Сказы Ивара. Воспоминания о будущем

[Тамара 4 145]

 В краю далеком, давно забытом, под юным дубом лежал валун.
Заросший мхом, он тихо грезил, вспоминая рожденье мира,
Тот миг, когда из хаоса пучины, в огне и громе, родился остров.
И вырос дуб, своею кроною пронзивший небо.
И помнил камень, как корни дуба земля питала.
И как в пещере родился змей, и заселили ту землю звери
И люди, люди, что были детьми, родными детьми земли и неба.
Так грезил камень, и в этих грезах он сам был юным и в юном мире.
Бежали годы и шли столетья
Пришли чужие, срубили дуб, убили змея,
Во имя бога чужого бога, злого бога далекой западной пустыни.
Под тяжким гнетом чужого бога склонились люди,
Забыв, что были они, когда-то, родными детьми земли и неба.
Забыли люди и зелень дуба, и мудрость змея,
И мхом забвенья покрылся камень.
Земля страдала, забыта детьми, убита горем.
То помнил камень.
Бежали годы и шли столетья, забыли люди дорогу к камню.
Служили богу, чужому богу, злому богу далекой западной пустыни.
Но мать не может забыть о детях, они вернутся!
Их нужно встретить как подобает, зеленью дуба, мудростью змея.
Тогда, быть может, они забудут чужого бога, злого бога далекой западной пустыни.
И снова вспомнят, что они люди, родные дети земли и неба.
В краю далеком, в краю забытом так грезил камень, заросший мхом,
Под юным дубом и с юным змеем в пещере тайной.
Так грезил камень, который помнил рожденье мира.
Тот камень помнит, а мы забыли,
И имя камня, и зелень дуба, и мудрость змея.
Дорогу к камню в тот край далекий, дорогу к дубу, к себе дорогу.

Ивар Аврлос.

[Тамара 4 145]

Из темного проема двери на нее что-то смотрело. Какая-то смутная тень, не то человек, не то зверь. Что-то древнее, могучее, жестокое и злое. Маленькая девочка, вжавшись спиной в угол кровати и заслонившись от темной фигуры подушкой и одеялом, тихо плакала от отчаяния и страха. За перегородкой мирно спали родители. Иногда негромко похрапывал отец, прислушавшись можно было уловить дыхание матери. Они ей не верили, говорили, что она уже взрослая и должна спать одна, говорили, что она лгунья и все это выдумала. От обиды к горлу подкатил ком, девочка всхлипнула, и тут же плотнее зарылась в подушку, подавив плачь. Если от её плача проснуться родители, то её снова будут ругать, стыдить и говорить что она лжет. Это было страшнее темной фигуры в проеме двери. Девочка почувствовала, как тень развеселилась. Её жуткое веселье, как будто, говорило: «Ты моя, моя добыча, тебе никто не поверит, не спасет и не защитит ». И действительно, единственной, и то не слишком надежной, её защитой были одеяло и подушка, да стена за спиной. Можно было еще забраться под матрас, матрас был толстый, под матрасом было хорошо, почти не страшно, но мама ругалась, когда она так делала. Мысль о матрасе немного успокоила, страх притупился, дала себя знать усталость, и к маленькой девочке пришел сон. Очередной кошмар, в котором смутная тень, приходящая к ней наяву, обретала зримые очертания. Получеловек полузверь, на человеческом, в общем, лице маленькие злобные свиные глазки, над свиным же рылом, на голове короткие, как у теленка, рожки. Громадные руки, когти на пальцах, покрытые шерстю ноги с козлиными копытами. И во сне у девочки не было от него никакой защиты, даже той, ненадежной, что наяву ей давали одеяло и подушка. Нужно было бежать, бежать, бежать, на подламывающихся от страха ватных ногах, с дико стучащим рвущимся из груди сердцем, бежать……….
Тихо скрипнула дверь, и в комнату бесшумно ввалился огромный черный кот. Хозяйка, с отсутствующим видом, сидела в кресле. Открытые глаза смотрели куда-то вдаль, по лицу текли слезы. Кот недовольно мяукнул, он очень не любил, когда хозяйка вот так проваливалась в свои детские воспоминания. Он мягко, бесшумно и аккуратно запрыгнул на колени хозяйке. Она даже не шелохнулась, продолжая все так же смотреть куда-то вдаль ничего не видящими глазами, из глаз по-прежнему текли слезы. Улегшись на коленях хозяйки, кот тихонько замурлыкал, перебирая коготками подол платья. И с каждым звуком хозяйка, как будто, оживала, возвращаясь в здесь и сейчас. Взгляд стал осмысленным, и вот уже рука, смахнув слезы, стала гладить кота. Кот довольно зажмурился, ну вот уже все в порядке, все прошло, давным-давно прошло, все хорошо.
На тихой деревенской улице послышался шум мотора, машина остановилась рядом с домом. Клацнула дверь, кто-то вошел в прихожую без стука. Женщина поднялась, мягко ссадив кота с колен и пошла встречать гостью. Городская, молодая, красивая, богатая, наглая. Черный кот, не хуже хозяйки разбиравшийся в людях, демонстративно грубо зевнул на гостью и принялся вылизывать себя под хвостом. Эта сейчас будет рассказывать , что поскольку у меня дар, то я должна решить все её проблемы вот прямо сейчас и бесплатно. Дар. Старая ведьма, на короткое мгновение, вновь почувствовала себя той маленькой девочкой, девочкой обладавшей даром видеть демонов. Даром. Не по возрасту сильное и гибкое тело старой ведьмы напряглось, глаза стали злыми, взгляд притянул, приковал глаза непрошенной гости. Визитерша, заткнувшись на полуслове, медленно, как будто полусонная, вышла вон. Хлопнула дверь машины, послышался звук мотора.
Черный кот тихо, одобрительно мяукнув, с уважением посмотрел на хозяйку.

[Тамара 4 145]

Горел костер, витийствовал монах,
Жгли ведьму, ты смотрела.
В костре кричала твоя мать:
«За что?! За что?! Вы люди или звери?!»
Смеялась, сквернословила толпа.
Жгли ведьму, что людей лечила.
Жгли люди, нет, не звери. Люди.
Горел костер, витийствовал монах.
В костре горела твоя мать, а ты смотрела.
Хотела б не смотреть….
Но руки тех, кого она лечила, держали
Не давали отвернуться.
Горел костер, витийствовал монах.
Жгли ведьму, ты смотрела.
Хотел монах, что бы то зрелище
Тебе внушило страх,
Что б испугавшись, отреклась ты и от знаний и от силы,
Забыла все чему учила мать, забыла как лечить.
Что бы, покаявшись, смиренно и покорно служила богу.
Горел костер, витийствовал монах
Жгли ведьму, ты смотрела
Вскричав в последний раз, в костре
Навек умолкла твоя мать.
Не верилось……… за что? Зачем?
Она же вас лечила, люди!

Погас костер, умолк монах
Затихла, насторожилась толпа
Все жаждали узреть не виданную милость
Увидеть, как раскаявшись, ты уедешь в монастырь
Вымаливать прощения…………..
За что? За что? Ведь мы же вас лечили, люди…….
А на дворе безумствует весна,
цветет сирень и веет вольный ветер
А ждут вериги, пост и тесная удушливая келья
Могила заживо……….
А хочется любить, лечить, быть вольной птицей
Вольным ветром….. ветром…………
Сложите. Мне. Костер.
Горел костер, витийствовал монах
Жгли ведьму………………

[Тамара 4 145]

На сцене маски играют роли
Одни герои, другие злодеи
Из зала смотрят на сцену …. Маски
Ведь зрители тоже лицедеи
На сцене маски снимают маски
Исчезли герои и нет злодеев
Со сцены сходят другие …. Маски
Ведь в этой жизни мы все лицедеи
Играем роли, вся жизнь как сцена
Слова чужие и чувства тоже
Играют маски в чужом спектакле
Ну а под маской, под маской что же?
Ну а под маской другие маски
Одни для сцены, другие для ложи
Ведь лицедею в толпе из масок
Без должной маски быть негоже
Ведь мир театр, в нем люди маски
Играют роли лицедеи, чужой сценарий
Слова пустые и чувства то же
Ну а без масок, без масок что же?
Но мир театр, в нем люди маски
Идет спектакль и куплен билет
Ну а без масок, без масок как же?
А, вдруг, без масок нас просто нет?