Древнерусский флот - миф или реальность?

[Дриада 906]

Тамара:

Автор: Алексей Алексеевич Мартыненко
Русский флот

Древнерусский флот — миф или реальность?

Немцы, оседлавшие русскую науку в середине XVIII в., вот что сообщают о нашем московитском варварстве якобы бытовавшем у нас в допетровскую эпоху:
«Россия тогда не имела еще ни одного корабля на море и ей вовсе не известно было кораблеплавание» [Краткое описание жизни и славных дел Петра Великого первого императора всероссийского. СПб., 1788. С. 10].
То есть не только кайла каменного-де, не имела, но и понятия о нем! Ну, это уже что-то принципиально новенькое. Хотя и не совсем: данный «труд» увидел свет еще в незапамятном 1788 году.
Однако же куда как более справедливым на эту тему является все же следующее мнение:
«Петр вовсе не создал русский флот, и, если бы на свете существовала справедливость, именно об этом сегодня повествовали бы все учебники» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 108].
Одной из первых сказок, приписанных «реформатору», является им якобы прорубленное некое такое «окно в Европу». Однако же прекрасно известно, что:
«…рыболовный и торговый флот в Московии XVII века был. Поморские лодии-кочи добирались до Англии и Шпицбергена, а могучие каспийские бусы ходили в Персию и Азербайджан» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 108–109].
Кстати, когда эти «первооткрыватели» после нескольких неудачных попыток, наконец, все же в середине XVI в. достигли Новой Земли, то оказалось, что уж для русского человека эта земля вовсе никогда не была новой. «Первооткрыватель» Баренцева моря, Виллем Баренц, высадился в одну из «первооткрываемых» голландцами бухт. И вот что больше всего поразило этого иностранца, чье имя сегодня красуется в наименовании одного из Русских морей:
«тут они нашли остов русского корабля» [Геррит де Фер. Плавания Баренца. Полярная библиотека. Издательство Севморпути. Л., 1930].
Но и не только тут. Вот на что они наткнулись на других «неизведанных» островах:
«Добравшись на лодке до берега, они наткнулись на следы людей, которые, очевидно заметив моряков, успели убежать. Именно там оказалось шесть полных мешков ржаной муки, спрятанных в земле, и куча камней у креста, а в расстоянии ружейного выстрела стоял еще другой крест с тремя деревянными домами, выстроенными по северному обычаю. В этих домах они нашли много бочарных досок и поэтому сделали предположение, что тут ведется ловля лососевых рыб; они обнаружили также пять или шесть гробов, полных костями умерших, незарытых в землю, а заваленных камнями. Там лежала также сломанная русская ладья, длина киля которой была 44 фута» [Геррит де Фер. Плавания Баренца. Полярная библиотека. Издательство Севморпути. Л., 1930.].
Так что даже и здесь они вовсе никогда не были первыми, о чем сами же и признаются. Кстати, представьте себе каких гигантских размеров был этот обнаруженный Баренцем русский корабль, если только киль от него достигал длины 13,5 м? То есть высота этого корабля когда-то была с пятиэтажный дом! Такие вот русские суда бороздили просторы Баренцева моря еще задолго до появления там этого "первооткрывателя" ледяных просторов Северного Ледовитого океана.
У Вайгача:
«мы пошли к якорной стоянке, которую назвали Ворванным заливом, потому что там нашли склад ворвани» [Геррит де Фер. Плавания Баренца. Полярная библиотека. Издательство Севморпути. Л., 1930.].
«Продвинувшись приблизительно на две мили вглубь страны, мы нашли различные повозки, нагруженные шкурами, салом и подобными товарами» [Геррит де Фер. Плавания Баренца. Полярная библиотека. Издательство Севморпути. Л., 1930.].
Чего же они там такого «исследовали» в русском Заполярье — закромах России?
Больше похоже на самый настоящий корсарский наезд, что этот самый «исследователь» и сам вовсе не отрицает, подробно описывая действия своей вторгшейся в пределы чужого государства вооруженной до зубов флотилии. И почему сегодня это море именуется Баренцевым - непонятно. Так как сам Баренц очень часто описывает не только наличие в данной местности русских складов и стоянок, но и русских кораблей. Например:
«мы увидели русский корабль, шедший на парусах» [Геррит де Фер. Плавания Баренца. Полярная библиотека. Издательство Севморпути. Л., 1930.].
«Когда мы приблизились к берегу, то увидели шесть русских кораблей» [Геррит де Фер. Плавания Баренца. Полярная библиотека. Издательство Севморпути. Л., 1930.].
Так что же это были за корабли?
«…поморская лодия, водоизмещением до 500 тонн» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 57].
Вот какие мы имели здесь огромные корабли. Так что безграмотность и нахальство немцев, изобретших свою о нас ну уж вовсе не остроумную версию, просто шокирует: в погоне за обещанной им мздой от изобретения сказки о России они выглядят теперь более чем нелепо — даже при описании ими своих здесь у нас, на Русском севере, каких-то особых в мореплавательских упражнениях достижений. Но мы их вовсе не собираемся в чем-то оправдывать. Чужая глупость особенно заметна тогда, когда людьми, в погоне за гонораром, теряется чувство всякой меры. Причем, выясняется, что они не ознакомлены даже с сочинительствами своих собственных авторов. Вот, например, что сообщает о способности передвижения по морю автор трактата XII в. немец Гельмольд. Когда вновь был отстроен сгоревший до этого в прошлом славянский город Любек:
«…отправил герцог послов в города и северные государства — Данию, Швецию, Норвегию и Русь… чтобы они имели свободный проезд [морской, понятно дело: из Швеции и Норвегии иного и быть не может — А.М.] к его городу Любеку. И установил здесь монету и пошлину и самые почетные городские права. И преуспевал с этого времени город во всех делах своих, и умножилось число его жителей [в том числе и за счет переехавших сюда через море в этот морской порт русских купцов — А.М.]» [Гельмольд. Славянская хроника. Книга 1. Ан СССР. М., 1963, с. 196–197].
Вот еще эпизод о наличии у славян кораблей на Балтике. В данном случае тем же Гельмольдом сообщается уже о способе борьбы славян Померании, понятно дело, более чем привычных к мореходству, против засилья немецких, что выясняется, чисто сухопутных варваров.
Славяне, не видя возможности отбиться от превосходящих сил врага:
«…скрылись в лесах, посадив семьи свои на корабли» [Гельмольд. Славянская хроника. Книга 1. Ан СССР. М., 1963, с. 200].
Те самые, которых у них, что талдычат нам немцы со своими о русских историями по истории, якобы в наличии не имелось и более полутысячи лет спустя свидетельства Гельмольда! Очень смешная шуточка.
Вот еще фраза Гельмольда:
«Бирка же — самый знаменитый город готов, расположенный в центре Швеции… куда обычно имеют обыкновение собираться для различных торговых надобностей все корабли данов, норвегов, а также славян, сембов (Cембы — балтийское племя. См. Adam, II, 22) и других народов Скифии» [Гельмольд. Славянская хроника. Цит. по: Латиноязычные источники по истории Древней Руси. Германия. Вып. II. Середина XII – середина XIII в. Институт АН СССР. М., 1990., с. 334]; [Гельмольд. Славянская хроника. Книга 1. Ан СССР. М., 1963, с. 50].
Так что флот и, причем, именно на Балтике, у нас, о чем сообщает немецкий писатель еще XII века (1164 г.), очень даже имелся. Потому-то купечество наше зазывали на жительство даже в немецкий морской порт Любек. И потому в его окрестностях славяне, дабы спастись от немецких в ту еще пору чисто сухопутных варваров, садили свои семьи на корабли и спасались от них в открытом море. А рискнули бы они это сделать, если бы их враги имели пусть и захудалый, но какой-либо мало-мальски пригодный для плавания по Балтийскому морю флот?
Да никогда.
Причем, что свидетельствует все тот же Гельмольд, наши корабли, что было куда как и еще много ранее, посещали и Швецию. Своих же земляков, среди ознакомленных с наукой кораблевождения в акватории Балтийского морского бассейна, он, отметим, не упоминает вовсе. Вот еще очередное свидетельство о безпочвенности придуманной немцами истории о своем-де господстве на Балтике:
«Показательно, что в списке народов у Гельмольда… “готы” как таковые отсутствуют, а Готланд в “Хронике” ни разу не упомянут» [Гельмольд. Славянская хроника. Цит. по: Древняя Русь в свете зарубежных источников. Хрестоматия. Том. 4. Западноевропейские источники. Русский фонд содействия образованию и науке. М., 2010, прим. 36 к с. 274].
То есть германец еще тех времен являлся исключительно сухопутным варваром, в чем сам, в лице хрониста Гельмольда, и признается. Лавры торгового острова Готланда ему явно были приписаны много позднее.
Потому германец тех времен мог довольствоваться у попавших в его лапы неприятелей пока лишь отобранием земли и свободы. Знания он будет у них отбирать и присваивать себе лишь много позже. Тогда же и историю перепишет под себя. Тогда и остров Готланд произведет в центральный пункт якобы существовавшей в те времена торговой республики Ганзы. Пока же, заметим, в середине XII в., ни о каких плавательных средствах, имеющихся в наличии у его соотечественников, в многотомном весьма пухлом фолианте Гельмольдом упомянутыми не оказалось. То есть немец, что подтверждается им самим же, был в те времена лишь грязным сухопутным варваром.
Потому Петр, расхваленный на сегодня как строитель Русского флота, что уже на самом деле, никаким первооткрывателем в области русского мореплавания быть просто никак бы и не мог.
Понятно дело, впоследствии, оказавшись отрезанными от Балтики, наши суда временно исчезают с этого моря. Однако ж, что выясняется, не насовсем. Вот что об их наличии сообщает в эпоху, предшествующую петровской, швед Кильбургер:
«…часть товаров, идущих через Восточное море [Балтику — А.М.]… привозится самими русскими прямо в Россию на своих ладьях из Швеции…» [Курц Б.Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Типография И.И. Чоколова, Б.-Житомирская 20. Киев, 1915, с. 122].
Так что первооткрывательство в данной области Петра является самой настоящей ложью — ничем более.
Конечно же, ряд преимуществ перед нашими бусами и кочами, хорошо известными нам по Белому и Каспийскому морям, Сухоне и Волге, имели и голландские суда. Но это больше относится к специфике тех морей, где ими пользовались. А это моря все же, в сравнении с нашими, достаточно теплые - не замерзающие зимой. В наших же северных водах, что и понятно, более предпочтительно было иметь корабли исключительно отечественной постройки. Между тем, пусть наши суда в ту пору еще и не рассекали воды океанских просторов, но даже на своих достаточно небольших морях мы использовали самые крупные корабли среди всех тех, которые имелись на тот день в мире:
«…испанский галеон, легко ходивший через Атлантику, не на много лучше снаряжен и, уж конечно, не крупнее каспийского буса…
…кто, собственно, мешал Петру совершенствовать русский флот, не уничтожая его?..» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 109].
А то, что военно-морской флот у нас был, имеется множество подтверждений. Английский адмирал и морской историк Фред Томас Джейн писал:
«Русский флот, который считают сравнительно поздним учреждением, основанным Петром Великим, имеет в действительности больше права на древность, чем флот британский. За столетие до того, как Альфред Великий, царствовавший с 870 по 901 год, построил британские корабли, русские суда сражались в морских боях. Первейшими моряками своего времени были они — русские» [cont.ws/post/142606].
Но и не только в столь древние эпохи, но уже и во времена прекрасно всеми запротоколированные, во времена Ивана Грозного, наш флот никуда еще не пропал, хоть к тому времени от европейских морей мы и были временно отрезаны навалившимися на нас со всех сторон врагами:
«О русском военном флоте упоминается в 1559 г. Царский стольник Даниил Адашев, под началом которого был восьмитысячный экспедиционный корпус, построил в устье Днепра корабли и вышел в Русское море. Вот что пишет о русских фрегатах генуэзский префект (торговый представитель) в Кафе (ныне Феодосия) Эмиддио Дортелли Д'Асколи, координировавший на окраинах России деятельность работорговцев: “Они продолговатые, похожи на наши фрегаты, вмещают 50 человек, ходят на веслах и под парусом. Черное море всегда было сердитым, теперь оно еще чернее и страшнее в связи с московитами...”
Черноморский военный флот под началом Адашева дал бой турецкой флотилии. Около десятка турецких кораблей было сожжено, два корабля были захвачены. Дальнейшие жалкие потуги турецкого флота победить наш флот успехов не принесли. Крымское ханство, казалось, доживало последние дни: русские в течение трех недель опустошали караимские поселения, приносившие немалый доход казне султана.
Балтийский военный флот тоже успел неплохо зарекомендовать себя. В 1656 г. Царь двинулся освобождать от шведа все побережье Балтики. Патриарх Никон благословил “морского начальника воеводу Петра Потемкина” “итти за Свейский рубеж, на Варяжское море, на Стекольну и дале” (на Лондон? — авт.). Корпус гардемаринов насчитывал 1 570 человек. 22 июля 1656 г. “морской воевода” Потемкин предпринял военную экспедицию. Он направился к острову Котлин, где обнаружил шведов. Об итоге морского сражения он рапортовал Царю: “Полукорабель взяли и свейских людей побили, и капитана Ирека Далсфира, и наряд, и знамена взяли, а на Котлине-острове латышанские деревни высекли и выжгли”. Об эстонцах упоминаний он не оставил... Вы не догадываетесь, почему?
Во время Русско-турецкой войны 1672–1681 гг. в море вышла эскадра под командованием Григория Косагова. Корабли же этому “морскому воеводе” строил русский розмысл Яков Полуектов. Французский посланник при дворе султана Магомеда IV писал об этой эскадре: “На его величество (султана) несколько судов московитов, появившихся у Стамбула, производят больший страх, чем эпидемия чумы”.
Итак, мы видим, что флот у России был с незапамятных времен. Так почему же до сих пор создателем Русского флота считается Царь Петр I?» [yarodom.livejournal.com/1506418.html].
А уничтожен им флот вот каких примерно размеров и масштабов. Как отмечает Эвлия Челеби, турецкий путешественник середины XVII века, в его времена, то есть во времена Михаила и Алексея Романовых, по Волге:
«…несколько тысяч кораблей ходят в Москву и обратно» [Эвлия Челеби. Книга путешествия. (Извлечения из сочинения турецкого путешественника ХVII века). Вып. 2. Земли Северного Кавказа, Поволжья и Подонья. Наука. М., 1979, с. 135].
То есть несколько тысяч русских торговых кораблей!
А кроме Волги суда у нас ходили еще и по: Северной Двине, Сухоне, Волге, Яику, Самаре, Оби, Иртышу, Ангаре, Тунгуске, Лене, Москве, Енисею, Дону, Клязьме. И по двум морям: Каспийскому и Белому. То есть судов по всей стране, до Петра, у нас имелись десятки тысяч…
Причем:
«…имеются столь огромные корабли, что на каждом помещается по две тысячи человек. Это — корабли, которые ходят в земли Китая, Фагфура, Казака, Терека… На них имеются большие пушки» [ Эвлия Челеби. Книга путешествия. (Извлечения из сочинения турецкого путешественника ХVII века). Вып. 2. Земли Северного Кавказа, Поволжья и Подонья. Наука. М., 1979, с. 151].
И кто мог противостоять таких размеров и вооруженности русским судам времен Михаила и Алексея? Какое к ним сравнение может иметь этот плюгавенький речной кораблик "Орел", построенный у нас иностранцами?

источник : www.proza.ru/2016/12/30/1688

[Дриада 906]

Тамара:

Что за флот изобрел Петр Первый

Но Петру, судя по всему, флот был вовсе не нужен. Ему, как антихристу, а исключительно так именовали его в русском народе, требовалось создание очередной стройки века, где можно было бы извести как можно больше народа. Другого объяснения глупости этого затяжного и постоянно неудачного на протяжении четверти века строительства иноземного образца кораблей там, где корабли имелись самые совершенные в мире — свои, просто нет!
«Московский флот приказано было уничтожить, и его не стало. После этого на Каспийском море долгое время не было никакого флота — ни торгового, ни военного» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 110].
И вот в чем заключается вся уже и изначально запланированная тщета всех усилий для воссоздания какого-то такого морского гения Петра:
«Все флоты, построенные Петром, сколочены в ударно короткие сроки из сырого леса… и представляли собой еле держащиеся на поверхности воды плавучие гробы» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 110–111].
Спрашивается, почему ж не подсушить-то лес? Куда гнали? Зачем спешили?
Все это смахивает на «большой скачек» Мао Цзэдуна, когда в одночасье перестреляли всех воробьев, после чего гусеницы сожрали весь урожай.
То есть петровская затея походит исключительно на революцию. Ведь именно она никогда не объясняет последовательность производимых ею действий: она просто рубит, все что под руку попадает. Потому и щепки летят. И если петровский флот, ежегодно подновляемый сотнями вновь отструганных кораблей, быстрей успевал сгнивать, чем дойти до поля сражения, то вот какой срок годности имел флот, например, у англичан:
«В английском флоте, громившем Наполеона под Трафальгаром в 1806 году, были суда, помнившие времена Петра» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 111].
Таков был срок службы кораблей, думается, и в нашем Каспийском или Североморском флоте. Но, что и естественно, до появления на русских многочисленных верфях этого самого «реформатора». При его же «передовых» методах строительства это предприятие:
«…выливалось в такую копеечку, что плавучий гроб из сырого дуба и со сроком службы в пять лет получался как бы отлитым из золота» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 112].
Но был и еще вариант перевода усилий и средств. Ф.Х. Вебер, например, указывал, что:
«…все корабли строятся русскими там из пихты или ели, и они способны находиться в воде лишь считанные годы» [Вебер Ф.Х. Преображенная Россия. Цит. по: Петербург Петра I в иностранных описаниях. Издательство «Наука». Л., 1991, с. 59].
Потому этот материал, впоследствии, сменили дубом, сырым, понятно дело. Потому такая замена сырья увеличить живучесть этих плавучих гробов конечно же не могла. Именно по этой причине:
«…через пять лет, так по-настоящему и не освоив не только море, но даже маленький залив, русский флот практически исчез. В 1711 г. в плавание могли выйти лишь несколько судов» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 135].
Так на чем же, в таком случае, вел свои морские сражения Петр, о которых истории историков нам всю плешь проели?
«…в 1715–1718 гг… все российское военное кораблестроение сконцентрировалось в Петербурге. Здесь каждый год, взамен потерянных и сгнивших, собиралось большое количество разных гребных судов. Но это были небольшие примитивные конструкции...» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 162].
Но даже примитивные галеры, которыми лишь единственными мог бы похвастать Петр, стоили здесь, в отрыве от центральных областей России, баснословно дорого. О чем свидетельствует, например, Перри:
«…несмотря на то, что рабочий труд ценится дешево, и что канаты, веревки и весь железный материал получается из России, корабли эти обходятся так дорого, что дешевле было бы выписывать их готовыми из Англии» [Перри Д. Состояние России при нынешнем царе. Цит. по: Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. № 1. М., 1871, с. 29].
А как же все им понастроенные в неимовернейших количествах верфи? Куда подевались еще и там в неимовернейших количествах наструганные корабли?
Да. Они ежегодно сжирали:
«…от четверти до трети госбюджета…» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 174].
Но вот проку-то от них…
«Азовский флот сгнил, так ни разу и не вступив в бой с неприятелем… А эскадры Балтийского флота нанесли противнику столь непропорциональный моральный ущерб в сравнении с усилиями, потребовавшимися для обзаведения ими, что отечественная историография по сию пору стесняется этой статистики. За весь период боевых действий петровские моряки сумели вырвать из рядов врага всего один (!) линкор…» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 174].
Да и тот, небось, сел где-нибудь на мель. Потому и попал, чисто случайно, в полон к петровским потешникам.
Уже за год до смерти Петра:
«…из всех огромных 70–90-пушечных линкоров, во множестве построенных “царем-шхипером” на выколачиваемые из нищих мужиков последние копейки, в море из базы всего только несколько раз выходил только один. Остальные сгнили…» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 90].
Эти во множестве наструганные корабли, немалая часть которых имеют просто гигантские размеры, как замечает англичанин Перри:
«…быв построены из сырого леса, весьма скоро подвергались гниению, не выдерживали кренения и спущенные на воду легко шли ко дну» [Перри Д. Состояние России при нынешнем царе. Цит. по: Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. № 1. М., 1871, с. 7].
А вот что об этом флоте сообщает датский посланник Юль в своем дневнике от 28 мая 1710 г. Он пишет, что:
«…все (суда) построены из ели и …большая их часть непригодна для морского плавания» [Юст Юль. Записки датского посланника в России при Петре Великом. Цит. по: Лавры Полтавы. Фонд Сергея Дубова. М., 2001, с. 174].
Однако ж строили не только из данного сорта древесины.
Когда первые суда благополучно изгнили, как засвидетельствовал посланник датский Юль, строившие их иностранцы обвинили во всем не себя, но, что и понятно, негодный с их точки зрения строительный материал. Вот как это «ударное» строительство, о чем свидетельствует уже английский посланник, Уитворт, было продолжено:
«В Олонце из пихты строятся два 40-пушечных корабля и могут быть закончены этим летом.
В Лодейном Поле два 50-пушечных корабля должны быть закончены мистером Брауном прошедшим летом; кницы, тимберсы, нос и корма сделаны из дуба, доставленного из Казани по суше.
Один 80-пушечный корабль должен был быть заложен в прошлом году. Все остальные корабли в Петербурге и Архангельске из пихты, в Воронеже и Казани — из дуба» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988, с. 98].
Но вы, друзья, как не садитесь — все в музыканты не годитесь. Собранные со всего света иностранцы, некие такие-де корабельных дел мастера:
«…из своекорыстных побуждений строили корабли очень непрочно, из сырого леса, так что они гнили еще до завершения постройки» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988, с. 90].
И что же предпринял наш «великий», узнав о бракоделах иностранцах на своих верфях?
«Царь, узнав об этом по возвращении из Великобритании, постепенно утратил свое расположение к голландскому кораблестроению и голландским мастерам и уволил их, так как мог получить английских» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988, с. 90–91].
А вот что собой представлял к той поре уже весьма благополучно наструганный им в неимоверном количестве голландский флот:
«В нескольких местах на Дону находятся 36 кораблей голландской постройки, от 80 до 30 пушек, все прогнившие… их разберут на дрова, как только будут готовы новые корабли» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988, с. 96].
А новыми будут, о чем в 1710 г. сообщает англичанин Уитворт, уже английские. Но сгниют, о чем он в ту пору еще не знал, протянув ничуть не более голландских, и они.
Однако ж после того, как благополучно сгнили корабли английские, Петр и на этом не успокоился. Он все лелеял в своих чаяниях давно всем набивший оскомину лозунг — заграница нам поможет. А потому уже десятилетие спустя, когда и в англичанах Петр разочаровался, вот что отмечает в дневнике от 23 июля 1721 года Берхгольц:
«…ходил в Адмиралтейство смотреть новый корабль… Корабль этот 64-пушечный и построен французским мастером присланным царю на несколько лет из Франции» [Берхгольц Ф.В. Дневник. Цит. по: Неистовый реформатор. Фонд Сергея Дубова. М., 2000, с. 175].
Но и он, судя по всему, более кораблей английских и голландских не протянет. Но сгниет, как и все они, достаточно быстро, объявив в бездарности и этих заграничных бракоделов.
А вот что сообщает Джон Перри о нашем флоте теперь еще и на Волге. Его сооружением, в добавление голландским, английским и французским мастерам, был занят представитель еще одной очередной державы — Дании. Уже эта флотилия, как и все иные необычайно многочисленная и громоздкая, предназначалась царем-«шхипером» для покорения Каспийского водного бассейна:
«Царь Русский обещал водворить Грузинского Царя в его владениях, и в 1702 году, приказано было (как предполагают) с этой целью Датским мастером построить на Волге 120 парусных судов 12-ти и 16-ти пушечных… выше означенные суда до сих пор гниют на Волге, не быв употреблены ни в какую посылку» [Перри Д. Состояние России при нынешнем царе. Цит. по: Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. № 2. М., 1871, с. 65].
Недалеко отсюда, уже на Дону и Воронеже, гнила очередная флотилия, предназначенная для покорения еще и Черноморского бассейна. То есть царь-«шхипер» всех и вся желал покорить разом. Но, почему-то, кинулся воевать в этот самый момент, когда флотилия уже была настругана, в совершенно противоположную сторону — на север. Потому с неимоверным трудом собранные из сырого леса в неимоверном количестве и неимоверных размеров корабли, которые тонули сразу после малейшей попытки спуска их на воду, продолжали здесь спокойно догнивать себе и без всяких сколько-нибудь позывов со стороны Петра к какому-либо их пусть и незначительному употреблению.
А вообще, судя по всему, лишь из-за весьма естественного неумения вести кораблестроительство иностранцами в нашем климате:
«все корабли гниют, как только их построят» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988, с. 97].
Но может быть лес наш для кораблестроения вовсе не подходил? Может он был каким-то особо для данной цели неподходящим?
Да вовсе нет. Вот что сами же иностранцы сообщают о русском лесе. Франческо Тьеполо, например, вот как характеризует это наше общенародное достояние:
«…страна очень богата деревом всякого рода и больше всего таким, которое больше всего пригодно для постройки домов и судов» [Тьеполо Ф. Рассуждение о делах московских Франческо Тьеполо. Цит. по: Исторический Архив, Т. III. М.-Л., 1940, с. 337].
Так что лес, и какой надо, у нас был. И был просто в удивительном для иностранцев изобилии. Были у нас и свои русские суда. И мастера, их из поколения в поколение строящие.
И были корабли не только с пятиэтажный дом, но и много более громадные, на которых устанавливалась масса пушек и 2 000 человек команда!
Но у Петра не было желания использовать в постройке своего флота опыт русских корабелов (от этого слова и происходит наименование заграничного судна — каравелла). Ему почему-то больше нравилось приглашать на изготовление своего детища западноевропейских бракоделов.
Так что любовь к закордону почему-то во времена всего его царствования пересиливала какие-то пусть и малые проблески мыслей в его извечно пьяной голове. Потому, лишь меняя иностранцев, то есть, замещая после очередной крупной неудачи, венецианцев голландцами, голландцев датчанами, датчан англичанами, а англичан французами ударными темпами все отстругиваемый им флот, лишь только появившись на свет, весьма благополучно уже успевал сгнивать. И так на протяжении десятилетий — никакие пусть и колоссальные убытки в этой области ума, этому преобразователю русской энергии в хлам, так и не прибавили.
Вот что сообщает на тему этого пустопорожнего строительства Фоккеродт:
«…Петр I гораздо лучше пособил бы своим пользам и был бы в состоянии совершить гораздо более великие дела, если бы оставил в кармане подданных те изумительные суммы, какие затратил на флот» [Фоккеродт И.Г. Россия при Петре Великом, по рукописному известию Иоганна-Готтгильфа Фоккеродта. Цит. по: Неистовый реформатор. Фонд Сергея Дубова. М., 2000, с. 55].
А суммы эти были и действительно изумительными — от четверти до трети госбюджета! И, причем, пусть и отструганные во множестве линкоры не успевая даже спуститься на воду уже благополучно изгнивали, — ежегодно — на протяжении трех десятков лет. Виданное ли в свете подобного же рода тупоумие?
Но Петр, вместо, чтоб быть названным таким, каким и являлся на самом деле, всеми и вся историками поименован «Великим». Было ли в этой самой истории среди встречающихся исторических фигур большего несоответствия между действительными произошедшими некогда событиями, приписанными кому-либо из них, и событиями желаемыми, то есть изобретенными для определенной персоны специально — чтоб прославить в веках?
И вот на каком «моторе» двигались петровского покроя кораблики:
«Петр I, старавшийся перенимать и вводить в своей империи все имевшееся где-либо лучшее и полезное, что он видел и о чем слышал, достал план венецианского Адмиралтейства с чертежами судов и галер, какие там строят» [Обри де ла Мотрэ. Путешествие по различным провинциям и местностям герцогской и королевской Пруссии, России, Польши и т.д. Цит. по: Петербург Петра I в иностранных описаниях. Наука. Л., 1991, с. 230].
А строили там, как нам помнится, исключительно такие галеры, на которые турки заковывали всех попавшихся к ним в лапы славянских пленников, захваченных врасплох при набегах подвластными им вассалами — крымскими татарами. И вот как обустроены были эти вполне свойственные Западу «творения» их примитивистской рабовладельческой культуры — генуэзские галеры, перенятые у этих каннибалов Петром:
«Весел на галере было по 28 с каждого борта; на каждом весле сидело пять-шесть закованных каторжников» [Юст Юль. Записки датского посланника в России при Петре Великом. Цит. по: Лавры Полтавы. Фонд Сергея Дубова. М., 2001, с. 165].
То есть около 300 «преобразователем» определенных в смертники русских людей обязаны были приводить в движение эти «Петра творенья» и утонуть в числе первых, когда через 5 лет эта отслужившая свой срок посудина пойдет на дно (вот для чего корабли сооружались исключительно из сырого леса!!!). А таких посудин за время правления страной Петра было настругано с несколько тысяч. Таким образом, выясняется, что лишь перетопить закованных в гребцы крестьян он мог, в свое царствование, где-то под миллион. Но и мало чем менее рисковали и те, кто в кандалы закован пока еще не был. Потому как и они, судя по любви Петра гонять свой филюжный флот, туды-сюды, даже в самые экстремальные моменты года, например, во время ледохода, потопляемы были нашим этим «шхипером» ничуть не в меньших, чем колодники, пропорциях. Юст Юль, например, секретарь датского посольства, в прошлом моряк, сравнил одну из его подобного рода выходок с плаванием в водах Гренландии.
Так что вот зачем Петру потребовались корабли: изведение благосостояния ненавистной ему страны и, что в большей степени интересовало антихриста, уничтожение при этом ее народа. И уничтожение, что глобальностью своей людоедской задумки повергает теперь исследователей того вопроса просто в шок, сразу по двум направлением. Потопление в аврально наштампованных из сырого неподготовленного леса посудинах экипажей кораблей, наполовину закованных в кандалы, а потому и просто не подлежащих в случае потопления судна спасению, а также нагнетание авральности построения самих этих судов. Ведь стройка века, тем более в авральном ключе, — что может быть для этого удобней и незаметней? Ведь как бы так для державы что-то там такого ваяем:
«Мужики на строительстве умирали как мухи. Но им на замену из центральной России каждый год гнали тысячи новых…» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 139].

[Дриада 906]

Тамара: 

Война на море

Теперь о самой войне. Нам не известно: сколько петровских кораблей успели за двадцать лет войны перетопить шведы — на эту тему никаких цифр с петровской стороны не приводится. Однако ж стоит обратить внимание на чуть ли ни единственную викторию, случившуюся у флотоводцев Петра, чтобы понять сам принцип всех этих выдающихся баталий, где «птенцы», ничуть не уступая в смелости своему патрону, драпали с завидным постоянством при первой же к тому самой малейшей возможности.
«Наиболее ярким эпизодом последней кампании Северной войны 1700–1721 г. между Россией и Швецией является морское сражение у острова Гренгам…
Как только русские суда стали выходить из-под прикрытия острова Редшер, они были атакованы шведскими кораблями. Используя малую осадку галер, Голицын стал уходить от неприятеля…» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, с. 67].
Короче говоря, по милой привычке своего патрона, морской главковерх решил, как, чувствуется, и всегда решал до этого случая, заблаговременно, еще до первой самой малейшей возможности принять бой, подальше унести ноги. Однако же:
«Четыре шведских фрегата, увлекшись погоней, вошли в узкий пролив, где не могли лавировать и слабо управлялись… в азарте преследования шведы сами загнали себя в ловушку…» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, с. 67].
И вот как «ковалась» затем последовавшая голицынская виктория:
«Фрегаты “Венкерн” (30 пушек) и “Шторфеникс” (34 пушки) сели на мель… Два других фрегата, “Кискин” (22 пушки) и «Данскерн» (18 пушек), попытались вырваться в открытое море, но неудачный маневр флагманского линейного корабля не позволил им это сделать» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, с. 67].
Ну и как же, спрашивается, в такой столь удачно сложившейся для нас обстановке действовал наш флот, построенный «великим» Петром?
Так ведь никакого флота-то у нас, как теперь выясняется, и не было. А была куча фелюг, на которых и накинулись со всех сторон тут же использовавшие промашку белого человека папуасы, так как численно их было, как и обычно, в десятки раз больше:
«…90 гребных судов, более 300 пушек, 10 941 десантник» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 170].
Так что никаким петровским флотом даже при самой его выдающейся победе и близко не пахло: имелась куча наструганных примитивных фелюг, на которых пиратствовали его «птенчики», словно заправские корсары Моргана, толпой накидываясь на зазевавшихся мирных граждан противоборствующей стороны.
«Петровские галеры, прикрываясь прибрежными мелями…» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 90],
могли совершать лишь мелкие разбойничьи нападения на прибрежные шведские селения и плохо защищенные маленькие городки. Но:
«…бороться с линкорами и фрегатами противника… не могли. Русский же парусный флот солидно выглядел только на бумаге» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 90].
Но вот вдруг этим морским разбойникам, мелкого пошиба, несказанно повезло: шведы, в очередной раз погнавшись за ними, совершенно непредвиденно сели на мель! Вот радости-то туземным царькам: будут всю ночь теперь стучать в тамтамы, жарить на костровищах изъятую из вражьих закромов говядину и упиваться портвейном, реквизированным из трюмов неудачливого неприятеля, севшего в нейтральных водах на мель.
Шведы, таким образом, потеряли:
«…103 чел. убитыми и 407 чел. пленными» [Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976, т. 3, с. 38].
То есть даже при нескольких севших на мель кораблях потери врага выглядят не просто не густо, но смехотворно не густо!
Где бы это найти достойный аналог такого вот количества убиенных солдат неприятеля, когда такого же рода рядовая вооруженная стычка была бы под грохот фанфар на весь свет объявлена «сражением»? Но ведь даже на потерпевшем кораблекрушение одном корабле жертв может оказаться много более чем в этом самом «сражении», выигранном петровскими «птенчиками»!
Так почему же убиение ста трех шведов поименовано некоей морской баталией?
Всего лишь потому, что ничего и приблизительно тождественного за все двадцать лет этой самой нам извечно расхваливаемой войны Петра на море не то чтобы не случалось, но и случиться бы никогда и не могло. Ведь двадцать петровских мародеров закономерно удирало от одного шведа, выступающего в окрестностях Балтийского моря в роли хозяина.
Но вот чем все же повезло в этих краях, сильно изрезанных шхерами и словно созданных для фелюг разинского толка, петровской разбойничьей флотилии. Та самая виктория, когда сразу несколько вражьих кораблей сели на мель, оказалась не единственной. За шесть лет до вышеизложенной историками зафиксированной виктории приключилось в здешних краях нечто очень похожее. На этот раз петровским «джонкам», наструганным в неимовернейших количествах, также помогли безветрие, инициатива шведов и давно усвоенное «птенцами» у своего патрона это самое «здоровое отступление».
Да, у шведов был хоть и парусный, но все же флот:
«…15 линейных кораблей, 3 фрегата и отряд гребных судов…» [Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976, т. 2, с. 474].
Флот, как видим, был солидный. Но шведам опять не повезло: «птенчики», лишь завидя неприятеля, тут же кинулись наутек. А гнать за ними без ветра шведам было просто не на чем. Потому они и выделили в погоню за беглецами из всего своего флота аж целый фрегат и несколько гребных «джонок» петровского типа, построенных, судя по всему, исключительно для войны с мелким петровским корсарством, в борьбе против которого солидные суда не были эффективны.
Однако же шведам на этот раз крупно не повезло. Бегство выглядело слишком поспешным — просто паническим. А потому шведы не успели даже хотя бы приблизительно прикинуть количество фелюг врага, опрометью кинувшегося наутек. За то и были наказаны. У Апраксина, при встрече с неприятелем чисто интуитивно мгновенно кинувшегося в бега, этих джонок оказалось отнюдь не несколько, как подумалось шведам, но:
«…99 галер и скампавей с 15 тыс. войск…» [Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976, т. 2, с. 474].
Шведы же, гоняясь между своих островков за нашими мародерами, как всегда слишком многочисленными, против всей этой джоночно-фелюжной флотилии извечных беглецов, о сопротивлении которых в культурных слоях их высшего общества и думать-то считалось признаком дурного тона, оказались совершенно не готовы к неравному бою. Петровский солдат трус — вот что ими было усвоено достаточно давно, еще с Нарвы. А потому шведы совершенно неожиданно оказались против немыслимых толп петровских джоночников, имея:
«…1 фрегат, 6 галер, 3 швербота…» [Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976, т. 2, с. 474].
В эту вдруг случившуюся безветренную погоду погоня девяти шведских галер завершилась их боем против петровских девяноста девяти…
Причем, петровское воинство насчитывало 16 000 личного состава, у шведов же было всего 941 человек [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 154]. То есть по 17 джоночников пришлось на каждого шведа! И ведь поначалу-то наши эти ваятели даже драпануть каким-то образом по инерции умудрились…
Но что ж погнались шведы так уж слишком неосмотрительно опрометчиво?
Да, видать, давно привыкли, что эти петровского образца потешные опереточные военные, всегда драпающие вдесятером от одного шведа, и теперь сбегут. Но тут шведы увлеклись. За то и поплатились.
Однако ж наш учредитель филюжно-джоночной флотилии, типа «а-ля Стенька Разин», при оценке произошедшего оказался много иного мнения:
«Петр I высоко оценил победу рус. флота у Гангута, приравняв ее к победе под Полтавой в 1709 и учредив спец. медаль в память о Г[ангутском]м.с.» [Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976., т. 2, с. 474].
И вот чем эта «победа» сродни Полтавской. Шведы потеряли убитыми:
«…9 офицеров и 352 нижних чинов…» [ Тарле Е.В. Русский флот и внешняя политика Петра I. «БРАСК». СПб., 1994, с. 76].
Потери же морских потешников Петра, что и естественно, нигде в средствах информации почему-то не упомянуты. Но следует все же себе отметить, что они вовсе не малы. Так как известно, что шведы отбили два штурма. И лишь с третьего захода, и благодаря лишь 17-кратному своему численному преимуществу, петровским жандармам горстку шведов все же удалось пленить.
И вот как не слабо поработала здесь шведская артиллерия:
«В 1871 в Рилакс-фьорде, на месте погребения погибших в Г.м.с. рус. воинов, поставлен памятник» [Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976, т. 2, с. 474].
То есть «птенчикам», имеющим даже семнадцатикратный перевес, шведы умудрились и здесь по зубам так здорово наковырять, что для более чем обильного здесь оставленного количества покойничков пришлось даже помпезный памятник устанавливать! Потому-то, между прочим, в советских источниках о потерях сторон что-то уж больно скромно умалчивается: видать, поотведали от «побежденных» достаточно прилично — вот и нечем похвастаться…
Кстати, интересный момент: об участии самого Петра в этой раздутой буквально из пальца эпопеи нынешние советско-эрфэшные источники и полусловом не обмолвились.
Но вот Ключевский сообщает, что ерник князь-кесарь производит:
«…торжественное пожалование Петра в вице-адмиралы за морскую победу при Гангуте в 1714 г., где он в чине контр-адмирала командовал авангардом…» [Ключевский В.О. Статьи. Сочинения в девяти томах. Том VIII. «Мысль». М., 1990, с. 389].
Авангард же, что выше распрекрасно описано российско-советским источником, драпанул…
Потому и победителем объявлен все же Апраксин. Петра, видать, «победителя» этого самого, привесившего себе очередную блямбу на грудь за очередное свое эдакое всех и вся победительство, и на этот раз очень долго искали, чтобы сообщить ему эту радостную весть…
Вот по какой весьма тривиальной причине средства современной дезинформации порешили об участии в этой военной акции Петра, уж для русского-то оружия более чем позорной, весьма благоразумно, несколько приумолчать.
А вот и еще об одной из такого же рода пирровых побед. Тут, судя по всему, об одной из первых:
«25 апреля 1703 г. Петр вместе с Шереметевым с 25 000 войска подступил к крепости Ниеншанц… После сильной пушечной пальбы комендант полковник Опалев, человек старый и болезненный, сдал город, выговоривши себе свободный выход. Между тем шведы, не зная о взятии Ниеншанца, плыли с моря по Неве для спасения крепости. Петр выслал Меншикова с гвардией на тридцати лодках к деревне Калинкиной, а сам с остальными лодками тихо поплыл вдоль Васильевского острова под прикрытием леса…» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 645].
Зачем ему потребовалось держаться ближе к лесу?
Петр же у нас «великий воитель», за всю свою жизнь, о чем сообщают все факты проведенных его воинством сражений, ни разу и на пушечный выстрел не приблизился к неприятелю — все время вовремя сбегал. А потому и здесь — еще не начав сражения, заранее подыскивал пути к возможному отступлению…
Затем вся эта армада с 25 тысячами войск накинулась:
«…на два шведских судна с двух сторон» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 645].
То есть нападавшие навалились сотней на одного.
А вели себя петровские корсары, что и вполне для них естественно, сообразно данных их патроном инструкций:
«…убивали неприятеля, даже просившего пощады…» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 645].
Но то для птенчиков являлось в порядке вещей. Ведь они, в кои то веки, сотней кинувшись на одного, захватили:
«…два больших судна» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 645].
То есть туземные царьки захватили целых два опрометчиво попавшихся им в лапы судна белых людей! Чьи команды и истребили на радостях всех до единого. И даже тех, кто пытался у этих людоедов просить пощады.
Знали б у кого просят — не спрашивали бы. Ведь эти заплечных дел специалисты истребили в западных русских землях, в ту пору имеющих подданство иной страны, каждого второго. Не многим меньше они поубивали и среди своих сограждан: каждый второй мужчина огромной страны был уничтожен именно за счет этого отребья, не знающего пощады вообще ни к кому.
Однако ж:
«Событие это, по-видимому, незначительное, чрезвычайно ценилось в свое время: то была первая морская победа…» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 645].
Однако ж и не последняя из серии тех, о которых вспоминать уж русскому-то человеку, просто стыдно!
Но человек петровский не был русским. А потому ему и такая пиррова победа — в самый раз: им не стыдно сотней побеждать одного. Мало того, убивать даже тех, кто готов был сдаться в плен, сложив оружие…
И за эдакую-то «доблесть», то есть за полную к пленникам безпощадность, новое ерничество привесило нашему Петрушке очередную блямбу на грудь:
«…и Петр, носивший звание бомбардирского капитана, вместе с Меншиковым пожалован был от адмирала Головина орденом Андрея Первозванного» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 645].
Вот и все о так сказать «победах» на этом самом море. И, между прочим, ни одного даже какого-либо упоминания о наших мифологических, приписанных этому самому «светлому гению» якобы когда понастроенных у нас кораблях — только о примитивных однопушечных джонках-фелюгах. То есть история сообщает исключительно об имеющихся у Петра именно тех средствах передвижения на воде, которыми лишь единственными он и мог похвалиться. Но перед кем? Перед нашими самыми опытными в мире мореходами? Ведь это мы еще в древние времена отправляли свои корабли в Англию и имели у них свою факторию, а не они у нас! То есть именно нами были освоены самые студеные моря Северного Ледовитого океана.
При Петре же, судя по результатам полного отсутствия морских побед, ни о каком обладании нами и действительно боеспособным флотом никогда и намека не было. Но лишь о приключениях пиратских челнов излюбленной петровской модели: «а-ля Стенька Разин».
И очень не зря он эту свою викторию, когда девяносто девять с девятью справиться еле смогли, приравнивает к Полтаве. Эти баталии, и по сию пору все не перестающие удивлять, действительно сходны, словно дети одной матери (Полтавская «виктория» зафиксировала 17 тыс. шведов, лишенных огнестрельного оружия [у шведов закончился порох], против 80 тыс. до зубов вооруженной армады Петра). Кроме позора русскому оружию такие пирровы победы ничего не принесли и принести не могли: толпой одного мы испокон века не то чтобы не побеждали, но просто никогда на него и не набрасывались! Мы всегда осознавали свое достоинство, до сих пор не понятное чумазой и завшивленной загранице.
Петр же иначе побеждать никогда не умел, но лишь бегал: из-под Нарвы и при морских своих даже победных баталиях, и дважды из-под Гродно и Азова (подробно см.: www.proza.ru/2014/07/21/1667 www.proza.ru/2014/07/21/1654www.proza.ru/2014/07/21/1632). Так что и на море эти нам столь усиленно в красках расписанные его якобы победы оказались на поверку полным блефом: у него и флота настоящего никогда не было…
Но и после смерти Петра ни о каком у нас наличии военных кораблей не сообщается. Вот на какую странную фразу мы натыкаемся в поисках петровского флота тех времен:
«Русских галер более всего опасались англичане и датчане» [ Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 217].
То есть со стороны России, кроме в неимоверных количествах наструганных джонок, морским державам, как выясняется, опасаться было нечего.
Кстати, а припомним-ка имитацию ведения военных действий Петром на этих фелюгах при взятии казаками Азова. Ведь там им было «задействовано», в смысле имелось в наличии:
«23 галеры и 4 брандера» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988, прим. 143 к с. 90].
Так что даже и там, где флотилию эту никто перетопить не успел — Петр вовремя сбежал, ничего кроме галер в наличии не имелось.
Странно как-то все это. Ведь нам о некоем флоте Петра сызмальства пропаганда все мозги поизбуравила. А флота, что на поверку, никакого и не было…
А вот что уже через пару десятилетий после смерти Петра представлял собой этот наструганный нашим царем-шхипером джоночно-фелюжный флот:
«…Миних, занимаясь укреплением Кронштадта, докладывал, что в кронштадтской гавани лежат кучами ветхие военные суда, которые остается выкинуть и истребить как ни к чему не годные, но для этого потребуется чрезвычайное множество рабочих рук» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 910].
И при всем при этом:
«…Миних, приобретший себе историческую славу как полководец, едва ли не более русских людей признавал важность кораблестроения для величия и безопасности русского государства» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 910].
А ведь кораблей, например, к 1703 году, было изготовлено ох как еще и не малое количество. Вот что сообщает о них, например, Корнилий де Бруин, в тот момент посетивший верфи Воронежа. В то время:
«…на реке Днепре, близ Крыма, находилось четыреста больших бригантин и на р. Волга — триста…» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, с. 119].
Но и в самом Воронеже:
«Изготавливались еще и были в работе пять военных кораблей: …два о семидесяти четырех пушках и другие два — о шестидесяти или шестидесяти четырех пушках; пятый же… — о восьмидесяти шести пушках… На берегу на другой стороне реки видны были еще с двести бригантин, большая часть которых построена в Воронеже» (там же).
То есть флот построен был. И отстроен он был просто в умопомрачительнейшем количестве изготовленных к морскому вторжению судов. Ведь количественно их было более тысячи. И из них, между прочим, 60-и, 70-и и даже 80-и пушечные линкоры.
Какая боевая мощь! Какая силища!
Но, что уже на самом деле, корабли эти, десятками и сотнями клепаемые в том же Воронеже, не успев быть спущенными на воду, уже весьма благополучно сгнивали. Виной тому иноземные мастера, за большие деньги закупленные для строительства флота Петром. А ведь эти самые специалисты липовые, не владевшие секретами технологии обработки нашего леса в наших природных условиях, кстати говоря, с большим энтузиазмом скупавшие у нас эту драгоценность по демпинговым ценам, обвиняли в чрезмерно быстром гниении кораблей вовсе не себя, липовых строителей неумех, но русский лес:
«…он такого плохого качества, что ни один корабль, построенный из этого дерева, не оставался целым в продолжение 12 лет» [Фоккеродт И.Г. Россия при Петре Великом, по рукописному известию Иоганна-Готтгильфа Фоккеродта. Цит. по: Неистовый реформатор. Фонд Сергея Дубова. М., 2000, с. 52].
Понятно, если лес не подсушен, то он и действительно — боле чем плохого качества. Потому флот, с течением времени, вовсе не возрастал, но лишь ежегодно катастрофически уменьшался в количестве. Вот как этот флот, на который в течение трех десятилетий уходило до трети государственного бюджета, выглядел за год с небольшим перед смертью Петра. Свидетельствует Берхгольц в своем дневнике от 5 октября 1723 г.:
«Флот состоял из двадцати с лишком линейных кораблей, которые все, за исключением двух или трех [один из них точно иностранной постройки — А.М.], не как не старше 8 и 9 лет» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994.17, с. 154].
То есть свеженаструганные. Однако благополучно превращающиеся в хлам, как и все суда уже к тому времени благополучно догнивших его предыдущих флотилий, со скоростью пять лет на судно.
Потому-то к царствованию Елизаветы от Петра в наследство ей не перешло вообще ни одного корабля. Даже самого вроде бы стойкого из стойких. Остальные же, что выше оговорено, большей частью успевали сгнить, не успев быть и вообще спущенными на воду.
Однако ж и в самый рассвет этого нашего царя-«флотоводца» вот какой флот он имел в Петербурге, например, в 1910 г. Свидетельствует английский посол Чарльз Уитворт:
«Флот в Петербурге состоит из 12 фрегатов, 8 галер, 6 брандеров и двух бомбардирских кораблей, не считая малых судов. Из фрегатов только три пригодны для службы, остальные гнилы и едва ли выдержат плавание и того менее — сражение…» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988, с. 97].
Может, сочиняет английский посол по части готовности нашего воспетого пиетистами и одосоставителями флота «чудного гения» к морским баталиям якобы им где проведенным (но нами не обнаруженным)?
Еще 6 января 1709 г. А.В. Кикин писал Петру:
«“Здешние фрегаты и шнявы, окроме «Думкрата», «Олифанта» и «Лизетки» бомбардирского нового галиота, и также старые бомбардирские галиоты и провиантские суды гораздо гнилы по самую воду…” (МИРФ-I, № 252, с 177; то же: П и Б, т. 9, вып. 2, прим. к № 3019, с 634.)» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988., прим. 186 к с. 97].
Но уже год спустя от петровской потешной флотилии вообще мало чего остается:
«И из “мнения Крюйса о судах” (1710 г.) явствует: “Разсуждаю, что годны только «Думкрат», «Михаил Архангел», «Иван-город» и «новый бомбардир-шип», а прочие все худы…” (МИРФ-I, № 286, с. 196–197) Таким образом, по состоянию на 1710 г. сведения Ч. Уитворта вполне согласуются с приведенными К. Крюйсом» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988., прим. 186 к с. 98].
Так что уже здесь под ногами у самого Петра догнивало 8 из 12 имевшихся у него на вооружении судов. И это не считая многих сотен судов иных, догнивавших в это время в Воронеже и Архангельске, Таганроге и Олонце. То есть сгнивших много быстрее, чем их даже чисто теоретически смогли бы спустить на воду.
Однако некоторые корабли все ж Петербурга достигали:
«…в 1713 году весь флот состоял из 4 линейных кораблей, двух фрегатов и шхун» [Фоккеродт И.Г. Россия при Петре Великом, по рукописному известию Иоганна-Готтгильфа Фоккеродта. Цит. по: Неистовый реформатор. Фонд Сергея Дубова. М., 2000. , с. 53].
То есть пусть половина фрегатов за эти три года догнили, но флот пополнился четырьмя новыми уже теперь линейными кораблями. Только вот тишина о том, сколько и они у него проплавали. Ведь о боях Петра при посредстве 40–60-пушечных линкоров упоминаний вообще не имеется. Есть только сведения о пиратских набегах на беззащитные шведские провинции при посредстве трехпушечных гребных джонок типа а-ля Стенька Разин. Вот пример нападения на побережье Карелии. Там «птенчики», улучив момент:
«…сделали высадку на 12 кораблях, сожгли 3 города и 500 деревень и опустошили всю область…» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994. 90, с. 73].
А джонок этих Разинского толка Петр настругал во множестве. И даже:
«…для того утвердил в Петербурге особенную галерную верфь и отдельную галерную пристань: …туда можно было отвести до 200 галер и поставить их там на суше» [Фоккеродт И.Г. Россия при Петре Великом, по рукописному известию Иоганна-Готтгильфа Фоккеродта. Цит. по: Неистовый реформатор. Фонд Сергея Дубова. М., 2000. , с. 55].
А вообще Петр:
«…в несколько лет собрал в Петербурге до 300 галер» (там же).
Именно им Петр и обязан своим корсарским набегам не только на Карелию и Финляндию, но и на Швецию. После захвата побережья Финляндии, его корсарский флот безпрепятственно теперь мог:
«…переправляться в Швецию везде, куда хотели делать высадки, и разорять огнем и мечом внутренние места этого государства… все места, где приставали они, наполняли убийствами и пожарами» [Фоккеродт И.Г. Россия при Петре Великом, по рукописному известию Иоганна-Готтгильфа Фоккеродта. Цит. по: Неистовый реформатор. Фонд Сергея Дубова. М., 2000. , с. 56].
Так что пусть флота и связанного с его наличием побед на море у Петра и не было, но филюжно-джоночная его флотилия каверз наделала шведам ох как еще и не мало, выжигая последовательно провинцию за провинцией. И лишь бездарный мир, наконец, прекратил эту бездарную войну на истребление, бездарно ведущуюся два десятка лет.
Кстати, вот чем закончилось строительства флота в Петербурге. Побывавший в нем через несколько лет после смерти Петра француз де ла Мотрэ, сообщает:
«…в ту пору не строили уже никаких ни в Галерном адмиралтействе, ни даже в Кронштадте, хотя газеты, особенно английские официальные в Лондоне, сообщали, что (в Петербурге — Ю.Б.) строят суда сотнями. Там было 16 галер, начатых постройкой до кончины Петра I, но не завершенных…» [Обри де ла Мотрэ. Путешествие по различным провинциям и местностям герцогской и королевской Пруссии, России, Польши и т.д. Цит. по: Петербург Петра I в иностранных описаниях. Наука. Л., 1991., с. 230].
Так что одни корабли этого «чудесного флотоводца» гнили в то время недостроенными на стапелях, а другие в гавани Кронштадта, в Воронеже и т.д. Но сгнили, в конце концов, не дотянув и до царствования дочери Петра, весьма благополучно, и те, и другие, и даже третьи.
Вот что можно сказать о воспеваемом заграницей этом эдаком всех времен и народов «флотоводце» — «царе-шхипере».

[Дриада 906]

Тамара:

"Суда их изрубить"





Уже в 1719 г. Вебер, сообщая о стоянке в порту Петербурга военных судов, ни об одном торговом судне и не заикается:
«Здесь-то преимущественно и стоит царский флот, зимою и летом; но с тех пор, как флот этот заметно увеличился и возрос уже до 40 слишком ранговых кораблей, а в то же время когда шесть лет тому назад устроена была гавань и в Ревеле, то теперь большая часть кораблей находится уже в этой гавани» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, аб. 475, с. 1698].
Так что, после отстругивания новой своей флотилии с частотой 5 лет на каждую, он, под конец, все ж смекнул, что для хотя бы какого-либо чисто символического имения этих барахтающихся на волнах корытинах следовало хотя бы часть их убирать из этого гнилого места куда-нибудь в стороночку. В противном же случае, думается, вся эта его эрзац флотилия сгнивала бы много и еще быстрее, чем сгнила.
Вот что об этой затее Петра сообщает в 1748 г. Финкенштейн:
«…в порту Кронштадтском дела так скверно обстоят, что вода пресная корабли в короткое время повреждает…» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 321].
Но ведь и означенные являлись еще не всеми связанными с мореходством здесь проблемами:
«Водяной путь по Финскому заливу чрезвычайно опасен, и застраховка по нем, особенно во время Северной нынешней войны, почти невыносима» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, аб. 277, с. 1336].
То есть и само место стояния петровских кораблей, изобретенное Петром, что выясняется, было для мореплавания настолько опасным, что никто не желал выплачивать страховку по очень часто гибнущим в местных водах судам.
«С точки зрения торговли, Петербург, правда, представлял довольно ценную водную систему путей сообщения. Но Рига представляла другую, гораздо лучшую… Рига, Либава и Ревель являлись единственными точками соприкосновения России с Западом. Они находились на равном расстоянии от Москвы и от Петербурга, были менее удалены от торговых центров Германии и обладали более мягким климатом» [Валишевский К. Петр Великий. «Современные проблемы». М., 1912., с. 432–433].
И если, например:
«Р[ижский] з[алив] замерзает с декабря по апрель…» [Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976., т. 7, с. 124].
То есть навигация здесь длится восемь месяцев, то:
«…в Петербурге море освобождается только около 10 мая» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 20].
То есть навигация в Петербурге на полтора месяца короче. Так что и в данном отношении Петербург сильно проигрывает Прибалтике, на «основание» которой никаких средств не требовалось тратить вообще. Ведь порты там существуют с давних пор. И, судя по всему, нами же когда-то и были основаны. Перешли, правда, на несколько веков во владения немцев, но теперь, собственно, после двух десятилетий войны, а в конечном итоге покупке этих земель Петром, отторгнуты обратно. Зачем Петру и здесь было что-то особого мудрить?
А все дело в том, что свои эти самые «завоевания» Петр закончил самым главным позорным мероприятием в своей позорной жизни: признанием поражения даже без боя всего своего аника-воинства на реке Прут. И для спасения своей шкуры им, кроме отвоеванных вроде бы у турок Азова и Таганрога, были отданы и все остальные отторгнутые у врага земли:
«Оккупированные русской армией в ходе войны территории страны Суоми возвращались Стокгольму» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 95].
То есть без единого выстрела лишь росчерком пера целая страна отвоеванная у неприятеля потом и кровью русского налогоплательщика, в том числе плательщика рекрутской повинностью — самой кровожадной из всех иных, весьма милостиво отдавалась ему обратно!
Что, между прочим, сводило столь упорное и столь людоедское строительство на гнилых болотах Невы к нулю. Ведь поставка сюда из внутренних районов России всего жизненно необходимого для поддержания жизни в этом гнезде иноземнобесия, устроенном Петром, обходилось крайне дорого. А потому и не имело никакого смысла. И лишь приобретенная здесь под боком Финляндия способна была решить проблему с обезпечением Петербурга дешевыми продуктами питания для строящегося здесь города мегаполиса. Потеря же ее сводила все понесенные здесь колоссальнейшие жертвы на нет.
Так за что ж, в таком случае, воевал все это время Петр?
«В самом деле, эта умеренность Петра I казалась непонятною для всех… Так как Петр I решился уже раз сделать своим постоянным местопребыванием и столицею своего царства Петербург, до сих пор еще получающий большую часть необходимых потребностей из Финляндии, завоевание этой страны было царю гораздо нужнее и значительнее Ливонии…» [Фоккеродт И.Г. Россия при Петре Великом, по рукописному известию Иоганна-Готтгильфа Фоккеродта. Цит. по: Неистовый реформатор. Фонд Сергея Дубова. М., 2000, с. 57].
Однако ж взять так просто и отдать самую на тот час важную для его же города местность. А затем тужиться — отстраивать систему переправки в одностороннем порядке средств существования Петербурга через многочисленные речные протоки и болота, то есть практически пустынную местность, из внутренних провинций страны.
Но этим подарки «Преобразователя» отнюдь еще не ограничивались — побежденным требовалось выплатить и контрибуцию за понесенный моральный ущерб!
«За Ливонию и Моонзунд Россия секретным артикулом обязывалась выплатить 2 миллиона рейхсталлеров (1,5 миллиона рублей)» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 95].
Вот еще свидетельство об этом позорном мире, купленном просто астрономической суммой денег, вышибленной из российского налогоплательщика всеми виданными и уже просто доселе невиданными способами, отчего число этих налогоплательщиков уменьшилось вдвое:
«…император по заключении мира уплатил Швеции 2 000 000 рублей за Ливонию…» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, гл. 19, с. 282].
Таким образом, сумма, которую он столь страстно желал отдать побежденным десятикратно превышала сумму, отданную за свою шкуру турецкому визирю и Кегаю в качестве бакшиша (однако ж и эта позорная сумма историями историков сильно занижена в пользу «преобразователя»). То есть в сравнении с этим подарком побежденной Швеции и действительно: Петр из турецкого плену был отпущен просто задаром!
Так кто ж победил в войне России со Швецией?
Но и этим еще не заканчивались все чудеса, которыми венчалась в данной войне эта странная «победа». Петр соглашался на условия, которые позволяли бы Швеции приобретать Россию в качестве своей заморской территории — колонии. То есть сам этот «преобразователь» — «дивный гений» — совал голову своей державы в подъяремную кабалу как бы так только что «побежденной» им страны:
«Шведы также получали право безпошлинного вывоза русского хлеба на 50 000 рублей в год и на 100 000 товаров, ассортимент коих скандинавы определяли сами» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 95].
То есть хозяевами своей страны после этого пресловутого «мира», венчающего петровского толка «победу», мы уже больше не являлись…
Не являлись мы после активной деятельности «преобразователя» и владельцами мощных дубовых угодий для строительства нашего флота:
«Вековые дубовые леса в Воронежской губернии были вырублены во имя постройки каких-то двух десятков кораблей. Миллионы бревен валялись десятки лет спустя, свидетельствуя о хищнической, безсистемной вырубке лесов. Целая лесная область была превращена в степь, и в результате верховья Дона перестали быть судоходными. 35 же построенных кораблей сгнило в водах Дона (Башилов Б. История русского масонства. М., 1995)» [Воробьевский Ю. Соболева Е. Пятый ангел вострубил. Издательский дом «Российский писатель». М., 2003, с. 129–130].
Не являлись мы и хозяевами флота, которого после петровских реформ у России больше не было:
«…как-то, побывав на русском Севере, Петр усмотрел “старомодные” корабли и строжайшим указом повелел строить новые исключительно на “голландский” манер…» [Бушков А. Россия, которой не было. ОЛМА-ПРЕСС. ОАО ПФ «Красный пролетарий». М., 2005, с. 382].
То есть единовременно в кратчайший срок:
«…поломать все “неправильные” корабли и построить на их место “правильные”» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 56].
Для возможных ослушников он тут же пишет и строжайшую реляцию, где шутить со своим решением, объявляющим о разрушении русского Северного флота, не советует никому:
«…а буде кто станет делать после сего указу… тех с наказанием сослать в каторгу, и суда их изрубить» [Морозов А. Ломоносов. «Молодая гвардия». М. 1961, с. 35].
И понятно, что после этой угрозы:
«…перечить Петру никто не осмелился — и гораздо более подходящие для плавания в Ледовитом океане корабли стали ломать» [Бушков А. Россия, которой не было. ОЛМА-ПРЕСС. ОАО ПФ «Красный пролетарий». М., 2005, с. 382].
Так мы были лишены и всякой возможности сообщения с Западом через свои северные порты. И лишь по этой причине Петербург получил некоторую оттяжку времени, чтобы все же успеть сманить на свои гнилые склады русских купцов, теперь вообще потерявших всякую возможность сбыта своего невостребованного товара. Потому этой гнилой петровской затее все же удалось продержаться до того момента, когда на время оставленная без наших товаров Европа все же рискнула воспользоваться проковырянным Петром этим пресловутым «окном» в очень неудобном для нее порту, где западный ветер мог заточить их суда чуть ли ни на целую навигацию.
И только уже после введения всех вышеперечисленных мер искусственное мертворожденное детище, некое такое «Петра творенье», смогло снискать себе право на дальнейшее существование.
А ведь по тем временам наш грузооборот через Архангельск по одному только вывозу льна, не считая многих иных видов нашей отечественной продукции, пользующейся необыкновенным спросом за рубежом, своим объемом как минимум в четыре раза превосходил весь объем торговли Запада с Востоком, проходивший через Италию [Солоневич И. Народная монархия. Наша страна. Буэнос-Айрес, 1973., с. 321]! Через свои ледяные порты мы имели грузооборот в десяток раз более оживленный, нежели вся Европа в теплых лазурных водах Средиземноморья!
«…огромная торговля шла русскими товарами через Архангельск — в 1653 сумма вывоза через порт города за рубеж составляла свыше 17 млн. руб. золотом» [Платонов О. Святая Русь. Энциклопедический словарь русской цивилизации. Православное издательство «Энциклопедия русской цивилизации». М., 2000, с. 459].
Сумма названа в ценах дореволюционной России XX в. Но это всего лишь часть той бойкой торговли, которая велась в ту пору, когда берега Балтики, что самое смешное, принадлежали «врагу». То есть Швеции. Ведь:
«…часть товаров, идущих через Восточное море [Балтику — А.М.], особенно желтая медь, красная медь, железо и сталь привозится самими русскими прямо в Россию на своих ладьях из Швеции через Ладожское озеро, на котором царь владеет еще приблизительно третьей частью берега…» [Курц Б.Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Типография И.И. Чоколова, Б.-Житомирская 20. Киев, 1915, с. 122].
То есть доставляется контрабандой. Нашей, причем, отечественной: на отечественных же плавсредствах!
А поди ты поймай этих контрабандистов. Ведь уйдут они в море еще ранней весной, то есть в конце апреля – начале мая, когда вскрывается лед в Онежском и Ладожском озерах и водные массы сами несут суда в Балтику. К тому же помогает добраться в Швецию именно в это время года и дующий практически во все стороны света ветер. А когда к июню он устоится, то есть станет западным–северо-западным, каким он и бывает летом в наших широтах, можно и домой возвращаться.
В Швеции наших удальцов встретят исключительно с распростертыми объятиями: именно мы им всегда требовались для торговли, а не они нам. К тому же можно провезти практически любой запрещенный к вывозу или облагаемый огромной пошлиной товар (например, черную икру или семгу [кстати, возможно это и является причиной столь казалось бы странной нерентабельности предприятия по ее продаже иноземными откупщиками, приобретшими у Алексея Михайловича привилегию на ее ловлю и продажу]), что для любящего пфенюжку человека запада — просто Клондайк (об антирусской политике первых Романовых см.:
Так что распродадут свой товар в «корабельной стране» Швеции наши мореходы достаточно легко и с большим наваром. На обратном же пути следования никакой особой пристани нашим лихим ушкуйничкам вовсе не потребуется — товары можно сгружать практически в любом заранее избранном месте: хоть на берегу третьей части нам принадлежащей Ладоги, хоть на берегах Свири, хоть на берегах Онежского озера или его многочисленных притоков. А можно и не перегружать вообще нигде. Ведь главное пересечь границу, а там — поди еще докажи, что везешь ты через Тихвинскую систему сообщения (или систему водных сообщений Белоозера — будущую Мариинскую) для собственного басурмана царедворца моднючие настенные часики с мудреным боем не из разрешенного для торговли Архангельска, а из запретной по ту пору враждебной Швеции.
Причем, если обнаружится, что какой-то импортный товар в Архангельск завезен по каким-то причинам не был:
«…то Восточное море тотчас служит их прибежищем…» [Курц Б.Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Типография И.И. Чоколова, Б.-Житомирская 20. Киев, 1915, с. 148].
То есть они тут же доставляются в Россию контрабандой — только-то и всего.
Все это, несмотря на просто титанические усилия предшествующих Петру Романовых, так-таки и не позволяло накинуть на русского человека смирительную рубашку, подменив русских предпринимателей иностранцами. Хотя все вроде бы для того законы чисто формально были и соблюдены:
«Гости — царские комерц-советники и факторы неограниченно управляют торговлей во всем государстве… а так как однако они не в состоянии одни одолеть так далеко рассеянной торговли, то назначают во всех больших городах одного, двух или трех из живущих там знатнейших купцов, которых под видом царских факторов заставляют пользоваться, хотя не именем, но привилегиями гостей… Они безпрестанно думают о том, чтобы совсем и совершенно притеснить торговлю на Восточном море и нигде не позволить никакой свободной торговли, чтобы они могли тем лучше разыгрывать хозяина и набивать свои собственные карманы» [Курц Б.Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Типография И.И. Чоколова, Б.-Житомирская 20. Киев, 1915, с. 164].
Потому Петру, чтобы воплотить эту еще при первых Романовых лелеемую идею, требовалось на невских берегах вовсе не прорубание этого всю плешь нам проевшего пресловутого «окна в Европу». Но, наоборот, в первую очередь, крепко-накрепко прикрыть не облагаемую его налоговыми ведомствами контрабанду, упорно ведущуюся русским торговым флотом… А для того: и Неву наглухо крепостями запечатать, и флот этот русский — под каким-нибудь благовидным предлогом, например, его модернизации, уничтожить!!!
Самое же здесь, пожалуй, смешное: уничтожить тот самый флот, которого у нас якобы, до сей минуты, не было в наличии. И которым нас якобы и одарил «корабельщик» и «флотоводец» — «Великий Шхипер» — Петр.
А ведь от того и потребовалось «воевать» ему именно эти дикие заболоченные берега, а не более удобные для торговли — Ревель или Ригу. Ведь «Преобразователю» требовалось не одарить нас флотом и пристанью, как теперь считается, но, наоборот, отобрать у русского человека: как корабельную пристань, так и сам флот.
Что он, весьма благополучно, и преуспел в своих «деяниях».
Но страна по тем временам была еще слишком богата. И ему в ту пору ох как еще и было — что обкладывать налогами:
«“Россия, — писал в самом начале XVII в. француз Маржерет, — весьма богатая страна, так как из нее совсем не вывозят денег, но они ввозятся туда ежегодно в большом количестве, так как все расчеты они производят товарами, которые имеют во множестве…”» [Платонов О. Святая Русь. Энциклопедический словарь русской цивилизации. Православное издательство «Энциклопедия русской цивилизации». М., 2000, с. 459].
В допетровской Руси все стоило копейки: поросенок 5–6, курица — 3, парочка молодых кур в мае — 2, заяц — 3–4, рябчик — 1, пуд вяленого шпика — 40, 15 яиц (в июле в Твери) — 1 копейку, 100 раков — 3, 130 огурцов — 1, 10 кружек пива — 1 [Курц Б.Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Типография И.И. Чоколова, Б.-Житомирская 20. Киев, 1915, с. 176–178].
Понятно дело, при торговле оптом цены были и еще много ниже.
Но имелся ли у нас под стать солидному качеству и количеству товаров соответственного образца торговый и рыболовецкий флот? Может быть, выше указанные Кильбургером русские суда, ежегодно отправлявшиеся для торговли в Швецию, представляли собой лишь невразумительные суденышки — что-то вроде затем в этих же водах столь прославившихся в веках петровских плоскодонных джонок типа «а-ля Стенька Разин»?
Корабли, что выясняется, в допетровской России не просто имелись. Но в совокупности представляли собою нигде в мире не встречаемую своими размерами и технической усовершенствованностью флотилию, буквально, всех времен и народов.
По Волге, например, у нас ходили бусы, величиною своею и благоустроенностью не имеющие аналогов за рубежом:
«…бус был огромным судном с водоизмещением до 2 000 тонн… Для сравнения — ни одна из каравелл, на которых Колумб доплыл до Америки, не имела водоизмещения больше 270 тонн» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 56–57].
То есть наши всего-то еще речные суда были размерами своими в восемь раз больше их судов океанских! Причем, и само их подражательное название каравеллами, то есть попытка приравнять эти несчастные мелкие посудины к нашим гигантским кораблям, уже само является доказательством величия былого русского флота, на памяти местных мавров столько раз приносящего им удары по зубам именно с моря.
Но и про бусы, еще только речные наши суда, упоминаний просто масса. Вот что сообщает о плавательных средствах, с помощью которых поставляли грузы по нашей Волге, например, Ахмед ибн Али ал-Калкашанди (1355–1418):
«Говорится в “Масалик ал-абсар”: по ней плавают большие корабли и едут путешественники к русам и славянам» [Шихаб ад-дин Абу-л-Аббас Ахмед ибн Али ал-Калкашанди (1355–1418). Светоч для подслеповатого в искусстве писца. Цит. по: Географическое описание Золотой Орды в энциклопедии ал-Калкашанди // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. Вы, с. 80–81].
То есть по Волге ходят наши гигантские корабли, своими размерами просто недосягаемые для сухопутных грабителей, а басурманы едут к нам торговать исключительно по пешеходью, о чем и проговариваются.
Но ведь даже рыболовецкая шхуна поморов, в 500 т водоизмещением и высотой с пятиэтажный дом, на фоне фелюг культуртрегеров, что в 270 т, выглядит более чем солидно. То есть завоеватели Америки каравеллами, куда запихивали толпы вооруженных до зубов конкистадоров, называли, как получается, лишь утлые лодчонки, вдвое меньшие кораблей нашей чисто рыболовецкой флотилии (и контрабандной, между прочим)!
Но может быть, сотню-другую лет после открытия Америки, суда европейцев все же несколько подросли в своих размерах?
Но и это не так. Для торговли хлебом голландцы, например, что следует из отчета Альберта Бурха и Иогана фан Фелдтриля о посольстве их в Россию в 1630 и 1631 гг., собирались выстроить:
«…160 кораблей вместимостью в 120 ластов (Голландский ласт равен 2 т), чтобы перевозить оттуда [из России —С.] хлеб…» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, CCXXVIII].
То есть для серьезной перевозки грузов самая мореплавательная страна Запада выставляла, в сравнении хотя бы в тех же широтах бороздящих просторы океана поморских лодей и кочей, самые настоящие фелюги, более чем вдвое меньшие их своим водоизмещением: 240 тонн против наших 500. А уж гигантские бусы, также, между прочим, уничтоженные Петром, в сравнении с ними просто исполины!
Вот, по свидетельству Перри, каковы были они:
«…некоторые из этих судов были даже до 1 000 тонн, и служили ему [Строгонову — С.] для перевозки по реке Волге ржи, соли, рыбы…» [Перри Д. Состояние России при нынешнем царе. Цит. по: Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. № 2. М., 1871, 52].
Однако ж десятилетием ранее Перри на наших реках побывал другой иностранец — голштинец Избрант Идес. В пору его путешествия, то есть еще тогда, когда Петр за свое кораблестроение, а если точнее, за кораблеломание, не принялся, вот каких размеров суда хаживали по нашим рекам. Соль из Соликамска по Каме отправляют:
«…в громадных, специально для этой цели построенных ладьях или речных судах. Каждое из них берет от 800 до 1 000 ластов [1 голландский ласт равен 2 т], т.е. от 100 тыс. до 120 тыс. пудов. Кроме того, на них имеются всякие строения: кухня, баня и другие, — да на каждом судне насчитывается от 700 до 800 рабочих [матросов — С.]» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, гл. 1, с. 59].
Их размеры следует исчислять по неким таким «дощаникам», то есть невзрачным якобы неказистым суденышкам, которые возили товары, до уничтожения наших плавательных средств тем же Петром, по Сухоне и Северной Двине:
«Длина дощаника колебалась от 9 до 40, а иногда и более сажен» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, с. 168].
То есть что-то порядка 85 метров (а иногда и более). И вот что писал о них француз Жан Соваж Дьеппский, в 1586 г. посетивший Архангельск:
«И поверьте, что я видел, в течение двух месяцев, которые мы пробыли, более двухсот пятидесяти больших габар, вышедших из реки, и все они были нагружены рожью, солью, кожами, воском, льном и другими товарами» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 231].
Однако ж не только по Сухоне и Двине ходили эти самые им упоминаемые русские грузовые суда «габары»:
«Item, надобно габарам, совершающим плавание по морю, возвращаться в конце августа, а в половине сентября последний срок, ибо море застывает, и все покрывается льдом…» (там же).
То есть у нас существовали в больших количествах какие-то грузовые суда, которые не только в Архангельск доставляли грузы из Вологды, но ходили и за моря. И привозили товары уже откуда-то оттуда, успевая вернуться домой до середины сентября.
А размерами своими они доходили, что выше озвучено, 85 м в длину и более. Мало того, их оснастка позволяла идти в том числе и против ветра. Потому как даже о наших самых больших в мире судах, бусах, сообщается, что:
«При помощи паруса при попутном ветре они могут двигаться против течения…» [Избрант Идес и Адам Бранд. Записки о русском посольстве в Китай (1692–1695). Цит. по: Избрант Идес и Адам Бранд. Записки о посольстве в Китай. Глав. Ред. Вост. Лит. М., 1967. Гл. 1, с. 59].

[Дриада 906]

Тамара:

Русский флот в эпоху раннего средневековья

Кстати, это движение наших кораблей против течения зафиксировали и арабские писатели, причем, еще раннего средневековья. Ибн ал-Асир:
«В этом, 332 [943/4], году отряд русов вышел к морю и направился в некоторые стороны Азербайджана. Сев на корабли в море, они поднялись по реке Курр — это большая река — и дошли до города Барда'и. И вышел к ним наиб Марзбана в Барда'е во главе многих дейлемитов и добровольцев… И они встретились с русами. И не прошло часа, как мусульмане обратились в бегство перед ними и все дейлемиты были перебиты. И погнались за ними русы до города, и убежали те, у кого были верховые животные, и покинули город, который заняли русы… И пришли мусульманские войска со всех сторон, и русы вступили с ними в сражение, но мусульмане не в силах были противостоять им» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, кн. 8, с. 97].
Моисей Каганкатваци добавляет:
«Не было возможности сопротивляться им. Они предали город лезвию меча и завладели всем имуществом жителей (Моисей Каганкатваци, История Агван. Перевод К. Патканьяна, стр. 275–276)» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 72].
И чтобы хоть приблизительно оценить количество перевезенных против течения Куры русскими кораблями морских пехотинцев раннего средневековья, следует взять из повествования ал-Асира и еще очередную фразу из рассматриваемого им военного противостояния:
«После того… собрал Марзбан ибн-Мухаммед людей, и предложил им выступить в поход. И дошло число собравшихся у него войск до тридцати тысяч, и выступил он во главе их, но не был в состоянии противостоять русам. Он сражался с ними по утрам и по вечерам, но всегда возвращался разбитым. Так продолжалось много дней [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006.41, кн. 8, с. 98].
Якут уточняет это много дней:
«И они (Русы)… в течение года владели Бердаа (Якут, Большой Словарь, изд. Вюстенфельда, т. II, стр. 834)» [ Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006.79, с. 71].
Вот такие вот массы морской пехоты, способные противостоять сухопутным войскам противника, пришедшим на выручку одного из крупнейших своих городов не только со всех сторон, но затем и еще усиленного новым собранным врагом воинством, уже тридцатитысячным, причем, судя по возможности ежедневно иметь поражения, пополняющегося все новыми ордами, способны были еще в 943–944 гг. перевозить наши корабли против течения даже не равнинных, но именно горных рек. То есть количества воинов, способного разбить сначала где-то 15-тысячное, затем 20-тысячное, а затем еще и 30-тысячное воинства врага, которое так все и продолжало быть ежедневно пополняемо. То есть общей сумме разбитых теми руссами врагов было что-то порядка сотни тысяч.
А поднимать наше столь победоносное и уж вовсе не маленькое числом воинство приходилось, повторимся, в акватории реки все-таки горной. В данном случае Куры — равнинной никем никогда не признанной.
Но вот в чем заключается особенность тех наших древних конструкций плавательных средств, позволяющих руссам тех еще очень отдаленных от нас времен держать в страхе даже такие весьма отдаленные от наших исконных земель области, как города Азербайджана, которые повторно покорять придет сюда всеизвестный нам Стенька Разин лишь через 700 лет после описываемых ал-Асиром событий. Причем, придет сюда, как внушает нам лжеистория, на каких-то весьма примитивных речных посудинах — челнах.
Мало того, вместо нас мореходами признаны арабы. И истории историков внушают нам, что именно они якобы всегда и являлись некими такими морскими путешественниками.
Но все это ложь. Что следует лишь из продолжения нами начатого рассказа араба ал-Асира:
«Затем они (русы) выступили ночью из замка и понесли на своих спинах сколько пожелали денег и другого имущества, направились они к Курру» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, кн. 8, с. 99].
«Там стояли наготове суда, на которых они приехали из своей страны; на судах матросы и 300 человек Русов» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 70].
«…и сели на свои корабли и ушли, и так как войска Марзбана не в силах были преследовать их и отнять что было с ними, они их оставили и бог очистил страну от них» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, кн. 8, с. 99].
То есть властвовавшие в те времена в Азербайджане арабы, что на поверку нами обнаруживается, являлись варварами чисто сухопутными, не имеющими на Каспии для отпора неприятеля даже каких-либо самых жалких посудин, способных прийти на выручку не то что по первому зову, но и вообще когда-либо прийти. Потому-то и были не в силах противостоять белым людям, имеющим на своем вооружении сверхоружие настоящей цивилизации — морские корабли.
Правда, и через 700 лет после описываемых событий ватаге Стеньки Разина, пришедшей сюда на морских судах, противостоять было не чем — местные сардары так все еще и оставались в том примитивизме, о котором пишут ал-Асир и Якут, Каганкатваци и ибн Мискавейх, сообщая про события 943–944 гг.: они являлись варварами чисто сухопутными.
Такими же сухопутными варварами, что уже теперь для нас в полное удивление, так как их пропаганда нам давно все уши пробуравила про неких таких «великих викингов», в сравнении со славянами, в древние времена являлись и скандинавы. Потому как вот что сообщается о славянских флотилиях в эпоху Юлия Цезаря. Генрих Штаден (XVI в.):
«…на третий год покорения Галлии винетяне явились с флотом к берегам Бретани на помощь жителям. О них цесарь говорит следующее: “Власть винетян распространяется далеко на все приморские места тех стран, потому что больше всех имеют кораблей, на которых обыкновенно плавают в Британию; но и наукою мореплавания и опытностию мореходною превосходят другие народы; и на обширном и бурном море, кроме нескольких гаваней, ими владеемых, все почти племена, пускающиеся в это море (живущие при этом), дают им дань”.
…Он подробно ниже описывает их корабли, которые он ставит несравненно выше римских; они были и больше, и приспособлены к большим морям; притом же отдает преимущество и их морскому искусству перед римскими матросами. Известно, что римские суда были больше финикийских и карфагенских, а суда винетян, по сравнению Юлия, гораздо больше римских. Притом же они были так устроены, что, как говорит Цесарь, железные клевы, приделанные к римским, не могли им вредить, как карфагенским в Пуническую войну» [Генрих Штаден. О Москве Ивана Грозного. М. и С. Собашниковы. 1925, с. 617].
То есть не только на Каспии наши флотилии безнаказанно громили чисто сухопутных папуасцев, именуемых арабами, но все то же следует сказать и о просторах северных морей, где такие же папуасцы, те же немцы или датчане, сухопутные жители морского побережья, платили даже дань нашему морскому народу. И это говорит, между прочим, вовсе не союзник России, но австрийский шпион, некоторое время находящийся на службе у Ивана Грозного, — ненавистник Русской государственности и русского народа, впоследствии, по возвращении домой, написавший целую серию злобных обвиняющих Русского Царя и его страну пышущих желчью и предвзятостью сочинений. То есть даже враг не может отрицать наше полное в германских водах господство. И, главное, когда еще? В эпоху Юлия Цезаря…
Все тоже следует сказать и об акватории Волги, всегда нами называемой исключительно русской рекой. Что говорит и о том, что располагавшиеся на ее берегах варвары хозяевами его берегов, вследствие лишь исключительно русского по ней судоходства, себя никогда не чувствовали. И даже в эпоху якобы завоевания нас татарами, чей главный город, Сарай, находился на берегах этой русской реки. Вот что о принадлежности реки Волги аккурат во времена татарского якобы на нас вторжения сообщает араб аз-Захир (XIII в.):
«Это река пресноводная, шириною в реку Нил; по ней (ходят) суда Русских, а на берегу ее местопребывание царя Берке» [Ибн Абд аз-Захир. Жизнеописание аль-Малик аз-Захира. Цит. по: Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, том I. Извлечения из сочинений арабских. СПб., 1884.] (с. 64).
То есть татары могли себе позволить лишь «пребывать», то есть лишь находиться на берегу этой реки в охраняемой огромным воинством от наших набегов резиденции, но уж никак не властвовать над проходящими по Волге судами!
Вот еще пример. На этот раз уже на другом конце владения арабов — в Испании:
«Приходили из этого моря (‘Укийанус, т. е. Океана или, по-другому, Окружающего моря — Атлантики) огромные корабли, которые жители Андалусии называли каракир, а это корабли большие, с четырехугольными парусами, которые могли обращаться и в переднюю сторону, и в заднюю. На них плавали ватаги людей под названием ал-маджус, народ сильный, доблестный и искусный в мореплавании» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 201].
И вот что это за народ такой мореходный, столь отличающийся от не имеющих возможности ему противостоять сухопутных арабов:
«“ал-маджус, которых именуют ар-рус” (BGA. Т. VII. Р. 354)» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006] (прим. 2 к с. 191).
И на своих гигантских этих кораблях они не просто на города мусульманские нападали, пытаясь вернуть обратно отвоеванные полчищами басурман свои былые владения в Андалузии и Португалии, но именно оказывали им вооруженное противостояние. И такое серьезное, о котором арабы помнят сквозь века, сообщая о нем в своих трактатах. Абу-л-Фида`, например, пишет:
«В этом году (я имею в виду год 230 (844/45)) вышли маджусы из самых отдаленных областей Андалусии по морю к стране мусульман» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 197].
«Утром в понедельник 12-го мухаррама они встретились в сражении, мусульмане бежали, и очень многие из них погибли… Потом [маджусы] повели свои корабли дальше, пока не остановились внутри города Севилья, и бросились со своих кораблей в битву с мусульманами. Утром в среду 14-го мухаррама, и [это же] 1 октября, мусульмане бежали, а погибло и было взято в плен столько мусульман, что и не описать. Меч не переставал разить все живое, что только попадалось ему: мужчин, женщин, детей, верховых животных, скот, птицу — все, что находилось в пределах досягаемости их мечей и стрел. Они вошли в центральную часть Севильи и пробыли там остаток дня и ночь… Маджусы облегчили свои корабли и пошли в Сидонию, захватили еду и взяли пленных… После этого маджусы… перебрались в Лиссабон и двинулись [оттуда] в поход, и после этого вестей о них не поступало» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 194–195].
Вот как это постигшее мусульманский запад нашествие славян описывает арабский писатель X в. Ибн ал-Кутиййа:
«…люди в испуге бежали в Кордову и соседние с ней округа. Вазиры вышли вместе с жителями Кордовы и соседних с ней округов, а население Пограничья (имеется в виду область, соседняя с Андалусией. — Т. К.) спаслось бегством, как только маджусы стали продвигаться, занимая первые же территории Запада и захватив равнину Лиссабона. А вазиры и те, кто были с ними, оставались в Кармоне и не могли поднять людей на борьбу из-за большой силы [врагов]» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 192].
Чего бы им так перепугаться, имея в своем распоряжении население Пиренейского полуострова, если бы к ним пожаловала сотня-другая разбойников на челнах типа а-ля-Стенька Разин, то есть типа джонок нашего «преобразователя»?
А «челнов» этих самых, наведших страх на нынешние Испанию вкупе с Португалией, было вот какое число. Ибн ал-’Изари (2-я половина XIII — начало XIV в.):
«Вторжение маджусов в Севилью в году 230 (844/45). Вышли маджусы на примерно 80 кораблях, как будто заполонили море черные птицы, так и наполнились сердца горем и скорбью. Высадились у Лиссабона, затем подошли к Кадису, к Сидонии, потом подступили к Севилье, заняли ее силой, истребляя и пленяя жителей» [ Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 198].
И войну с этими несколькими десятками кораблей вело после этого целое государство, расположенное на нынешних землях Испании и Португалии. Причем, война велась с переменным успехом. Какова могла быть численность этого высадившегося в ту пору на берега Пиренеев русского десанта?
Ну, как минимум, прибывших сюда русов, пытающихся вернуть обратно отобранные у них территории славянских стран, Андалузии и Лузитании, должно было быть никак не менее 40–60 тысяч человек. В противном случае никакой войны им здесь организовать не удалось бы. То есть сами суда были ничуть не менее своими размерами, чем каспийские бусы.
Но случаи тревоги при нападении наших флотилий в Андалузии были явлением отнюдь не единичным. Абу-л-Касым ибн Хаукль (X в.):
«Иногда заходят в некоторые обитаемые [области] Андалуса корабли руссов… и злобствуют в ее областях…» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 100].
И вот по какой причине «злобствуют». Абу-л-Касым ибн Хаукль (XII в.) поясняет враждебные действия мусульман против славян, в домусульманские времена проживающих по всему белому континенту, который арабы именовали Ал-Рус. Собственно, мусульманство, подстрекаемое иудаизмом, и имело своей целью борьбу с белым населением Европы. О чем ибн Хаукль и сообщает:
«Часть их страны по длине берут в плен хорасанцы и смежные [народы], а северную часть полонят андалусийцы, со стороны Галисии, [страны] франков и Ломбардии» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 91].
И вот как эти нелюди уродовали попавших к ним в лапы пленников:
«…кто прибывает в Андалусию, тех неподалеку кастрируют, и поступают так с ними торговцы-иудеи» (там же).
Ну, кому такое понравится?
Именно по данной причине:
«Часто заходят в некоторые населенные [области] Андалусии корабли русов… и злобствуют в ее областях» (там же).
То есть явление нападений наших флотилий на присвоивших земли славян мусульман Пиренейского полуострова, вместе с иудеями уродующих попавших к ним в лапы людей, представляло собою отнюдь не единичные случаи. И целью этих нападений был вовсе не грабеж, что пытаются нам доказать лжеисторики вкупе с самими мусульманами, но спасение наших братьев, попавших в неволю к этим нелюдям.
И вот, в конце концов, чем закончилась вышеозначенная эпопея 844 г. Ибн-ал-Кутиййа свидетельствует:
«Они отошли от Севильи и направились к Накуру... Затем они чинили насилия над всеми обитателями побережья, пока не добрались до страны ар-Рум (Византии или Италии). В том путешествии они достигли Александрии и пребывали в этом [положении] четырнадцать лет» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 193].
То есть четырнадцать лет владели Александрией. А ведь этот город являлся в те времена единственным портом целого континента — Африки. Какой силой требовалось обладать для этого?
Причем, нападения такие на страны Пиренейского полуострова отмечаются отнюдь не единожды. Аз-Зухри:
«Набеги их происходили каждые 6 или 7 лет, не меньше чем на 40 кораблях, а иногда и на 100. Они истребляли всех, кто встречался на море, грабили и брали в плен. Та башня, которая [впоследствии] разрушилась, была им известна, при входе в Гибралтар (аз-Зукак). Они входили, [ориентируясь] по ней, в то малое море (ал-бахр ас-сагир — Средиземное) и проходили до окраин Сирии (аш-Шам). Со временем разрушился этот маяк, и не входили уже больше те караки-ры, кроме двух, разбившихся, один — у пристани маджусов (Марса ал-Маджус) а другой — у мыса ал-Агарр (Тараф ал-Агарр— Трафальгар?). Было это в году 545 (1150/51). Не приходили они после этого, не мешали движению на море, и не появлялись более ал- маджус по причине отсутствия маяка» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 201].
Воевать же им приходилось против просто несметных воинств врага, собираемых со всего Пиренейского полуострова. А потому корабли эти, которые столь шокировали мусульман своими размерами, никак не могли не быть нашими бусами, 800-стами годами позднее бороздящими просторы русских равнинных рек. В противном случае, если бы описываемые наши плавсредства были что-то типа а-ля-Стенька Разин — Пьетро и К;, ни о каких здесь войнах и разговору бы не было. Нескольким тысячам корсаров страх на население огромнейших и населеннейших областей Европы ну уж никак было бы не навести. И не удерживать в течение 14 лет ключевую базу Африки. Мало того, что сообщается, каких-то портов (если не всей страны) в Сирии. Причем, судя по значимости лишь к 1151 г. разрушившегося на берегу Гибралтара маяка, следует все же отметить, что именно мы и обязаны были все это время охранять этот маяк от разрушения. То есть, иными словами, мы в те времена не могли не иметь свою базу аж в Гибралтаре. Вот какое значение в те еще времена имел наш русский флот, затем пущенный на дрова Петром…
Стенька же, судя по чуть ранее проскочившему сообщению арабов о вторжении русов на берега Куры, ох как еще и не на приписываемых ему челнах сюда заявился. Потому-то и разнес здесь всех и вся вклочья, не имея привычки спрашивать на то дозволения у местных сардаров.
Но не только арабы удивляются нашему искусству кораблестроения:
«В Житии Георгия Амастридского, составленном между 825 и 842 гг., отмечено, что варварский народ рос напал на город Амастрида на малоазиатском побережье Черного моря, появившись от озера Пропонтида… Ранний поход росов на Константинополь был зафиксирован русским Житием Стефана Сурожского (XV в.), в основе которого лежал древний византийский источник, где рассказывалось, что в первой половине IX в. росами был совершен из Новгорода поход на город Сурож — византийскую Сугдею в Крыму» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 202].
Но и двадцатилетие спустя по каким-то от нас оставшимся в тени причинам Византию все так и продолжал тревожить русский ВМФ:
«…в 864 году 200 вооруженных судов русских были под Царьградом» [Классен Е. И. Древнейшая история славян и славяно-русов до рюриковского времени. «Белые альвы». М., 2008, с. 56].
Так сколько же на каждом из них имелось славянских воинов, чтобы мировая держава тех времен переполошилась не на шутку?
Ну, как минимум, обязано было быть никак не менее чем по пятисот на судне — в противном случае мировой державе нечего было опасаться в этот злополучный для нее момент своего северного соседа, пришедшего его за что-то, оставшееся за кадром истории, сурово наказать.
А вот что сообщает лангобардский писатель раннего средневековья Павел Диакон о вторжении русского флота в Италию и в еще более раннюю эпоху — в 641 г.:
«Когда Айо уже правил герцогством в течение года и пяти месяцев, на великом множестве кораблей пришли славяне и разбили свой лагерь недалеко от города Сипонта (Сипонто). Они устроили вокруг лагеря скрытые ловушки, и когда Айо… выступил против них и попытался разбить, то его лошадь попала в одну из таких ловушек. Славяне набросились на него, и он был убит вместе со многими другими» (Павел Диакон. История лангобардов. Книга 4. Перевод — Раков. Д. Н. 2004. Цит. по: Paul the Deacon. History of the Langobards (Historia Langobardorum). University of Pensilvania, 1974. гл. 44).
То есть наше военное искусство еще в так называемую эпоху «переселения народов» наголову превосходило врага. Что описывает один из первых писателей раннего средневековья — Павел Диакон. Таким же был и флот, который, что теперь выясняется, существовал у нас еще более чем за тысячелетие до появления в России заграничного флота Петра.
Причем, у нас есть все основания, чтобы отводить возникновение русского флота еще к допотопной эпохе. Ведь Ноя, что следует из церковнославянского словаря протоиерея Григория Дьяченко, звали Ксисутрус: си суть Русь…

[Дриада 906]

Тамара: 

Русская стихия

Но вот чем отличаются наши те еще древнего исполнения средства морского сообщения от сегодня общепризнанных якобы самыми передовыми и современными — европейских. О наших кораблях на Волге повествует в своем рассказе Избрант Идес (1695 г.) следующее:
«Суда… построены без железных гвоздей или железа вообще, а только из дерева» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, гл. 1, с. 59].
Но и плавательные средства Сухоны построены практически таким же образом. Свидетельствует англичанин Энтони Дженкинсон (1557 г.):
«Насады крепятся только деревянными гвоздями, а железа нисколько не употребляют» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 122].
А вот какие корабли бороздили наши северные морские и речные просторы:
«Кочами назывались в Сибири палубные судна с веслами и парусами, приспособленные для хождения по морю… деревянными были в них гвозди и другие судовые скрепления» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, прим. 1 к с. 188].
Ими же пользовались для своих плаваний по студеным водам Северного Ледовитого океана и поморы.
А вот что сообщается о судах Новгородчины и Московии. Причем, Павел Алеппский (середина XVII в.) приводит и достаточно отличающуюся от всех иных конструкций подобного типа технологию их изготовления:
«Всего удивительнее вот что: как суда московитов все делаются совершенно без железных гвоздей, но целиком из дерева (сплоченного) деревом, так и в этой земле суда не сбиты деревянными гвоздями, а сшиты веревками из липовой коры, как шьют шелковые и иные одежды — искусство, поражающее ум изумлением» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, гл. 4, с. 70].
Причем, имеется вариант использования для данных целей и коры сосны:
«В этих местностях растет сосна… из ее коры русские делают веревки для своих лодок толщиной с человеческую руку» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 239].
То есть секрет такого рода судостроительства, когда железо при сборке кораблей не использовалось вообще, искони являлся нашим, потому ну никак не мог принадлежать каким-то варварам скандинавам. А ведь недавно они, обнаружив сшитое исключительно из дерева судно у себя, произвели попытку приписать это древнерусское плавсредство своему «отечественному гению». Но нам, разобрав лишь некоторые из сохранившихся известий о себе, становится понятным, что лишь мы и имели возможность эти наши лучшие во всем мире корабли, не потопляемые никакими бурями (Они прогибаются, что обнаружили изготовившие сегодня такое судно шведы, при воздействии на них волн) доводить до столь и теперь шокирующих размеров. Мало того, их оснастка позволяла таким громадинам идти под парусом даже против мощного течения рек.
Иные же из них, применяемые для перевозки грузов, по тем временам являлись никем не превзойденными гигантами. Так что даже речные наши суда, что выясняется, и по свидетельствам даже иностранцев, нас и в грош обычно не ставящих, были в восемь раз б;льшими, чем морские линейные корабли покорителей Америки.
Кстати, указанная голштинцем команда в 800 человек аккурат и подходит для нашего могучего корабля, имеющего, что и понятно без каких-либо дополнений, вовсе не одну единственную мачту, что к сегодняшнему дню лжеисториками нам усиленно вправлено в подсознание, но, как и положено все же серьезным океанским кораблям, а не утлым лодчонкам, три. Мало того, наши корабли, чтобы подниматься против течения могучей реки Волги, а ходили бусы из Казани в Нижний Новгород, ну уж никак не могли не иметь и всю соответствующую для такового движения оснастку.
О чем и сообщает в своих мемуарах о России тех лет шотландский врач Джон Белл:
«Из Астрахани отправились мы 5 числа августа, на пяти судах, из которых три были плоскодонные, и груза имели сто пятьдесят бочек, каждое о трех мачтах и о десяти пушках; прочие два судна были простые барки» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, с. 157].
То есть вовсе не одну, как нам сегодня внушают, но, как и положено для серьезного корабля, три мачты имели эти наши гигантские суда, продукт русского инженерного гения. Суда, безжалостно уничтоженные Петром. И, что и без слов понятно, лишь такую усовершенствованную оснастку, которая единственная и могла позволить управлять таким могучим кораблем. Суда же эти ходили по Каспию, о чем еще в 1657 году упоминает итальянец Вимена да Ченеда. Он писал, что Алексей Михайлович:
«…содержит на Каспийском море некоторое число судов для доставления товаров в Персию из Астраханского порта» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 432].
Судами же этими и были гигантских размеров морские бусы:
«От города Астрахани плавают на русских бусах…» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 70].
Причем, в сам порт они, по причине мелководья, не входили, но стояли на рейде. Вот как описывает механизм их загрузки товарами русский купец Федор Афанасьевич Котов, в 1623 г. предпринявший путешествие в Персию. Слева от острова Четырех бугров стоят:
«…бусы, которые не заходят в устье Волги и под Астрахань, а стоят в море и из устья едва видны. Товары же с бус в Астрахань и из Астрахани на бусы перевозят на судах (Сандалы (шандалы) — небольшие одномачтовые парусные суда) и повозках. Отсюда бусы плывут за море…» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 69].
То есть уже эти бусы, морские, судя по их глубокой осадке, были и еще б;льшими, чем речные.
А потому и десанта такой корабль сможет загрузить на своем борту никак не менее пары-тройки тысяч человек. Потому-то варварский этот Цареград так сильно и перепугался, увидев 200 судов, заполненных русскими воинами под завязку. Так что Константинополю было от чего перепугаться.
А сколько конкистадоров могла вместить самая большая из каравелл Колумба — сотню или полторы?
Так что и здесь огромность наших морских судов, и даже речных плоскодонных, в сравнении с их судами океанскими, — просто шокирует. Потому вновь выясняется более чем ощутимое опережение русским человеком всей этой заграницы по тоннажу имеющихся у нас в наличии плавсредств. О чем говорят и документы еще эпохи Федора Ивановича, сына Ивана Грозного:
«Июля 29-го Васильчиков, отправляясь на судах, именуемых бусами, с персидским послом… ехал к гилянскому пристанищу в город Лянгур… (Сведения нашего автора о передвижении посольства Васильчикова подтверждаются документами, опубликованными в ЦГАДА и опубликованными П.П. Бушевым [426, с. 78–84])» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, 1589 г., л. 21, с. 33].
Так что еще за сто лет до Петра у нас бытовали и морские бусы, бороздящие просторы Каспия.
И вот что это было за море. Ибн Хордадбех:
«Окружность этого моря 500 ф [арсахов] [Данные Ибн Хордадбеха, представляющего Каспийское море (в данном отрывке это море называется Джурджанским) в виде круга диаметром 500 фарсахов, намного превосходит современные его измерения (300х1200 км) — прим. 147]» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006] (с. 125).
«1 фарсах = 3 милям = 6 км…» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006] (прим. 3 к с. 55).
То есть море это было и действительно гигантским — 3 000 км по периметру! Так что очень не зря оно частенько именуется Великим (см.: Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994). Потому и суда по нему никак не могли ходить великими же — под стать океанским. То есть строительство наших бусов имело традиции, уходящие вглубь веков. Море это обмелело до нынешнего уровня, судя по всему, где-то к XIII веку. Вода же туда перестала поступать со стороны переполняющегося многоводными в ту пору Амударьей и Сырдарьей Аральского моря лишь ко времени вступления на престол Петра.
Правда, здесь следует все же отметить, что период нашего отставания от заграницы в технических средствах все же был. И обязаны мы такому с нами происшествию ни кому иному, как самому Петру I — реформатору. Ведь именно он уничтожил наш торговый флот. А потому, после его смерти, пытаясь выстроить суда уже по-новому способу, то есть по заграничному, с применением гвоздей и всех именно у них имеющихся технических средств, вот какие неуклюжие корытины, вместо наших бусов, появляются на российских реках. Корберон (1776 г.):
«Пиктэ объехал и исследовал берега Волги, по которой ходят громадные барки, перевозящие соль, руды и проч. Эти барки снабжены многочисленным, потому дорого стоящим экипажем; но экипаж этот необходим, так как барки приходится часть пути тянуть канатом, что замедляет путь и увеличивает состав экипажа. Надо бы было, вдоль берегов реки, проложить дороги, идя по которым, барки могли бы тянуть быки или лошади. В то же время надо бы было расставить по берегам отряды войск, обезопасить перевозку от разбойников. Благодаря таким мерам товары стали бы дешевле… Но правительство не хочет обращать внимания на эти выгоды…» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 57].
То есть описанные барки являются вовсе не частными, но именно государственными. Государственный же карман, судя по описанному способу доставки грузов, во времена временщиков, был таким же безразмерным, как и во времена коммунистических ударных строек. Потому никто об удешевлении процесса доставки грузов заботиться в то время не желал.
Но как же так случилось, что еще полвека назад транспортируемая Строгановыми соль вдруг стала теперь всецело зависеть от поставки ее государством? Причем, с немалым для себя при этом убытком?
Так ведь переломали, судя по всему еще при Петре, наши гениальнейшие своими размерами и техническими усовершенствованиями бусы и на их место наклепали несуразные своими заграничными «усовершенствованиями» неуклюжие корытины, именуемые теперь барками. Заграница же при таком виде транспортировки строила вдоль рек дороги и по ним с помощью впряженных животных поднимала суда вверх по течению.
Здесь же, на Волге, это являлось технически неисполнимым, так как бандитские шайки, что русских казаков, что татар или башкирцев, такому подъему судов воспрепятствовали бы. Потому, вместо чтоб идти против течения Волги на веслах и парусах, защищаясь от степных разбойников пушками и рекой, стали тянуть судно на собственном горбу. Причем, даже не на горбу бурлаков, но на горбу солдат, ежеминутно готовых бросить трос и взяться за ружье или пушку. От тех времен, судя по всему, и достался нам слух про некое такое бурлачество, хоть сам Корберон многочисленный экипаж судна бурлаками и не называет. И совершенно справедливо. Ведь они не только перетаскивали эти баржи через участки, где впрячь лошадей или быков, возможно, из-за болотистости почвы было бы не столь эффективно, но и были как в качестве вооруженных охранников судна, так и в качестве членов экипажа, поднимающих и опускающих паруса, или в качестве гребцов.
Понятно дело, как перешли эти перевозки из казенных в частные руки, так и пропал даже и сам запах такого вот рода бурлачества. Ведь уже во времена Пушкина упоминаний такого плана нет и в помине. Бурлаками же именуются исключительно погонщики впряженного в тягло скота.
Однако ж демократам второй половины XIX века, Горьким да Шаляпиным, воспевателям освобождения от неких цепей русского пролетариата, требовалось откуда-либо это бурлачество притащить и воспеть. Они, следует отдать им все же должное, его и откапали, благодаря Репиным и Некрасовым, и, благодаря революции в России, раздув из паршивой трехграммовой мухи в жирнющего многотонного слона, воспели. Причем, просто фантастическим образом: так удивляюще красиво, что мы, странным образом, поверили в ими изобретенную глупость, с самого раннего детства все продолжая впитывать в себя весь этот пропагандистский яд. И, в конце концов, все ж поверили, что Россия некогда была страною бурлаков.
А все было, что уже разобрали, много проще. Петр, просто-напросто, переломал наш торговый флот. А потому и появляются эти странные баржи, лишенные управления, которые даже конную тягу, ввиду инерции, некоторое время упрямо почему-то отвергают. Что и подхватывают затем Репины с Некрасовыми в качестве основного отличия от всех иных стран России, якобы искони серой, отсталой и неотесанной.
Вообще вода искони является стихией русского человека. Вот, например, как описывает кораблекрушение швед:
«Bcе бывшие с нами русские солдаты умели плавать; они брали кто весло, кто доску или ставню, и бросившись в море, достигали берега» (Пипер Г.А. Извлечение из записок прапорщика Густава Абрама Пипера впоследствии генерал-маиора и губернатора. Цит. по: Грот Я.К. Труды Я.К. Грота из русской истории. СПб., 1901. С. 152).
Шведы же, абсолютно также — все до единого, что выясняется, плавать, наоборот, не умели. А потому вот как приходилось спасать с уже опустевшего корабля своих полумертвых от страха сотоварищей шведу Густаву, и самому-то словно огня боящемуся все той же стихии:
«Я должен был вытаскивать из каюты моих полумертвых и чрезвычайно малодушных товарищей, и, не думая о самом себе, велел Меландеру броситься на дечный люк, а Герсу — на мачту. Между тем молодой, но слишком нерешительный Брюс, стоял и сокрушался, говоря: „Ах, Боже мой, Боже мой! что со мною будет? г. прапорщик, куда мне деваться?” В ту самую минуту из под судна выплыл киль с передним штевнем и я сказал ему: „вот спрыгни на этот обломок, он тебя вынесет на берег”» (Там же).
Почему же так категорично отличался русский человек от иностранца? Какие особенности не позволяли тем же шведам уметь плавать точно так же, как русским?
Вот что немцы говорят о водной стихие:
«Вода в реке живет, обладает волей и губит вступившего в нее человека…» (Колосовская Ю.К., Павловская И.А., Штерман Е.М., Смирин В.М. Культура Древнего Рима. Том II. Издательство «Наука». М., 1985. С. 109).
У нас же вот как описывает любовь русского человека к воде, например, чех Бернгард Таннер в составе польско-литовского посольства посетивший Москву в 1678 г.:
«Большие ворота… ведут к Москве-реке, текущей близ самых стен, через которую наведен плавучий мост… на нем каждый день, бывало, видишь многое множество женщин с бельем, а по праздникам и воскресеньям множество купающихся мужчин» (Таннер Б. Польско-Литовское посольство в Московию. Цит. по: Бернгард Таннер. Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 г. Императорское общество истории и древностей Российских. М., 1891. С. 62).
Вот по какой причине, о чем сообщает швед Густав, абсолютно все русские солдаты, когда корабль потерпел крушение, оказались умеющими плавать.
И вот что сообщается о судоходстве на Руси с древнейших времен:
«Водные сообщения производились в древние времена на Руси на разных судах. Строение судов значительно развито было у наших предков еще во времена доисторические…» (Аристов Н. Я. Промышленность Древней Руси. С-Пб., 1866. С. 94).
Причем, что сообщает писатель XIX века:
«…снасти у судов были те же, какие видим теперь» (Там же, с. 100).
Исторические же времена сразу нам преподносят вот какой на данную тематику фортелек:
«…у Олега во время похода на греков 907 г… “бы числом кораблей 2 000”… у Игоря в 941 г. было 10 000 судов во флоте…» (Там же, с. 99).
То есть с дерева еще нас греки снять не успели, что милейшими нашими историками изобретено, а наш флот уже превосходил этих навязавшихся нам в культуртрегеры примитивных варваров, что уже на самом деле, разков эдак в пятьдесят.
Что полностью подтверждает отношение к древнему кораблестроительству исключительно нашего языка:
«Исследования показывают, что термины мореплавания являются исключительно славянскими (ладья, челн, струг, насад, паузок, ключ (уключина), пря (парус), весло, корма, нос, палуба и т.д.) либо греческими…» (Лесной С. Откуда ты, Русь? «Алгоритм». «Эксмо». М., 2006. С. 63).
Но кто же такие греки?
Скандинавы, во всяком случае, греками именовали исключительно нас. Потому со временем, возможно, какие-то термины и перешли от нас к уже нынешним грекам.
Но как же быть с этим самым «из варяг»?
«Ни одного скандинавского термина мореплавание Древней Руси не усвоило.
Единственное слово “шнека”, ставшее интернациональным, употребляется еще и до сих пор только в области северных морей, но на внутренних водных путях совершенно неизвестно, как не известно и на Черном и на Каспийском морях» (Там же).
То есть путь «из варяг», что теперь выясняется окончательно, означает собой путь из русских западных земель исключительно тех народов, которые имели богатый опыт мореплавания, что и отразилось в их наречиях. Теперь эти земли перезаселены многочисленными воинственными сухопутными пришельцами, вытеснившими мореходные племена славян из Западной Европы, подавивши их своей численностью.
«Из византийских… источников мы знаем, что руссы плавали в Черном море издревле и что только греки и русы были здесь народами-мореходами.
Все остальные избегали моря, будучи преимущественно кочевниками; о хазарах прямо сказано, что плавать по морю они не умеют. Мореходные таланты руссов были замечены уже давно, и они часто служили в византийском флоте, занимая подчас даже очень высокие должности. Тесная связь руссов с греками на почве мореплавания отражена несколькими греческими словами, перешедшими в русскую плавательную терминологию…» (Лесной, с. 64).
«И если венеты всегда были славными мореходами со времен разрушения Трои и до пиратства венедов и ругов на Балтике, вплоть до Средиземноморья, то в этом мы обязаны видеть вышеупомянутый генетический код народа, сделавшего с древности мореходство своей визитной карточкой» (Ларионов В.Е. Православный ключ «коду Да Винчи». Издательство «Дар». М., 2006. С. 88).
«…норманны-варяги и русь, не имевшие между собой ничего общего в смысле племенного родства, состояли на византийской службе, первые — в составе сухопутных отрядов, вторые, т.е. русь, — преимущественно во флоте» (Державин Н.С. Происхождение русского народа. Минск, 2009. 248. Любавский М. История западных славян. М., 1918. С. 73).
В подтверждение всему вышеизложенному:
«Нигде во всех исторических документах (ни на Западе, ни на Руси) нет ни слова о скандинавских купцах в глубине Руси» (Лесной, с. 64).
Мало того:
«За все “норманнское время” в Киеве не найдено ни одного западноевропейского динария — факт, совершенно несовместимый с норманнской теорией…» (Лесной, с. 65).
Да, на своих филюгах этим сухопутным варварам на просторах наших водных систем делать было нечего. Потому как наши суда еще в незапамятные времена, о чем свидетельствует Избрант Идес перед самым уничтожением Русского флота Петром, ходили:
«При помощи паруса при попутном ветре они могут двигаться против течения… Суда… построены без железных гвоздей или железа вообще, а только из дерева» (Избрант Идес и Адам Бранд. Записки о русском посольстве в Китай (1692–1695). Цит. по: Избрант Идес и Адам Бранд. Записки о посольстве в Китай. Глав. Ред. Вост. Лит. М., 1967. Гл. 1, с. 59).
Кстати, у нас не только дома и церкви строились без единого гвоздя, что доказывает в вышеприведенной фразе визитную карточку русского способа строительства судов, но даже мосты. Что приводит в своей книге о путешествии к нам Павел Алеппский:
«Мы переехали через большую реку… по огромному длинному мосту, тянущемуся на значительное расстояние… Весь он без гвоздей, лишь из одного дерева» (Алеппский П. Путешествие Антиохийского Патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеппским. Выпуск 2 (От Днестра до Москвы). Книга 5. Цит. по: Чтение в обществе истории и древностей российских, Книга 4 (183). 1897. Гл. 14, С. 127).
А вот какие орудия труда при этом использовались у нас чисто традиционно. Сообщает француз Жан Соваж, видевший Архангельск в 1586 г.:
«…хоть у строителей русских все орудия состоят в одних топорах, но ни какой архитектор не сделает лучше того, как они делают» (Дьеппский Ж. С. Записка о путешествии в Россию Жана Соважа Дьеппского, в 1586 году. Цит. по: Русский вестник. Т. 1. Вып. 1. 1841. С. 229).
То есть ни молотков, ни гвоздей в руках русских мастеровых приезжий француз так и не увидел. Чему сильно удивляется. То есть техника Руси кардинально отличалась от техники Запада. Что не осталось французом не подмечено.
Вот еще об особенностях наших плавательных средств. На этот раз от побывавшего в России в 1670 г. Якова Рейтенфельса:
«Необходимые для плавания по морю и по рекам суда они сколачивают без гвоздей так, что нигде не видно даже малейшего гвоздика, связывая все, чрезвычайно искусно, исключительно одними прутьями и лозой (Рейтенфельс Я. Сказание светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии. Книга III. Цит. по: Утверждение династии. Фонд Сергея Дубова. М., 1997. Гл. 15. С. 355).
Именно этот наш гигантских размеров флот, где суда доходили до 2 000 т водоизмещением (ни одна из каравелл Колумба не превышала и 270 т), и порубил в щепки наш эдакий якобы флотоводец всех времен и народов, а на самом деле могильщик Русского флота, царь-антихрист Петр.
А до него, что и понятно, мы являлись морской сверхдержавой. А как иначе, если даже речные наши суда в 8 раз превосходили своими размерами корабли отправившихся на завоевание Америки европейцев?
Причем, именно об этом говорит и переориентированное с оснащения наших судов на оснащение судов западных главный предмет русской торговли — изделия из конопли:
«И в Англии, и в Голландии и во всех прочих морских державах — такелаж судов на 90% состоял из русского пеньковолокна» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006].
То есть у них, отродясь, и материала-то сносного для обвязки такелажа не имелось, чтобы самостоятельно, то есть без нашей помощи, отправляться в дальние плавания…


Оглавление

Древнерусский флот – миф или реальность?....................1
Что за флот изобрел Петр Первый………………………..4
Война на море………………………………………………8
«Суда их изрубить»……………………………………….15
Русский флот в эпоху раннего средневековья…………..20
Русская стихия……………………………………….…….25


© Copyright: Алексей Алексеевич Мартыненко, 2016

[Дриада 906]

Тамара:

Рецензии
Написать рецензию
"Свежо предание, а верится с трудом..."

Если мы до Петра были морской сверхдержавой, имели такой могучий флот и такие мощные корабли... кстати, на Волге я такую барку грандиозную видел - действительно, там и две бани могло поместиться и человек 500 влезало, вот только для плавания по морю такая посудина не была приспособлена, более напоминала собою огромную плавучую платформу или паром, в океане ей бы быстро хана наступила... значит, такой флот могучий был и у Ивана Грозного, воевавшего со шведами. Чего же Грозный не нанёс им решающего поражения? Стокгольму не бомбардировал с моря?

Если победы Петра были дутыми, то шведы бы упёрлись. Что такое, в конце концов, потеря 300 человек с нескольких судов в плане целой войны... А они Северную войну проиграли. Прибалтику Петру уступили, за которую сами воевали лет сто пятьдесят. Пётр расширил границы Российского государства, а без военных побед и военного превосходства этого никто бы из соседей не допустил. Ваша критика Петра, основанная на довольно спорной книге Буровского, весьма предвзята и также необоснована. Был бы Пётр таким ослом - Российское государство ослабло бы. А оно в 18 веке только усиливалось.

Всё паразит Пётр разрушил, антихрист проклятый. Но вот он помер. Ну восстановили бы, после его смерти-то? Или всё позабыли в один миг как делать? Не забыли, гигантскую барку 19-го века, то есть после Петра уже, я, повторяю, сам видел. Значит, это были сугубо речные суда и Пётр их и не думал уничтожать. Они себе плавали, перевозили грузы по Волге. Сами эти суда и были грузом - по прибытии на место их разбирали на лес. То есть они плавали с верховьев Волги в один конец. Назывались они беляны и представляли из себя широкую основу, на которую сверху особым способом укладывали лес, что создавало как бы платформу. Сверху даже избы ставили и бани, всё верно. Водоизмещение было - до 800 тысяч пудов. Как океанское судно. Но ни по какому океану, конечно, эта куча дров плавать не могла. И не Пётр это уничтожил. А советская власть.

Обводной канал вокруг южного берега штормового Ладожского озера, топившего и морские суда того времени, Пётр тоже от ехидства решил прокопать? Или всё же хотел защитить корабли от потопления? Смешно как-то задавать такие вопросы. С Буровским ясно - англосаксам продался. Я как читнул, как он хвалит завоевание Индии, сразу понял, откуда дует ветер. А вы-то чего усердствуете, обзывая погаными словами русских моряков, воеваших с "мирными" шведами?

Ну что же ваши маджусы на таком могучем флоте в 10 раз больше водоизмещением каравел Колумба не дошли до Америки? Странно как-то. Викинги на драккарах с низкой осадкой и то добирались. Китайцы на своём флоте до Калифорнии доплывали, это сейчас установлено. Ещё до Колумба. И с местными индейцами даже перемешаться успели.

Олег, подойдя к Константинополю, часть ладей поставил на колёса и под парусами они пошли по суше, перепугав ромеев. Всё так. Но чтобы такое произошло, вес этих ладей должен был быть весьма небольшим, иначе силы ветра было бы недостаточно, чтобы привести их в движение. То есть это были большие лодки, а не огромные суда. Да под здоровенным кораблём, на котором помещалось чуть не 500, как вы утверждаете воинов, ни одна ось деревянная бы и не выдержала. К тому же сообщается об уничтожении флота славян греческим огнём - на дромонах были огнемёты. Опять-таки, так можно было пожечь лодки или драккары. Да и летописи русские не сообщают чего-либо о каких-то грандиозных судах.

Так что до Петра были мы морской сверхдержавой разве только в воображении мосье Буровского. Ну и вы, конечно, присоединились...

Сергей Взоров 12.01.2017 20:14 •