыми. Во-вторых, – в эффекте «последней капли»: эти земли стали последним пределом, куда мог скрыться от «слуг Антихристовых» приверженец «древлего благочестия». После этого, вновь подвергаясь преследованиям, он находил лишь одно спасение – огонь. По материалам: Пулькин М.В. Самосожжения старообрядцев в конце XVII – XVIII вв.

Прислали на днях одну очень мрачную историю. Источник пока неизвестен, но если найдут - приведу. Пройти мимо просто не мог. Потому что вот именно такое нам вполне могло светить и на Украине. Материал конечно жестковат и весьма пограничен, но... Это тоже история. Того, что, увы, вполне вероятно, может и попытаться повториться. Привожу как есть. Для тех, кто пока не знает(или публично делает вид что не знает) за что именно(и против чего) воюет Донбасс и Луганск. Поскольку среди тех, кто не поленился встать на защиту своей земли в 2012-м было много именно прошедших и Чечню и Афган. Потому там и не взлетело. На примере судьбы одного человека. Привожу как есть. А там уж сами решите, что уместно, а что - уже перебор. --==Кусь из клипборды==-- Это должен прочитать и знать каждый православный и каждый русский. И мы должны делать выводы. Иначе зачем читать и зачем знать? Жил простой русский парень, Сергей Масленица, родившийся 6 мая 1972 года и выросший в Чечне, в станице Шелковской, в семье терских казаков и потомственных военных. Его прадед в первую мировую войну заслужил от царя именную саблю за храбрость, дед погиб в 1944 году в Белоруссии, став посмертно Героем Советского Союза, отец получил наградной пистолет в 1968 году за Чехословакию, старший брат погиб в Афганистане. Он с детства не мыслил для себя никакой другой карьеры, кроме карьеры военного. А потом грянул 1991 год: в Чечне началась резня русского населения. Родители Сергея, а так же большинство его родственников погибли в той чудовищной резне, что учинили нохчи. В это время Сергей учился в Рязанском воздушно-десантном училище и помочь им не смог. А затем, по окончании училища, он вернулся. Прошёл обе чеченские кампании, получил немало ранений и высших военных наград Российской Федерации, четыре раза он лежал в госпитале. После суда над Ульманом и его бойцами написал рапорт об увольнении из ВС. После службы активно и успешно занимался строительным бизнесом, перечисляя часть заработанного семьям погибших офицеров–спецназовцев. Параллельно занимался с "проблемными" подростками, наркоманами, беспризорниками, снимая их с иглы, бутылки, занимаясь с ними спортом, обучал их русской истории, языку, ходил с ними в горы, считая это важнейшим делом своей жизни. 1 сентября 2010 года Сергей с супругой ехали по федеральной трассе, когда перед ними произошло ДТП, в результате которого одна из машин перевернулась и загорелась. Когда, вытащив двух пассажиров, он вернулся за третьим, перевернутый автомобиль взорвался. У него было очень много друзей, на погребальную тризну приехали больше 500 человек. Приехали даже чеченцы, и вручили его сыну саблю чеченского амира. Ниже публикуются некоторые воспоминания Сергея Масленицы. «В 1991-1992 гг (еще до первой войны) в Чечне были вырезаны ДЕСЯТКИ ТЫСЯЧ русских. В станице Шелковской весной 1992 г. "чеченской милицией" у русского населения было изъято все охотничье оружие, а через неделю в безоружную станицу пришли боевики. Они занимались переоформлением недвижимости. Причем для этого была разработана целая система знаков. Человеческие кишки, намотанные на забор, означали: хозяина больше нет, в доме только женщины, готовые к "любви". Женские тела, насаженные на тот же забор: дом свободен, можно заселяться... Я родился и вырос в Чечне. С раннего детства пришлось пересекаться с вайнахами. И уже тогда меня многое поражало. В детском саду между русскими и вайнахскими детьми постоянно происходили драки, по итогам которых вызывали родителей. Причём с «русской» стороны всегда приходила мамочка, которая начинала выговаривать своему сыночку: «Ну что же ты, Ванечка, дерёшься? Драться нельзя! Это нехорошо!» А с «вайнахской» стороны всегда приходил отец. Он давал сыну подзатыльник, и начинал на него орать: «Как ты, джяляб, посмел проиграть бой вонючему русскому — сыну алкоголика и проститутки?! Чтобы завтра же отлупил его так, чтобы он потом всегда от страха срался!». В школе редкий день обходился без драк, причём драться мне практически всегда приходилось в меньшинстве. И это при том, что в моём классе на пять вайнахов было пятнадцать славян. И пока я один отмахивался от пятерых, остальные четырнадцать в это время внимательно разглядывали свои ботинки. (В принципе, если вы пользуетесь общественным транспортом, то подобную картину должны были наблюдать неоднократно: один дебошир к кому-нибудь пристаёт, а полсалона мужиков в этот момент всенепременно начинают интересоваться собственной обувью). На нас постоянно производилось психологическое давление, постоянно «щупали на слабину». Чуть прогнёшься — всё, конец: опустят так, что уже не поднимешься. Однажды меня после школы подкараулили вайнахи старшеклассники. В драке я разбил одному из них голову водопроводной трубой. Остальные прекратили бой и утащили своего подранка. На следующий день в классе ко мне подошли незнакомые вайнахи и забили стрелку, объявив, что будем биться на ножах — насмерть. Я пришёл, а их там человек пятнадцать, и все — взрослые мужики. Думаю — всё, сейчас зарежут. Но они оценили, что я не испугался и пришёл один, поэтому выставили одного бойца. Мне дали нож, а чеченец вышел без оружия. Тогда я тоже свой бросил, и мы рубились голыми руками. По итогам этой драки я попал в больницу с переломами, но когда вышел — меня встретил отец того парня, которому я разбил трубой башку. Он мне сказал: «Я вижу, что ты воин, и не боишься смерти. Будь гостем в моём доме». После этого мы долго с ним беседовали. Он рассказывал мне про адаты (чеченские родовые обычаи), про воспитание, превращающее чеченских мальчиков в бойцов, про то, что мы, русские оторвались от своих корней, перестали слушать своих стариков, спились, выродились в толпу трусливых баранов и перестали быть народом. Участь таких одна - презрение. Вот с этого самого момента и началось моё «переобувание» или, если угодно, становление. Потом настали «весёлые времена». Русских начали резать на улицах средь бела дня. На моих глазах в очереди за хлебом одного русского парня окружили вайнахи, один из которых плюнул на пол и предложил русскому слизать плевок с пола. Когда тот отказался, ему ножом вспороли живот. В параллельный класс прямо во время урока ворвались чеченцы, выбрали трёх самых симпатичных русских старшеклассниц и уволокли с собой. Потом мы узнали, что девчонки были вручены в качестве подарка на день рожденья местному чеченскому авторитету. А затем стало совсем "весело." В станицу пришли боевики и стали зачищать её от русских. По ночам иногда были слышны крики людей, которых насилуют и режут в собственном доме. И им никто не приходил на помощь. Каждый был сам за себя, все тряслись от страха, а некоторые умудрялись подводить под это дело идеологическую базу, мол, «мой дом — моя крепость» (да, уважаемые, эту фразу я услышал именно тогда. Человека, который её произнёс, уже нет в живых — его кишки вайнахи намотали на забор его же собственной крепости). Я видел колонны автобусов, к которым из-за смрада нельзя было подойти на сто метров, потому что они были набиты телами зарезанных русских. Я видел женщин, ровненько распиленных вдоль бензопилой, детишек, насаженных на столбы от дорожных знаков, художественно намотанные на забор кишки. И это был 1992 год — до «первой чеченской» оставалось ещё два с половиной года. Вот так нас, трусливых и глупых, разрозненных и почему-то ждущих пощады вырезали поодиночке. Десятки тысяч русских были убиты, несколько тысяч попали в рабство и чеченские гаремы, сотни тысяч сбежали из Чечни в одних трусах. Так вайнахи решили «русский вопрос» в отдельно взятой республике. И удалось им это только потому, что мы были ничтожествами, полным дерьмом. Мы и сейчас дерьмо, правда уже не такое жидкое — среди дерьма начали попадаться стальные крупинки. И когда эти крупинки собираются вместе — происходят кондопоги. Их пока немного. Вообще, тем, кто по жизни пересекался с чеченцами, есть за что их ненавидеть. А после такого их есть за что ненавидеть и тем, кто с ними не пересекался (Ролик удален ввиду его жстокости.) Ролик снят боевиками в 1999 г. во время вторжения группировки Басаева в Дагестан. На пути группировки находился российский блок-пост, личный состав которого, увидев боевиков, обосрался от страха и сдался в плен. У наших военнослужащих была возможность умереть по-мужски, в бою. Они этого не захотели, и в результате были зарезаны как бараны. И если вы посмотрели ролик внимательно, то должны были заметить, что руки связаны только у одного, которого зарезали последним. Остальным судьба предоставила ещё один шанс умереть по-людски. Любой из них мог встать и сделать последнее в своей жизни резкое движение — если не вцепиться во врага зубами, то хотя бы принять нож или автоматную очередь в грудь и стоя. Но они, видя, слыша, и чувствуя, что рядом режут их товарища, и, зная, что их зарежут тоже, всё равно предпочли брани смерть животного. Это «один в один» ситуация с русскими в Чечне. Там мы вели себя точно так же. И нас точно так же вырезали. Во время первой чеченской были захвачены видеозаписи, как развлекались с русскими женщинами несовершеннолетние вайнахи. Они ставили женщин на четвереньки и метали ножи как в мишень, стараясь попасть во влагалище. Все это снималось на видео и комментировалось. Я, кстати, каждому молодому пополнению в своём взводе, а потом в роте, обязательно показывал трофейные чеченские ролики. Мои бойцы посмотрели и на пытки, и на вспарывание живота, и на отпиливание головы ножовкой. Внимательно посмотрели. После этого ни одному из них и в голову не могло прийти сдаться в плен. Там же, на войне, судьба свела меня с одним евреем — Львом Яковлевичем Рохлиным. Первоначально наше участие в новогоднем штурме не предполагалось. Но когда была потеряна связь со 131-й мсбр и 81-м мсп, нас бросили на помощь. Мы прорвались в расположение 8 АК, которым командовал генерал Рохлин, и прибыли к нему в штаб. Тогда я впервые увидел его лично. И он мне с первого взгляда как-то не показался: сгорбленный, простуженный, в треснутых очках... Не генерал, а какой-то усталый агроном. Он поставил нам задачу — собрать разрозненные остатки майкопской бригады и 81-го полка и вывести их к пвд рохлинского разведбата. Этим мы и занимались — собирали по подвалам обоссавшееся от страха мясо и выводили в расположение рохлинских разведчиков. Всего набралось около двух рот. Поначалу Рохлин не хотел их использовать, но когда все остальные группировки отступили — 8 АК остался один в оперативном окружении в центре города. Против всех боевиков! И тогда Рохлин выстроил это "воинство" напротив строя своих бойцов и обратился к ним с речью. Эту речь я не забуду никогда. В конце он сказал: "Боевики превосходят нас в численности в пятнадцать раз. И помощи нам ждать неоткуда. И если нам суждено здесь лечь — пусть каждого из нас найдут под кучей вражеских трупов. Давайте покажем, как умеют умирать русские бойцы и русские генералы! Не подведите, сынки...". (Льва Яковлевича давно нет в живых — с ним разобрались. Одним евреем меньше, не правда ли?). А дальше был страшный, жуткий бой, в котором из моего взвода в 19 человек в живых осталось шестеро. И когда чеченцы прорвались в расположение и дело дошло до гранат, и мы поняли, что нам всем приходит конец — я увидел настоящих русских людей. Страха уже не было. Была только злость, отрешённость от всего. В голове была одна мысль: «батя» просил не подвести». Раненые сами бинтовались, сами обкалывались промедолом и продолжали бой. Затем мы с вайнахами сошлись в рукопашной. И они побежали. Это был переломный момент боя за Грозный. Это было противостояние двух характеров — кавказского и русского, и наш оказался твёрже. Именно в тот момент я понял, что мы это можем. Этот твёрдый стержень в нас есть, его нужно только очистить от налипшего говна. В рукопашной мы взяли пленных. Глядя на нас, они даже не скулили — они выли от ужаса. А потом нам зачитали радиоперехват — по радиосетям боевиков прошёл приказ Дудаева: «разведчиков из 8АК и спецназ ВДВ в плен не брать и не пытать, а сразу добивать и хоронить как воинов». Мы очень гордились этим приказом. С тех пор я наблюдаю и стараюсь брать на заметку всплески русского характера. Слава Богу русские 2009 г. кардинально отличаются от русских 1991-го. В 91-м году в ст. Шелковской один вооруженный чеченец перебил больше сотни русских — ходил от дома к дому, спокойно перезаряжался, стрелял. И никто не посмел сопротивляться. А всего через 15 лет в Кондопоге, Твери и Ставрополе чечены жестоко обломались. Ещё немного поупражняемся в жидоборчестве. У меня во взводе (а потом и в роте) служил еврей-контрактник, Миша Р...йман. Свои называли его жидёнком, а чужих он поправлял, заявляя: "Я не жидёнок. Я — жидяра!" Во время "первой чеченской" в Грозном в р-не консервного завода мы всей разведгруппой вляпались в засаду. И когда окружившие нас боевики заорали: "русня, сдавайся!", этот жидёнок, находившийся ближе всех к пролому в стене, вступил в дискуссию: сначала выстрелил из подствольника, а потом добавил на словах:... (ненормативная лексика). Во время второй чеченской я как-то раз словил пару пуль. И этот жидёнок мою подстреленную стокилограммовую тушу вытаскивал на себе 11 километров. Хотите с этим жидом побороться? Не вопрос. Вот только сначала придётся побороться со мной. Будь русские правильно воспитанными мужчинами — никаких войск и не понадобилось бы. Население Чечни к 1990 году составляло примерно 1,3-1,4 млн. человек, из которых русских — 600-700 тысяч. В Грозном — около 470 тысяч жителей, из них русских — не менее 300 тысяч. В исконно казачьих районах — Наурском, Шелковском и Надтеречном — русских было около 70%. Мы на своей собственной земле позволили растерзать наших людей противнику, уступающему нам в численности в два-три раза! А когда вводили войска — спасать было уже некого. Задумайтесь над этим. Преступление Ельцина не в том, что он ввёл войска в 1994-м, а в том, что он не сделал этого в 1991-м. А вот когда к Рохлину притащились "правозащитники" и предложили сдаться чеченам под свои гарантии — Рохлин приказал поставить их раком и гнать пинками до передовых позиций. В январе 1995-го Егор Гайдар в составе большой делегации "правозащитников" (руководитель — С.А. Ковалёв) приехал в Грозный уговаривать наших солдатиков сдаваться чеченцам под свои личные гарантии. Под "личные гарантии" Гайдара сдалось 72 человека. Впоследствии их изуродованные, со следами пыток, трупы, были найдены в районе консервного завода, Катаямы и пл. Минутка. У этого Умного и Красивого руки в крови не по локоть, а по самые уши. Ему повезло — он сдох сам, без суда и казни. Но настанет момент, когда, в русских традициях, его гнилую требуху вынут из могилы, зарядят в пушку и выстрелят на запад — ОНО недостойно лежать в Нашей Земле." Я много думал над этими заметками Сергей Масленицы. Хотелось завыть от правды и безнадёги. Разве не по-прежнему, словно ничего и не было, мы воспитываем своих сыновей и внуков? Разве не занимаются ими в основном мамы? Разве учим мы их быть вместе, защищать брата и незнакомую девочку не до крови, но до конца - до смерти? Разве не судят у нас парней, что дали отпор мрази, а мы в это время молчим и занимаемся своими делами, словно они важнее? Ведь это то же, как писал Сегрей: мужчины рассматривают свои ботинки. А православие почему не объединило и не спасло людей? Ведь спасать может не только Господь, но и Церковь должна. Потому, что в храмах в то время были лишь, как и везде, белые платочки и не было мужчин? А тем, что были батюшки говорили лишь о любви к человеку и не сказали, что нет выше той любви, нежели кто душу свою положит за други своя. Чтобы все поняли - переведу на современный русский: сам погибни, а других защити! И смерти не бойся. Потому, что смерть это только лишь переход от жизни временной в жизнь вечную. Тогда были чеченцы, но кто скажет кто станет новым врагом и когда он придёт? И если мы не станем иными, то враг обязательно найдётся. Так устроен этот мир, что слабого всегда хотят ограбить, а часто и уничтожить, пытать и при этом развлекаться... Нужно становится другими. Качественно иным народом: сильным, верующим, мужественным, сплочённым. А начинать нужно со своей семьи. С себя начинать. Уже сегодня. источник : https://proza.ru/2019/10/07/796 Яков Быль.